– Тебе не нравится этот путь? Я ошиблась тропинкой? – спросила она вслух и повернула назад. Снова дошла до развилки и сделала шаг по другой дороге. И опять ребенок начала больно толкаться. Она выбрала третий путь и ощутила лишь мягкое шевеление, как будто малыш успокоился и дает ей знак, что теперь все в порядке.

Так она и продолжила свой путь. Иногда широкая и удобная тропинка, которая так и манила ее, не нравилась ребенку, и ей приходилось карабкаться по другой, еле заметной, круто уходящей вверх по склону. Однажды ей пришлось перелезть через кучу камней, упавших на ее пути, и она разодрала в кровь начавшие заживать руки. В другой раз острая ветка рассекла ей щеку, и она почувствовала, как кровь стекает по ее щеке. А еще однажды вечером, когда она уже устала идти, но не могла найти места для ночлега, запнулась о корень дерева, выступавший из-под земли, упала и разбила колени. Боль сопровождала каждый ее шаг. И как только она привыкала к ней, забывалась, происходило что-то еще, чтобы усиливало ее, добавляло новую рану, новую ссадину.

Лейла довольно скоро поняла, что она идет уже не в Саранд. Видимо, в каком-то месте она свернула и ушла к востоку, туда, где когда-то заблудился знакомый Великанши. Саранд остался в стороне, и Лейла была рада, что ей не пришлось снова увидеть его – город, в котором живет ее любовь, и в котором она могла бы быть счастлива. Боль в теле она могла стерпеть, но боль в ее сердце, вспыхнувшая с новой силой при виде городских стен, сразила бы ее наповал.

Очень скоро всякие тропинки кончились совсем. Ей пришлось продираться сквозь лес, сухие ветки разодрали ее и без того рваную одежду, и она висела лохмотьями, едва прикрывая истощенное тело и большой живот. У нее кончился хлеб, который она купила на последние деньги в селении, и голод пришлось утолять холодной водой из ручьев. «Если я не доберусь до озера как можно скорее, я умру здесь, среди непроходимого леса, и никто даже не будет знать, где я, чтобы меня оплакать», – подумалось ей, но она не огорчилась этому. Мысль о смерти сопровождала ее, как и робкая надежда, уже давно, и она свыклась и с тем, и с другим, иногда странно чувствуя себя, понимая какие противоположные мысли царят в ее разуме. Не пугали ее уже ни звуки, которые она слышала в лесу, ни волчий вой, ни крики странных птиц.

Она шла по лесу, так же как шла в горах – ребенок вел ее. Как только она направлялась не в ту сторону, он начинал биться в ее чреве, и она понимала, что идет не туда. Порой ей было трудно понять, куда же идти. Однажды она подошла к глубокому оврагу с крутыми склонами, по дну которого бежал ручей. Как только она пыталась пойти вдоль него, ребенок причинял ей нестерпимую боль. И тогда она поняла, что идти ей надо вниз, туда, где шумит вода, скатываться по склонам или пытаться цепляться за корни, торчащие то тут, то там. И когда она села на краю, чтобы потихоньку спускаться, ребенок прекратил биться. Кое-как, рискуя сломать шею, она спустилась вниз. Выпив воды из ручья, она вдруг поняла, что это было не самое тяжелое, потому что впереди – подъем по другой стороне. Цепляясь за траву, корни, валуны, она медленно поднималась. Один из кустов оказался хлипким и вылетел с корнем. Ее рука соскользнула, и ноготь безымянного пальца полностью вырвался из пальца. Лейла заорала от боли, но ей нечем было перевязать рану, и пришлось продолжать движение, цепляясь ранеными пальцами, оставляя кровавые следы.

Наконец это препятствие осталось позади, и Лейла смогла дать волю слезам, которые текли и текли по ее лицу. Она просто шла, прислушиваясь к шевелению ребенка, как будто он был ее компасом. У нее уже не было сил даже открыть свою книгу, потому что пальцы закостенели, застыли от боли, холода и ран. Мелькнула мысль, что если выйдет сейчас из чащи хищный зверь, то не сможет она ни убежать от него, ни защититься.

Лес стал таким густым, что пробираться было почти невозможно. Она прикладывала все силы, чтобы отгибать ветви, раздвигать молодую поросль деревьев. Когда она уже почти запуталась и с трудом отодвинула очередную ветку, она соскочила, спружинила от ее руки и больно хлестнула по лицу. Торчащий острый сучок вонзился ей в левый глаз, и по щеке потекла теплая жидкость. Лейла поняла, что лес наполовину ослепил ее, но решила не останавливаться, даже если лишится второго глаза. Ребенок толчками сможет подсказывать ей, куда идти. Она остатками платка перевязала голову так, чтобы скрыть поврежденную сторону.

Продвигаться вперед теперь стало еще тяжелее, зрение сузилось, приходилось вертеть головой, чтобы понять, куда направляться, и что находится рядом. Не привыкшая полагаться только на один глаз, Лейла несколько раз падала. Лес побеждал ее, но она не сдавалась. Он словно откусывал от нее маленькие кусочки – ноготь, капельки крови, глаз, лоскутки кожи. У него была целая вечность, чтобы окончательно пожрать ее, и она это понимала. Глупо бояться страшных зверей – лес был не менее страшным, но она не сдастся, пока может идти. Она будет двигаться, пока ноги еще не отказали ей.

И вот когда она в очередной раз упала и поняла, что не может подняться, настолько она ослабела и устала, в просвете деревьев мелькнуло что-то белое. Это видение придало ей силы, она взяла себя в руки и пошла туда, пока деревья не стали более редкими, и пока не вышла она на опушку. И тут она поняла, что белое, что виднелось из леса – песок, мелкий, белоснежный, лежащий странными барханами, и что окружает этот песок большое озеро с совершенно черной, неподвижной водой.

Лейла упала на колени на траву, не в силах оторвать взгляд от водной глади. Она дошла. Она нашла магическое озеро. Где-то здесь, на его берегу, адам Улар стережет свою мертвую невесту. И где-то здесь, через белый песок, ведет узкая тропинка, проложенная прекрасной Илир.

Лейла встала. Она шаталась, с трудом держась на ногах. Если она сделает привал сейчас, она уже не сможет встать. Остается только одно – искать тропинку прямо сейчас, пока она еще в состоянии переставлять ноги, и надеяться, что ее хрупкое тело выдержит и это испытание. Ей нужно сберечь немного сил, чтобы пройти по этой тропинке, дойти до черной воды озера и позволить ей сомкнуться над собой.

Уже почти дойдя до песка, она вдруг странно повела головой, ее единственный глаз закатился, и она потеряла сознание.





Глава 6




Лейла очнулась от странной боли в животе. Тихо застонала, обхватила себя руками, но постепенно боль отпустила. Она вдруг поняла, что уже не на берегу озера – было тепло, и кроме боли внутри, она чувствовала себя намного лучше. Ни усталости, ни боли в ногах больше не было, она не ощущала своих ран. Лейла лежала в постели, укрытая одеялом, в просторной комнате, противоположный угол которой освещался пламенем масляной лампы.

Она отбросила тяжелое одеяло и встала. С удивлением обнаружила, что на ней больше не ее лохмотья, а чистая длинная рубаха из тонкой ткани. Слабая боль опять вернулась, как будто накатила волна. Это не мешало ей идти, и девушка направилась туда, где виднелся свет.

В том углу стоял огромный стол, заваленный свитками и книгами, но не это привлекло ее внимание. Рядом со столом стоял странный, абсолютно прозрачный гроб, в котором лежала молодая женщина с длинными белыми волосами. Пораженная, Лейла застыла, разглядывая мертвую красавицу. Самое страшное было не то, что она видела умершую, и не то, что она оказалась в этом необычном месте, а то, что женщина в гробу была похожа на нее саму, как две капли воды. Единственным исключением были волосы, но если представить их черными, то ни один человек не понял бы, с кого Зейнаб и Иман делали портрет – с Лейлы или с усопшей. Боль усилилась, и Лейла инстинктивно схватилась за живот. Но как и в первый раз, она потихоньку отпустила ее, и ей удалось выпрямилась, чтобы осмотреться.

Никого в странной комнате не было, но Лейла уже поняла, где находится, и кого видит в гробу, хотя до сих пор не могла справиться с изумлением, глядя на покойницу, как в зеркало. Она осмотрела руки и ноги – раны были перевязаны, на ссадины нанесена мазь, пахнущая травами. На голове, закрывая поврежденный глаз, тоже была повязка. Лейла не могла видеть ее, но на ощупь поняла, что это не ее грязный платок. Она помнила, как упорно шла к озеру, но что случилось потом, ей было неведомо. Кто-то подобрал ее, принес сюда и позаботился о ней. Этот человек (если это был человек), вряд ли желал ей зла. Она вдруг вспомнила про свою котомку и начала оглядываться, пытаясь найти ее, но так и не нашла.

Хотелось пить, от жажды пересохло горло. В комнате не было воды. Она уже почти решилась выйти наружу, как накатилась новая волна боли. В животе словно что-то сжималось, на этот раз сильнее, чем в первый. Она испугалась. Неужели что-то случилось с ребенком? Но почувствовав шевеление, немного успокоилась. Надо найти того, кто принес ее сюда. Раз он обработал ее раны, то вряд ли собирался ее убить или навредить ее. Может, он поможет ей и с этой странной болью, которая то усиливалась, то утихала, оставляя ее на несколько минут в покое. Тетушка говорила ей, что так бывает перед рождением ребенка, когда Лейла призналась ей, что ничего не знает о том, что ее ждет, когда беременность подойдет к концу, но пока что слишком рано, чтобы малыш появлялся на свет! Может, это из-за того, что она так долго шла, и так много перенесла?

Боль опять отпустила ее, и она направилась к выходу. В комнате не было окон, и она не понимала, день сейчас или ночь. Из комнаты с мертвой красавицей она попала в другую, поменьше, где стояла еще одна кровать. На ней спал мужчина, с такими же белыми длинными волосами, как и женщина в гробу. Его брови и ресницы были тоже абсолютно белыми. Лейла поняла, что он очень высок ростом, это было заметно, даже когда он лежал.

Новая схватка накатилась резко, и Лейла чуть слышно застонала, разбудив незнакомца. Он открыл глаза, и девушка с удивлением заметила, что они у него темно-красные, пугающе выделяющиеся на фоне очень бледной кожи. Одним рывком ее спаситель поднялся со своего ложа и перегородил ей путь. Он глядел на нее во все глаза, но не произносил ни слова.

– Пить, – прошептала наконец Лейла, у которой схватка забирала те немногие силы, которые вернулись к ней после тяжелого путешествия.

Незнакомец подал ей глиняный кувшин с водой, и Лейла жадно выпила все.

– Спасибо вам, – сказала она, возвращая кувшин. – Спасибо за все. Вы… спасли меня.

– Я нашел тебя на берегу.

Голос у него был глубокий, пронизывающий до костей. Он ничего не спросил, но в его глазах был вопрос.

– Я шла к озеру. Мне нужно было найти тропинку к воде, которую проложила прекрасная Илир.

– Многие хотят найти ее, но все становятся едой для гулей.

– Я не боюсь этого. Это мой последний шанс.

– Ты не дошла даже до гулей. Ты умирала, когда я нашел тебя.

– Вы помогли мне. Вы помогаете всем, кто попал в беду?

Человек засмеялся.

– Мне плевать на всех искателей сокровищ или мелких фокусников, мнящих себя великими волшебниками. Но когда я увидел тебя… Твое лицо… Ты слишком похожа на нее… на мою Илир.

– Значит, я правильно поняла, – ответила Лейла, держась за живот, пытаясь успокоить боль. – Вы Улар.

– Да, я Улар, последний из адамов. А ты – человек, но у тебя лицо Илир. Но внутри тебя – странное создание, которое скоро родится. Я не могу понять его природу, но уже чувствую его силу.


– Родится? Слишком рано! Я должна носить его еще две луны!

– Он уже в пути, и тут нельзя ничего сделать. Он родится через несколько часов.

Лейла заметалась по комнате.

– Мне нужно идти! Я пришла, чтобы окунуться в воды Черного озера. Мне нужно сделать это, пока ребенок не родился!

– Почему? Зачем тебе это?

Лейла поняла, что Улар не собирается ее выпускать, а выхода она не видела. И она приняла решение все рассказать. Она вспомнила все – покинувшую ее мать, замужество с незнакомцем, которого она полюбила больше жизни, проклятие Айши, путешествие в Долину джиннов, странную силу их амулета в ней, книгу, которая давала ей предсказания, и которая подсказала ей идти на Черное озеро. Периодически она прерывала свой рассказ, чтобы переждать схватку, а потом продолжала. Рассказ занял немало времени, и схватки становились все чаще и все сильнее.

– Где теперь твоя книга? – спросил ее Улар.

– Она была в котомке со мной. Вы не принесли ее сюда?

– Наверное, она осталась с лохмотьями, которые заменяли тебе одежду. Жди здесь.

Это указание было лишним – Лейле тяжело было двигаться, и сил у нее становилось все меньше. Она так и не поняла, куда делся адам, и как вернулся. Но когда он снова появился перед ней, в руках у него была ее котомка – грязная, разодранная. Неудивительно, что он не захотел вносить ее в дом. Не дожидаясь разрешения, Улар развязал котомку и вынул книгу из шкатулки. Удивленно поднял взгляд на скрюченную от боли Лейлу и спросил:

– Откуда у тебя эта книга?

– Она принадлежала моему отцу. То есть так сказала мне моя тетя… Но это магическая книга. Наверное, моя мать подарила ее ему.

Улар нежно погладил обложку книги.

– Когда-то я ушел жить к людям. Я забыл, кто я есть. Но в моем сердце жила непонятная мне тоска… И я начал писать эти стихи… Мне казалось, я выдумал мужчину, который потерял свою возлюбленную… Я всегда писал о любви к ней. И когда Илир нашла меня, я отдал ей эту книгу. Но потом, на озере, ее не было с ней… Она оставила ее в городе, уж не знаю почему.

Лейла была поражена и не знала, что сказать, а Улар продолжал:

– У тебя ее лицо… И моя книга… Она не зря хотела, чтобы я ее вспомнил. Хотела мне что-то сказать, но не успела. Меня ведь не было три года. Теперь я знаю, что она хотела мне сообщить.

– Что, о достопочтенный Улар?

– То, что наш угасающий род адамов был продолжен. Твоя мать, как ты рассказала, была очень сильной сахирой. Настолько, что даже сумела приручить кольцо, убивающее остальных людей. Она сделала это, потому что не была человеком. Точнее, не совсем человеком. В ней текла кровь адамов, как и в тебе. Я думаю, в городе Илир оставила не только книгу, но и нашего ребенка. Я не знаю, сколько поколений прошло между ним и тобой, и есть ли другие потомки. Но я знаю, что ты – продолжение Илир. Продолжение меня. Я не последний адам на земле. Ты родилась с врожденной магической силой, как и твоя мать. Именно поэтому книга говорила с тобой. Ты не как все сахиры. Обычно они долго учатся заклинаниям, некоторые довольно искусны в нескольких, но для этого им нужны годы практики и учебы. В тебе не только сила амулета джиннов. В тебе магия древнего рода.

– Но ничто из этого не помогло мне! Я скоро потеряю ребенка, не смогу быть с любимым, потеряю жизнь!

– Нет, Лейла. Как только родится ребенок, я отведу тебя к Черному озеру и помогу найти тропинку к воде. Ты войдешь в его воды с младенцем на руках и смоешь заклятие, наложенное на тебя духом пустыни.

– Разве это возможно?

Улар не успел ответить, как Лейла почувствовала, что по ногам течет что-то теплое. Схватки стали невыносимыми, и она застонала:

– Ребенок… Мне кажется, он вот-вот родится…

– Пока ты здесь, под моей защитой, с ним все будет в порядке, клянусь.

Улар одним движением сдернул со своей кровати одеяло и расстелил его на полу. Уложил на него Лейлу, а сам начал зажигать вокруг нее лампы, бормоча при этом слова на неизвестном ей языке. Дым от ламп и монотонный голос успокаивающе подействовали на Лейлу. Она чувствовала боль, но ей теперь казалось, что это не ее тело, боль не причиняла страданий. Она словно смотрела на себя сверху. Дыхание у нее выровнялось, страх ушел, руки и ноги стали тяжелыми, как будто налились свинцом.

Сквозь пелену тумана, который внезапно заполнил ее разум, она услышала женский голос. Он пел ей песню о весне, о цветущем миндале, о радости жизни, о ручьях, бегущих через зеленые поля. Из тумана выступил силуэт – высокая стройная женщина с длинными белыми волосами опустилась перед ней, уселась, подогнув ноги, устроилась поудобнее и начала гладить ее по голове. Теперь она пела другую песню – колыбельную. Такую песню поют матери своим дочерям, и Лейла улыбалась. Ушла боль и тревога, ей хотелось навсегда остаться здесь, и чтобы незнакомка продолжала гладить ее по волосам, держала ее за руку и пела песни. «Мама», – шептала Лейла. Образ женщины таинственным образом мерцал, менялся. Она не помнила, как выглядела ее мать, но почему-то была уверена, что это именно она.

И вдруг сквозь густую дымку и ласковые звуки колыбельной она услышала новый звук – негромкий, но настойчивый детский плач.





Глава 7




Воды сомкнулись над ее головой. Казалось, что сейчас она захлебнется, но сильные руки подтянули ее наверх, вытащили на воздух, и Лейла сделала спасительный вдох. Но на этом пытка не закончилось – она опять ушла под воду. На этот раз это не причиняло ей беспокойства. Приятное тепло разлилось по телу, наполнило его энергией, и почему-то ей не было нужды дышать – хотелось оставаться в воде как можно дольше. Чужие руки не дали ей этого сделать и снова подняли вверх. Тело казалось легким, невесомым, налитым силой, но вода манила, и Лейла с удовольствием окунулась в третий раз. Теперь она не плыла в воде – она была в эйфории, как будто летела, и ни одна грустная мысль не имела над ней власти. Ей хотелось остаться здесь навсегда, успокоиться и не вспоминать о печальном, отдаться этому полету навсегда. Но ей не позволили, резко выдернув из воды, которая дарила покой, несмотря на ее слабые протесты, и понесли. В теле больше не было усталости, но почему-то очень хотелось спать, и Лейла заснула.

Она пришла в себя на берегу, на том же месте, где упала без чувств пару дней назад. Слабо представляя, сколько прошло времени, она вскочила на ноги, пытаясь понять, где она, где ее спаситель адам Улар, а главное – где ее ребенок, плач которого она помнила явственно. Она оглядела себя. От ран не осталось и следа, ее кожа снова стала нежной, исчезли грубые мозоли на ногах и следы от камней и песка на руках. Внезапно она поняла, что снова хорошо видит, провела рукой по лицу и обнаружила, что с ее вторым глазом все в порядке. Самым удивительным были волосы – они снова отросли и стали еще длиннее, чем были раньше, но тонкая белая прядь на месте пера Альбурака стала намного больше. На ней была другая длинная рубашка, подпоясанная на манер верхней одежды, но ей совсем не было холодно, хотя ноги были босыми, а рубашка – тонкой.

– Я рад, что теперь с тобой все в порядке, – послышался низкий пронизывающий до костей голос.

Лейла обернулась и увидела, что Улар появился, как всегда, неожиданно, словно из ниоткуда.

– Где мой ребенок? – спросила она его с тревогой в голосе. – Я слышала его плач. Ты обещал, что с ним все будет в порядке.

– Прости меня, Лейла. Мне нужно было успокоить тебя. Твой ребенок родился раньше срока. Он был слишком маленьким и слабым. Он не выжил.