— О-м-м-матанда-а-а-ариос, — провыл какой-то поваренок буквально за стенкой и заколотил в импровизированный гонг: — Бом! Бом! Бом!
Боги, за что мне это…
Благо хоть здесь было посветлее — свечи в настенных канделябрах горели через одну, отбрасывая пляшущие блики на жуткие картины, насколько мне известно, нарисованные Бруно Гантрамом. Глядя на них, я невольно поддерживала выводы Раджинманда о психическом расстройстве — нормальный человек, пусть даже застрявший где-то в самом начале своего развития, не станет изображать собак с человеческими головами и кукол, душащих людей.
Я поспешила убраться подальше и от картин, и от завываний и звона, и от собственного страха, который впервые за несколько лет решил выбраться из укрытия и явить себя во всей красе. Сердце билось в горле, точно птица в силках, ноги вдруг стали ватными, а на глаза навернулись слезы. Да что со мной такое?
«Надо переждать в лаборатории. Туда они не сунутся. Пересижу до утра…»
Я уже едва не свернула в библиотеку, где за обычным с виду книжным шкафом скрывался путь в подвал, в котором старый некромант и оборудовал лабораторию, как вдруг поняла… Это же не мои мысли! И чувства не мои. To есть не так: чувства как раз мои, но усиленные до предела извне, потому что меня такой ерундой не напугаешь. Демоновы призраки!
Пришлось на минутку остановиться, закрыть глаза и постараться выровнять дыхание.
О способностях старших слуг я узнала далеко не сразу и первое время приписывала странное поведение бегущих из дома живых людей последствиям сорванного ритуала. Но затем нашла краткие характеристики всех отобранных некромантом душ, и все прояснилось. Именно Лорэлея влияла на эмоции гостей, распаляя их до нужной температуры. И именно Аццо ненавязчиво вмешивался в чужое сознание, зарождая правильные с его точки зрения идеи и направляя поток мыслей в определенное русло. Катрин могла заставить любого потеряться во времени и растянуть минуты на часы или сжать целый день до секунды, а Джерт так ловко запутывал тропы и маскировал дом непроходимой чащей, что, пожелай он, и сюда бы вообще никто и никогда не сумел добраться. Только связанный с домом хозяин был огражден от этих даров, и потому прежде мне не доводилось испытывать их на себе…
Что ж, пренеприятнейшие ощущения. Но при должном настрое вполне можно отделить собственные мысли и чувства от насланных, чем я сейчас и занималась.
А ведь это наверняка расплата. Не столько за побег, сколько за целый день, который призраки провели на коротком поводке, чтобы я могла спокойно подписать договор и не переживать, что мэтр Штанге заблудится в трех соснах, а мэйн Рэйнер сбежит восвояси, роняя сапоги и воинские медали. Чего мне это стоило, лучше даже не вспоминать…
Немного успокоившись, я наконец открыла глаза и поняла, что каким-то образом очутилось в гостиной и почему-то не стою, а сижу прямо на полу и поглаживаю пальцами мягкий ворс ковра. Чашки со стола исчезли, и Рэйнера в кресле уже не было, зато его место заняла бледная до синевы Лорэлея. На коленях ее лежала раскрытая книга, в руке плавился огарок свечи, длинные пепельные волосы змеились вокруг головы, точно мы погрузились на дно озера. Старик Гантрам писал, что она утопленница, но такой я даму-библиотекаря видела впервые. На меня явно пытались произвести впечатление.
— И блудная дочь вернулась в родимый до-о-ом, — заунывно начала она, и я скривилась, предвкушая очередной шедевр. Изъяснялась Лорэлея исключительно стихами собственного сочинения, чем порой доводила меня почище игры в учгунжского заклинателя. — Рыдая, припала к отцовскому изголовью. И велено было высечь ее огне-о-о-ом. И сказано было: грех пусть искупит кро-о-овью.
В тот же миг ковер под моими руками вспыхнул пламенем, и я подскочила, каюсь, не сдержав визга.
Демонов дом! Демоновы призраки!
Заключенная в огненное кольцо, я вертелась на месте, пока не поняла всю бессмысленность сего действа. Розоватые, как персиковая кожура, языки пламени поднимались все выше, но не излучали ни капли тепла и тем более не обжигали. Сунув руку прямо в огонь, я пошевелила пальцами и заорала что было мочи:
— Аццо! Прочь из моей головы! Кукиш вам, а не кровь.
Удивительно, но пламя погасло, оставив после себя легкую дымку, из которой и выплыли улыбающиеся мордахи Холли и Нелли.
— Скучная Юта.
— Глупая Юта.
— Мы тебя нашли.
«Как будто я пряталась», — успела подумать я, а в следующий миг загребущие детские ручонки вновь вцепились в мои запястья.
— Твоя очередь.
— Да сколько мож…
На сей раз меня перенесли в пыльную кладовку, в каких хранят совершенно бесполезный, но отчего-то жизненно важный хлам, и даже умный некромантский дом сия участь не миновала. В углу стояли какие-то доски, на полках лежали тряпки и жались друг к другу боками пузатые склянки. Разумеется, голой ступней я угодила прямиком в ведро, благо пустое, но равновесие все равно потеряла, и пришлось ухватиться рукой за стеллаж. Склянки угрожающе звякнули, но устояли.
— Считай до ста, — приказали девчонки и исчезли, а я оглядела свое новое убежище, поумилялась горящими свечками, которые кто-то заботливо оставил на одной из полок, и решила никуда отсюда не выходить.
Не хватало еще носиться по дому в одной сорочке, будто героиня грошового романа ужасов. Плюнув на все, я уселась на пол, подтянула колени к груди и уперлась в них подбородком.
Поскорее бы эта ночь закончилась…
— Грустишь?
Я вздрогнула и вскинула голову. Прямо из закрытой двери торчала носатая и щекастая физиономия Бруно Гантрама и моргала на меня невинными голубыми глазами.
— Грущу, — не стала спорить.
Бруно нахмурился и через секунду прошел сквозь дверь целиком, сразу заняв все свободное пространство кладовой. Какой он все-таки… необъятный.
— Девочек не видела?
Я пожала плечами:
— Они прячутся.
— Опять, — тяжко вздохнул Бруно. — Никакого с ними сладу. Уж я их воспитываю, воспитываю…
Я невольно улыбнулась, вспоминая некоторые сцены воспитания, которым была свидетелем. Да, воспитывал Бруно основательно, как умел, но походило это скорее на игру в дочки матери с куклами.
Не представляю, чем думал старик Гантрам, когда выполнил просьбу сына, но что вышло, то вышло… Вероятно, он слишком часто повторял, что Бруно взрослый и должен вести себя соответственно, и тот, как всегда, воспринял все буквально. Он сам мне рассказал, как пришел к отцу и заявил: «У взрослых есть дети. Я взрослый. Мне нужны дети». И вскоре две умершие от страшной болезни близняшки Холли и Нелли стали этими детьми.
Жуткая семейка, скажу я вам. Сорокалетний папа с разумом ребенка и пятилетние девчонки, явно порожденные не людьми, а демонами…
— А отец твой где? — спросила я.
Бруно еще разок душераздирающе вздохнул и вдруг уселся — точнее завис над полом, скрестив огромные ноги — напротив меня, по пути чуть не опрокинув на нас все содержимое полок. Поразительно, сквозь двери ходит, чтобы удержать материальный объект — напрягается, а по рассеянности сносит все и вся без малейших усилий.
— Тоже прячется.
Я бы тоже пряталась, если бы оказалась заперта в доме со своими пленниками, но раньше старик вроде был посмелее и поактивнее.
— Он теперь все время прячется, — продолжил Бруно. — С тех пор, как человек в синем дал им кровь…
Я задумчиво кивнула, но тут же застыла, выпучив глаза.
— Кто дал? Что дал?!
Человек в синем. Человек в синем! Перед глазами промелькнул добротный сюртук мэйна Рэйнера насыщенного небесного цвета, и я поджала губы.
— Новый хозяин, — простодушно ответил Бруно. — Всего несколько капель дал, но им хватило.
Так вот чем он расплатился за три часа отлучки, когда ходил за мной. Кровью! Каким же надо быть идиотом, чтобы отдавать призракам такую мощную кровь? Это энергия. Это жизнь. Значит, мне не показалось, и они действительно стали сильнее. Что ж, если до сего момента во мне еще тлело какое-никакое чувство вины за то, что не помогла ему с завтраком, то теперь от него не осталось и следа.
— Спасибо, мэйн Рэйнер, за мою веселую ночь, — сквозь зубы процедила я, забыв, что не одна.
— Веселую? — обрадовался Бруно. — А говорила, что грустишь. Пойду я тогда. Девчонок надо найти. Дети по ночам должны спать.
И не дожидаясь ответа, он провалился сквозь пол.
Я уже говорила, что обожаю призраков?
Полагаю, Катрин тоже не удержалась и поучаствовала в ночных игрищах с вернувшейся блудной дочерью — пошалила со временем, потому что, попыхтев от злости всего-то минут пять, я вдруг услышала заливистое:
— Возрадуйтесь! Новый день настал! Возрадуйтесь! Утро на пороге! Возрадуйтесь! Сегодня никто не умер!
Семь часов.
Цепляясь за полки, я поднялась и осторожно выглянула за дверь. Коридор действительно заливал еще мутный и сероватый, но безусловно солнечный свет. В спокойном воздухе плясали сверкающие пылинки.
Я медленно двинулась вперед, то и дело оглядываясь по сторонам, но нападать из- за угла никто не спешил, и вскоре шаг мой стал уверенным, а на лице расцвела улыбка. «Спасибо, Катрин. Не знаю, помочь ты хотела или наказать, но спасибо».
— Возрадуйтесь! Новый день настал! — надрывались те самые трехглавые каминные часы, но отнюдь не в гостиной, а совсем рядом, за поворотом, в одной из спален. — Возрадуйтесь! Утро на пороге! Возрадуйтесь! Сегодня никто не умер!
— Заткнись, чудовище! — рявкнул в ответ мэйн Рэйнер, затем послышался какой-то звон, а следом: — Какого?!.
В спальню я юркнуть не успела — соседняя дверь распахнулась, и оттуда вывалился новый хозяин Арве-мал-Тиге. Босой, растрепанный, в одних штанах. С ног до головы перемазанный кашей.
Мы замерли друг напротив друга, и не знаю, что там отражалось на моем лице — не утихшая злость или жгучее смущение от вида обнаженного торса, великолепного, несмотря на живописно стекающую по нему овсянку, — но на лице Рэйнера явно читалась жажда смерти. Вероятно, моей.
— Что? Что я сделал не так? — прошипел мэйн, и я, расправив плечи, попыталась притвориться, что не стою перед ним растрепанная и в сорочке.
— Вы попросили подать кашу — ее подали.
«Наверняка вывалили всю кастрюлю на кровать».
— Вы попросили вас разбудить — и они выбрали самый действенный способ.
«Скажи спасибо, что разбудили на полчаса позже, и каша успела остыть, так что вляпался ты не в горячее варево».
— Но насчет качества еды можете не переживать. Катрин никогда не приготовит гадость — поварская гордость, знаете ли.
В самом деле, пахло от Рэйнера так, что у меня самой чуть слюнки не потекли. Да, виновата исключительно каша…
Чувствуя себя отмщенной, я вскинула подбородок и наконец скрылась за дверью спальни. Что там ворчал мне вслед мэйн, не расслышала.
Моя кровать, к счастью, не пострадала ни от каких шедевров кулинарии, так что уже через несколько секунд я свернулась под одеялом, чувствуя, как сверху наваливается тяжелый сон.
И все-таки интересно, зачем Аццо пытался отправить меня в лабораторию?
Глава 7
Боги, за что мне это…
Благо хоть здесь было посветлее — свечи в настенных канделябрах горели через одну, отбрасывая пляшущие блики на жуткие картины, насколько мне известно, нарисованные Бруно Гантрамом. Глядя на них, я невольно поддерживала выводы Раджинманда о психическом расстройстве — нормальный человек, пусть даже застрявший где-то в самом начале своего развития, не станет изображать собак с человеческими головами и кукол, душащих людей.
Я поспешила убраться подальше и от картин, и от завываний и звона, и от собственного страха, который впервые за несколько лет решил выбраться из укрытия и явить себя во всей красе. Сердце билось в горле, точно птица в силках, ноги вдруг стали ватными, а на глаза навернулись слезы. Да что со мной такое?
«Надо переждать в лаборатории. Туда они не сунутся. Пересижу до утра…»
Я уже едва не свернула в библиотеку, где за обычным с виду книжным шкафом скрывался путь в подвал, в котором старый некромант и оборудовал лабораторию, как вдруг поняла… Это же не мои мысли! И чувства не мои. To есть не так: чувства как раз мои, но усиленные до предела извне, потому что меня такой ерундой не напугаешь. Демоновы призраки!
Пришлось на минутку остановиться, закрыть глаза и постараться выровнять дыхание.
О способностях старших слуг я узнала далеко не сразу и первое время приписывала странное поведение бегущих из дома живых людей последствиям сорванного ритуала. Но затем нашла краткие характеристики всех отобранных некромантом душ, и все прояснилось. Именно Лорэлея влияла на эмоции гостей, распаляя их до нужной температуры. И именно Аццо ненавязчиво вмешивался в чужое сознание, зарождая правильные с его точки зрения идеи и направляя поток мыслей в определенное русло. Катрин могла заставить любого потеряться во времени и растянуть минуты на часы или сжать целый день до секунды, а Джерт так ловко запутывал тропы и маскировал дом непроходимой чащей, что, пожелай он, и сюда бы вообще никто и никогда не сумел добраться. Только связанный с домом хозяин был огражден от этих даров, и потому прежде мне не доводилось испытывать их на себе…
Что ж, пренеприятнейшие ощущения. Но при должном настрое вполне можно отделить собственные мысли и чувства от насланных, чем я сейчас и занималась.
А ведь это наверняка расплата. Не столько за побег, сколько за целый день, который призраки провели на коротком поводке, чтобы я могла спокойно подписать договор и не переживать, что мэтр Штанге заблудится в трех соснах, а мэйн Рэйнер сбежит восвояси, роняя сапоги и воинские медали. Чего мне это стоило, лучше даже не вспоминать…
Немного успокоившись, я наконец открыла глаза и поняла, что каким-то образом очутилось в гостиной и почему-то не стою, а сижу прямо на полу и поглаживаю пальцами мягкий ворс ковра. Чашки со стола исчезли, и Рэйнера в кресле уже не было, зато его место заняла бледная до синевы Лорэлея. На коленях ее лежала раскрытая книга, в руке плавился огарок свечи, длинные пепельные волосы змеились вокруг головы, точно мы погрузились на дно озера. Старик Гантрам писал, что она утопленница, но такой я даму-библиотекаря видела впервые. На меня явно пытались произвести впечатление.
— И блудная дочь вернулась в родимый до-о-ом, — заунывно начала она, и я скривилась, предвкушая очередной шедевр. Изъяснялась Лорэлея исключительно стихами собственного сочинения, чем порой доводила меня почище игры в учгунжского заклинателя. — Рыдая, припала к отцовскому изголовью. И велено было высечь ее огне-о-о-ом. И сказано было: грех пусть искупит кро-о-овью.
В тот же миг ковер под моими руками вспыхнул пламенем, и я подскочила, каюсь, не сдержав визга.
Демонов дом! Демоновы призраки!
Заключенная в огненное кольцо, я вертелась на месте, пока не поняла всю бессмысленность сего действа. Розоватые, как персиковая кожура, языки пламени поднимались все выше, но не излучали ни капли тепла и тем более не обжигали. Сунув руку прямо в огонь, я пошевелила пальцами и заорала что было мочи:
— Аццо! Прочь из моей головы! Кукиш вам, а не кровь.
Удивительно, но пламя погасло, оставив после себя легкую дымку, из которой и выплыли улыбающиеся мордахи Холли и Нелли.
— Скучная Юта.
— Глупая Юта.
— Мы тебя нашли.
«Как будто я пряталась», — успела подумать я, а в следующий миг загребущие детские ручонки вновь вцепились в мои запястья.
— Твоя очередь.
— Да сколько мож…
На сей раз меня перенесли в пыльную кладовку, в каких хранят совершенно бесполезный, но отчего-то жизненно важный хлам, и даже умный некромантский дом сия участь не миновала. В углу стояли какие-то доски, на полках лежали тряпки и жались друг к другу боками пузатые склянки. Разумеется, голой ступней я угодила прямиком в ведро, благо пустое, но равновесие все равно потеряла, и пришлось ухватиться рукой за стеллаж. Склянки угрожающе звякнули, но устояли.
— Считай до ста, — приказали девчонки и исчезли, а я оглядела свое новое убежище, поумилялась горящими свечками, которые кто-то заботливо оставил на одной из полок, и решила никуда отсюда не выходить.
Не хватало еще носиться по дому в одной сорочке, будто героиня грошового романа ужасов. Плюнув на все, я уселась на пол, подтянула колени к груди и уперлась в них подбородком.
Поскорее бы эта ночь закончилась…
— Грустишь?
Я вздрогнула и вскинула голову. Прямо из закрытой двери торчала носатая и щекастая физиономия Бруно Гантрама и моргала на меня невинными голубыми глазами.
— Грущу, — не стала спорить.
Бруно нахмурился и через секунду прошел сквозь дверь целиком, сразу заняв все свободное пространство кладовой. Какой он все-таки… необъятный.
— Девочек не видела?
Я пожала плечами:
— Они прячутся.
— Опять, — тяжко вздохнул Бруно. — Никакого с ними сладу. Уж я их воспитываю, воспитываю…
Я невольно улыбнулась, вспоминая некоторые сцены воспитания, которым была свидетелем. Да, воспитывал Бруно основательно, как умел, но походило это скорее на игру в дочки матери с куклами.
Не представляю, чем думал старик Гантрам, когда выполнил просьбу сына, но что вышло, то вышло… Вероятно, он слишком часто повторял, что Бруно взрослый и должен вести себя соответственно, и тот, как всегда, воспринял все буквально. Он сам мне рассказал, как пришел к отцу и заявил: «У взрослых есть дети. Я взрослый. Мне нужны дети». И вскоре две умершие от страшной болезни близняшки Холли и Нелли стали этими детьми.
Жуткая семейка, скажу я вам. Сорокалетний папа с разумом ребенка и пятилетние девчонки, явно порожденные не людьми, а демонами…
— А отец твой где? — спросила я.
Бруно еще разок душераздирающе вздохнул и вдруг уселся — точнее завис над полом, скрестив огромные ноги — напротив меня, по пути чуть не опрокинув на нас все содержимое полок. Поразительно, сквозь двери ходит, чтобы удержать материальный объект — напрягается, а по рассеянности сносит все и вся без малейших усилий.
— Тоже прячется.
Я бы тоже пряталась, если бы оказалась заперта в доме со своими пленниками, но раньше старик вроде был посмелее и поактивнее.
— Он теперь все время прячется, — продолжил Бруно. — С тех пор, как человек в синем дал им кровь…
Я задумчиво кивнула, но тут же застыла, выпучив глаза.
— Кто дал? Что дал?!
Человек в синем. Человек в синем! Перед глазами промелькнул добротный сюртук мэйна Рэйнера насыщенного небесного цвета, и я поджала губы.
— Новый хозяин, — простодушно ответил Бруно. — Всего несколько капель дал, но им хватило.
Так вот чем он расплатился за три часа отлучки, когда ходил за мной. Кровью! Каким же надо быть идиотом, чтобы отдавать призракам такую мощную кровь? Это энергия. Это жизнь. Значит, мне не показалось, и они действительно стали сильнее. Что ж, если до сего момента во мне еще тлело какое-никакое чувство вины за то, что не помогла ему с завтраком, то теперь от него не осталось и следа.
— Спасибо, мэйн Рэйнер, за мою веселую ночь, — сквозь зубы процедила я, забыв, что не одна.
— Веселую? — обрадовался Бруно. — А говорила, что грустишь. Пойду я тогда. Девчонок надо найти. Дети по ночам должны спать.
И не дожидаясь ответа, он провалился сквозь пол.
Я уже говорила, что обожаю призраков?
Полагаю, Катрин тоже не удержалась и поучаствовала в ночных игрищах с вернувшейся блудной дочерью — пошалила со временем, потому что, попыхтев от злости всего-то минут пять, я вдруг услышала заливистое:
— Возрадуйтесь! Новый день настал! Возрадуйтесь! Утро на пороге! Возрадуйтесь! Сегодня никто не умер!
Семь часов.
Цепляясь за полки, я поднялась и осторожно выглянула за дверь. Коридор действительно заливал еще мутный и сероватый, но безусловно солнечный свет. В спокойном воздухе плясали сверкающие пылинки.
Я медленно двинулась вперед, то и дело оглядываясь по сторонам, но нападать из- за угла никто не спешил, и вскоре шаг мой стал уверенным, а на лице расцвела улыбка. «Спасибо, Катрин. Не знаю, помочь ты хотела или наказать, но спасибо».
— Возрадуйтесь! Новый день настал! — надрывались те самые трехглавые каминные часы, но отнюдь не в гостиной, а совсем рядом, за поворотом, в одной из спален. — Возрадуйтесь! Утро на пороге! Возрадуйтесь! Сегодня никто не умер!
— Заткнись, чудовище! — рявкнул в ответ мэйн Рэйнер, затем послышался какой-то звон, а следом: — Какого?!.
В спальню я юркнуть не успела — соседняя дверь распахнулась, и оттуда вывалился новый хозяин Арве-мал-Тиге. Босой, растрепанный, в одних штанах. С ног до головы перемазанный кашей.
Мы замерли друг напротив друга, и не знаю, что там отражалось на моем лице — не утихшая злость или жгучее смущение от вида обнаженного торса, великолепного, несмотря на живописно стекающую по нему овсянку, — но на лице Рэйнера явно читалась жажда смерти. Вероятно, моей.
— Что? Что я сделал не так? — прошипел мэйн, и я, расправив плечи, попыталась притвориться, что не стою перед ним растрепанная и в сорочке.
— Вы попросили подать кашу — ее подали.
«Наверняка вывалили всю кастрюлю на кровать».
— Вы попросили вас разбудить — и они выбрали самый действенный способ.
«Скажи спасибо, что разбудили на полчаса позже, и каша успела остыть, так что вляпался ты не в горячее варево».
— Но насчет качества еды можете не переживать. Катрин никогда не приготовит гадость — поварская гордость, знаете ли.
В самом деле, пахло от Рэйнера так, что у меня самой чуть слюнки не потекли. Да, виновата исключительно каша…
Чувствуя себя отмщенной, я вскинула подбородок и наконец скрылась за дверью спальни. Что там ворчал мне вслед мэйн, не расслышала.
Моя кровать, к счастью, не пострадала ни от каких шедевров кулинарии, так что уже через несколько секунд я свернулась под одеялом, чувствуя, как сверху наваливается тяжелый сон.
И все-таки интересно, зачем Аццо пытался отправить меня в лабораторию?
Глава 7