— Я сроднился с этим словом, — уверенно ответил Рейн. Аст подобрался ещё ближе. — Я готов носить его и дальше.

— Роль ноториэса до конца, — подбодрил демон.

Рейн продолжил:

— Я не хочу потерять остатки того, что у меня есть. Моего брата убили, потому что он выбрал не ту компанию. Я сам лишил себя своего будущего, когда послушал демона. Я не хочу поддерживать тех, кто находится на стороне теряющих. Пусть называют ноториэсом, пусть ничего не ждут. Я принимаю это.

Ригард сел и скрестил руки.

— Ты говоришь, что хочешь денег. У нас они есть. Больше, чем у Инквизиции и Церкви.

В животе закрутился неприятный холодок. Ригард тоже играл роль? Или это он ошибся, Дети Аша добрались даже до главы Инквизиции?

Нелан снова едва заметно качнул головой. Холодок в животе превратился в судорогу. Рейн хотел согнуться, но ремень удерживал крепко. Неужели Ригард и Нелан были по разные стороны? И кто тогда на его стороне?

Рейн набрал в грудь побольше воздуха и ответил:

— Да, мне нужны деньги, правда. Но я готов немного отложить это, чтобы получить кое-что ещё. Я делаю ставку на Инквизицию. Вот мой выбор. К чёрту Церковь — меня собственный отец отправил на перевоспитание. К чёрту Детей Аша — они запутали моего брата, из-за них он погиб. Даже вас к чёрту, если вы не понимаете этого.

Лидар сделал шаг вперёд, но Ригард остановил его взмахом руки.

— Не думай, что я не держу обещания, но эту дерзость я прощу всё-таки. Ты знаешь, сколько тебе нужно, чтобы не потерять уверенность в своём выборе?

— Знаю, — ухмыльнулся Рейн.

— Люблю людей, которые не боятся назвать цену. Это понятно мне больше, чем игра в веру или принципы.

«Откуда тебе знать про них, ублюдок». Рейн почувствовал резкую усталость.

В-Бреймон продолжил размышлять вслух:

— В конце концов, даже войны затеваются из-за денег. Бог, честь и род — только прикрытие для них, и они никогда не будут стоить столько же, сколько стоит возможность влиять.

Рейн посмотрел в глаза Ригарду — тёмные, цепкие, как у хищного зверя. Пусть повторит эти слова мальчишке, которого вели по коридорам Чёрного дома. Или девчонке, брошенной на улицах Канавы. А может лучше сказать это другой девчонке, проданной, как вещь? Или мужчине, чьё сердце отняли? Что, желание иметь деньги, влиять дало им силы выжить?

Инквизиции этого не понять. И Церкви. И Совету. Те, кто никогда не теряли, не умели и делиться. Значит, придётся взять своё самим.

Рейн согласно кивнул и опять усмехнулся той многозначительной ухмылкой.

— Сначала деньги — потом дело, или сначала дело — затем деньги? Как будет правильно? Подумай об этом, Рейн.

«Засунь свои деньги…»

Ригард кивнул Лидару, и практик отстегнул ремень, сжимающий грудь Рейна.

— Иди, ноториэс, — Ригард и Нелан переглянулись. — Мне надо подумать над твоими словами. Я тебя ещё позову, но зачем — посмотрим.

Рейн выскочил за дверь и тяжело вздохнул. Он поднял средние пальцы на обеих руках, простоял так несколько секунд и пошёл к лестнице.

К чёрту В-Бреймона. К чёрту Инквизицию, Церковь и весь Совет. И да здравствуют сумасшедшие.





Глава 19. Плохая компания




После работы Рейн устало вытянул ноги и развалился в кресле. Эль сидела на кровати, окружённая листами бумаги и карандашами. Боясь, что отец найдёт её, она редко выходила из дома, да и то ночью. Большую часть свободного времени девушка посвящала рисованию, а Рейн стал её единственной компанией.

Каждый вечер неизменно начинался с рассказов об Инквизиции. После очередного «допроса» Рейн пожаловался:

— Вся моя работа сейчас — сплошная болтовня. Я выполняю какие-то мелкие поручения В-Бреймона, но серьёзных дел он мне не поручает. Да он ещё только про цвет занавесок на моих окнах не знает. Хотя… — Рейн скривился.

Эль тоже была единственной компанией для него. Вир сказал, не стоит приходить в «Три жёлудя» лишний раз. Он сам позовёт его, когда это будет нужно. Ни Кай, ни Адайн, ни Ката словно не вспоминали о нем. Про общество других инквизиторов вовсе не стоило говорить.

Весь мирок сузился до общения с В-Бреймоном и Э-Стермом, когда глава Инквизиции вызывал его — хотя бы в кабинет, а не камеру. Рейн не знал, что и думать, и начал потихоньку открывать Эль правду. Казалось, она единственная была готова слушать его и понимать.

— Ну вот зачем ему все эти ответы?

Рейн потёр подбородок и запрокинул голову на спинку кресла.


— С В-Бреймоном стоит быть осторожнее. Отец… — голос Эль дрогнул, как всегда, когда она вспоминала Я-Эльмона, — из всех членов Совета боялся только его. Не говори больше, чем он спрашивает.

— О, врать я научился ещё в детстве. Да, Аст? — Рейн глянул в сторону. Эль ответила серьёзным взглядом — в нём ясно читался вопрос, который она не озвучивала.

Ну да, ей он тоже врал. Да, не раз и не два. Но ведь только в начале. Он задавал нужные ему вопросы, она — молчала о споре. Каждый нанёс по удару.

Рейн решил сменить тему и осторожно спросил:

— Ты так и не рассказала, когда первый раз увидела своего демона.

Эль переглянулась с пустотой и улыбнулась:

— В восемь. Отец накричал на меня, и только он отвернулся, я специально пролила чай на его одеяние. Это произошло в то утро, когда он должен был стать главой Церкви и провести первое служение Яру в новой должности. Лучше бы меня не меняли. Вряд ли жить на улицах Канавы хуже, чем с таким отцом.

Рейн вспомнил Адайн и возразил:

— Ты не знаешь, о чём говоришь! С голодом, холодом и крысами можно смириться — по себе знаю. Куда тяжелее носить клеймо, которое даёт тебе Канава. Для всех ты не больше, чем противный жук под ногами. И выбраться-то из Тары можно. Но то, чего это будет стоить, не забудется.

— А презрение собственного отца забудется? — Эль тут же вспыхнула. — Вечное молчание, косые взгляды? И забудется, как узнал, что ты правда никто, что у тебя даже имени своего нет?

Рейн с жалостью посмотрел на Эль. Это же домашний котёнок, который выпускал коготки, махал лапкой и думал, что выглядит грозно. Такой не место на улицах Канавы. Там надо вырасти. Как Адайн. Вот она была не котёнком, а уличной кошкой, покрытой шрамами и уже забывший, что когти можно втягивать.

Точно разгадав его мысли, Эль упрямо вздёрнула подбородок и холодно спросила:

— По-твоему, я бы не прожила в Канаве? Думаешь, я стану принимать помощь от отца? — в последнее слово она вложила всё свое презрение. — Именем Яра клянусь, что я скорее пойду побираться, чем возьму от него деньги, чтобы уехать.

Рейн повторил:

— Ты не знаешь, о чём говоришь. Такие, как ты, не побираются. Их заставляют работать другим местом.

Слова прозвучали жёстко, но он не жалел о них — это была правда.

Эль вздрогнула.

Раздался стук. Рейн и Эль переглянулись, и он подошёл к двери, осторожно приоткрыл её. За ней стояла Ката, укутанная в свой короткий тёмный плащ.

— Через балкон быстрее всё-таки, — девушка неловко улыбнулась, и Рейн хмыкнул. Дикарка!

Ему все так ясно напоминали животных. И Ката явно была дикой лошадью, которая паслась рядом с людьми, но брать себя под уздцы не позволяла.

— Опять в свой зоопарк играешь, — усмехнулся Аст.

Эль выглянула из-за плеча Рейна и посмотрела на Кату. Южанка скользнула в коридор и задала вопрос:

— Это тебя отдали Я-Эльмону?

— А ты из Детей Аша? — спросила Эль с вызовом.

Ката помедлила и ответила:

— Нет. Я не из тех, кто крадёт детей, а из тех, кого крадут, — она понимающе улыбнулась Эль. — Мы поможем тебе узнать правду, обещаю. — Ката обратилась к Рейну: — Вир хочет поговорить. Пойдёшь?

— Да, подожди немного, — откликнулся он и вернулся в комнату.

Пока девушки шептались, Рейн переоделся, а затем они с Катой спустились, прошли по Первой, свернули на другую улицу, и перед ними появилась груженая тележка под навесом, а рядом стоял старик.

— Эй, ребята, купите капусту?

Рейн вздрогнул. Аст расхохотался.

— Что это за проклятие старика с капустой?

Ката подошла к нему и протянула несколько монет.

— Купим, — девушка жалостливо посмотрела на продавца.

— Какая ты хорошая, девочка, — старик прищурился и ласково улыбнулся. От глаз разбегались лучики морщинок, и весь он казался таким добрым, само спокойствие в облике человека. Ему бы внуков нянчить, а не торговать капустой то тут, то там. — Береги своё сердце, милая, — старик протянул Кате кочан. — Послушаете мой совет?

Ката с улыбкой кивнула.

— Когда мне было сорок, я усвоил четвёртую истину: по одиночке волков легко отловить, но стоит им собраться в стаю, и охотниками становятся они.

Рейн покосился на Кату. Вот так стаю он себе нашёл.