Фура выстрелила из арбалета. Болт попал прямо в нагрудный ранец, и, возможно, это было самое лучшее место для прицеливания, когда имеешь дело с живым разумником. В нашем случае я сомневалась, будет ли толк. Сама я метила бы в открытое забрало, чтобы разбить череп, как глиняную посудину.

И все же выстрел возымел действие. Из ранца вылетел сноп трескучих искр, затем повалил черный дым, и незнакомец упал на колени, вытянув перед собой руки, как истовый богомолец, а затем рухнул ничком.

Он лежал неподвижно, распростершись на наклонном полу. Черный дым все еще выходил из-под тела, клубясь, и посверкивали искры, но не было никаких признаков движения.

– Я всякой хрени навидалась на своем веку, – тихо проговорила Страмбли. – Но ничто из увиденного мною не стоило и десятой доли этого безобразия.

– Выходит, жизнь у тебя была спокойная, – сказала Прозор.

Фура медленно подошла к распростертому незнакомцу, на ходу перезаряжая арбалет. Когда она пнула шлем, тело дернулось, но никакой другой реакции не последовало.

Фура посмотрела на Прозор:

– Полагаю, у тебя есть версия на этот счет?

Прозор тоже подошла к лежащему. Присела на корточки, насколько это было возможно в скафандре, подцепила шлем за край разбитого лицевого щитка и подняла повыше, чтобы рассмотреть череп. Наклонилась и заглянула в пустые глазницы.

– Мм, – протянула она, как врач, намеревающийся сообщить больному плохую новость.

– Что? – спросила я.

– Этот разумник – мигальная башка. Точнее, был ею.

Я достаточно долго прожила рядом с Прозор, чтобы как следует обучиться жаргону космоплавателей, но это выражение слышала впервые. Однако, поскольку мне было известно, что такое «мигальный», я рискнула сделать обоснованное предположение:

– Это как-то связано с начинкой черепов?

За решеткой лицевого щитка было видно, что Прозор кивнула.

– Бывает так, что команды становятся жадными или ленивыми, или у них просто не получается найти чтеца костей под стать черепу. И тогда они зачерпывают мигальное вещество из черепа пришельца и засовывают в собственный котелок – избавляются, так сказать, от посредника.

– Но как… и зачем… они это делают? – спросила я.

– «Как» – простой вопрос, – сказала Прозор. – Вы, девочки, видели Нейронный переулок. Такие места есть по всему Собранию, и нет услуги, которую там не предложат за подходящую цену. В голове просверливают дырочки, этакие миниатюрные шахтные стволы, и помещают мигальное вещество в серое, на разную глубину. Дырочки заделывают, мигалка пускает корни.

– Хорошо… А как быть с «зачем»?

– Время от времени это дает разумнику возможность разговаривать с костями – и не только – без дополнительной аппаратуры. – Прозор выпустила шлем, упавший в исходное положение, и встала. – Но как правило, за такое приходится платить. Иногда мигальное вещество обретает собственную волю. Принимается делать, чего не следует. Например, перешептывается со скафандрами, особенно с умными, имеющими разные причиндалы. Это приводит к своего рода уговору со скафандром, выгодным для обеих сторон.

– А разумник? – спросила я.

– Третий лишний. Не нужен ни мигальному веществу, ни скафандру. Обычно все завершается именно так. – Прозор пнула шлем сильнее, чем Фура до нее.

– Может, нам прихватить скафандр и труп? – спросила Фура, возвращая на место арбалет.

– Да пусть гниет, – ответила Прозор. – Тут нет ничего такого, что нельзя найти где-нибудь еще.

– Как думаешь, зачем мигальной башке понадобилось наше топливо? – поинтересовалась я.

– Этот скафандр может работать от топлива так же, как и передатчик Рэка, – сказала Прозор. – Судя по тому, что мне известно о мигальных башках, он, возможно, собирался заманить нас сюда, вглубь шарльера.

– Какая от нас польза мешку костей? – спросила Страмбли.

– Никакой, детка. Другое дело – наши скафандры, снаряжение. Вещи изнашиваются, ломаются, особенно здесь, внизу. Мигальной башке всегда пригодятся запчасти, чтобы поддерживать себя в рабочем состоянии.

– Ты к тому, что он собирался нас пожрать? – сказала Фура.

– Хорошо, что он здесь был только один, – радостно произнесла Страмбли.

– Я как раз к этому и подхожу, – продолжала Прозор. – Какова вероятность, что одна мигальная башка сумела штабелировать все наше топливо?

– Пусть высылают подкрепление, – сказала Фура. – Раз с ними так легко расправиться, у нас найдется еще несколько арбалетных болтов. Давайте закатим эту бочку наверх.

Оставив искрящееся и дымящееся существо там, где оно упало, мы продолжили путь по восходящему коридору. Отдых пошел на пользу мышцам, но не только он вынуждал нас спешить. Мне казалось, лишняя пара рук катит бочку вместе с нами, помогая добраться до верха. Темнота осталась за спиной, и это меня вполне устраивало.

Последний «пых», последний толчок – и мы останавливаем бочку рядом с первой.

– Сколько времени до возвращения шара? – спросила Фура, даже не переведя дух.

– Восемнадцать минут, – ответила Прозор.

Значит, с учетом заминки из-за мигальной башки, нам понадобилось двадцать минут, чтобы достать вторую бочку и закатить наверх. У меня не было причин сомневаться в ее словах, но мне показалось, что все длилось вдвое дольше.


– Если двинемся прямо сейчас, успеем добраться до дальней двери, – сказала я, вспомнив, что в первый раз это заняло у нас пятнадцать минут. – Можно толкать обе бочки одновременно, на ровной поверхности, они не слишком нас задержат.

– А третья? – спросила Фура.

– Забудь про третью. – Я посмотрела в ее глаза, обрамленные светлячковыми полосами, и вложила в голос столько властности, сколько осмелилась. – Две лучше, чем ничего. Мы ведь не хотим иметь дело с другими такими существами.

– Я туда не вернусь. – У Страмбли вздрогнуло лицо за щитком. – Даже за все пистоли во всех банках всего Собрания.

– Пока мы тут треплемся, – сказала Прозор, – шар катится к нам. Осталось около семнадцати минут. Мы можем успеть, но уже с трудом. Зависит от того, как сильно вы хотите рискнуть.

Фура оглядела нас по очереди, и я поняла по ее глазам: дело не только в оставшихся минутах и секундах, но и в лояльности и лидерстве, а еще в том, как далеко она может сейчас зайти, учитывая, что никто из нас не подписался под каким-нибудь договором, признающим ее за главную.

– Ладно, будем выкручиваться с тем, что есть. Но в этот раз не станем заигрывать с шаром.

– Я могу пойти вперед, – вызвалась Страмбли. – Проверю, свободен ли путь.

– Катить топливо придется вчетвером, – отрезала Фура. – Так что будем держаться вместе. – Она снова взялась за арбалет, готовая пустить его в ход, если увидит кого-нибудь, ковыляющего по туннелю. – Расскажи сказку, Проз. У тебя всегда наготове какая-нибудь история.

– Не сегодня, – сказала Прозор, отстегивая свой арбалет.

Мы со Страмбли сделали то же самое.





* * *


– Пять минут, – объявила Прозор, и я невольно набрала воздуха в легкие, словно на низком старте. Я прикоснулась к каменному телу шарльера, пытаясь почувствовать слабый, но нарастающий рокот шара, предвещающий его появление. Но ничего не ощутила, и не стоило на это рассчитывать.

Следующие несколько минут я размышляла над тем, что мы планируем делать после Грохотуна, если все-таки удастся добыть из него больше топлива. До сих пор после захвата «Мстительницы» мы довольствовались тем, что держались в границах Собрания, не покидали теней и вообще не делали ничего, что могло бы привлечь внимание. Но мы не могли продолжать в том же духе бесконечно. Мы не были преступниками – по крайней мере, не считали себя таковыми.

Потом мои мысли вернулись к Сурт, к парусной вспышке, которую она якобы видела из обзорной рубки, и к закономерному предположению, что нас преследует другой корабль.

Я знала: важно не то, что мы думаем о себе сами, но то, что о нас думают другие.

– Три минуты, – сказала Прозор.

Я снова не удержалась и коснулась стены, и на этот раз что-то произошло.

– Я чувствую.

– Сомневаюсь, детка. Он еще далеко.

– Я ничего не выдумываю.

Фура посмотрела на меня и коснулась стены металлической рукой. Поначалу эта конечность была гораздо более неуклюжей, чем настоящая, и почти лишенная чувствительности. Но со временем протез приноровился к телу, и теперь, по словам Фуры, она могла улавливать через него вибрации, которые оставались неощутимыми для другой руки, особенно если та была в перчатке.

– Адрана права, – сказала Фура. – Что-то движется. Только я не думаю, что это…

– Вот что это, – проговорила Страмбли достаточно спокойно.

Шаркающие шаги звучали все явственней. Казалось, не то баррикада, не то поршень приближается по коридору к освещенной нашими фонарями зоне.

Они шли, ковыляя и спотыкаясь, стукаясь о стены. Мигальные башки, все до единой, – но среди них не нашлось бы двух одинаковых. У некоторых не хватало конечности или ее части, а были и такие, у кого кости висели там, где скафандр разорвало, – болтались на хрящах, как маятники. Этих монстров объединяло лишь то, что у большинства сохранился череп, пусть и не целиком. Головы качались вверх-вниз в том, что осталось от шлемов, и я видела мигальную начинку в глазницах, миленькие такие переливы цвета, неуместные в столь жуткой обстановке. Кому-то недоставало челюсти, у других черепа были пробиты или полностью отсутствовали выше глазниц, так что мигальная начинка была гораздо заметнее.

Монстров было так много и их так много втиснулось в туннель позади тех, кто плелся впереди, что мы были бы мертвы, найдись у них хоть какое-нибудь оружие в достаточном количестве. В этом смысле нам повезло. Если у этих созданий и существовал какой-нибудь план, он заключался в том, чтобы задавить нас числом, а потом растерзать, как падаль.

Мы застыли на несколько секунд. Страх сыграл в этом свою роль, но еще была нерешительность.

Фура преодолела паралич. Она всадила арбалетный болт в середину надвигающейся массы и перезарядила оружие, и Прозор последовала ее примеру. Присоединились и мы со Страмбли. Мы просто целились, стреляли, перезаряжали. У нас не было никакой стратегии, да к тому же скафандры и части тел перед нами представляли собой такую мешанину, что искать слабые места для сосредоточенного обстрела было совершенно бесполезно. Черепа были очевидной мишенью, но всадить болт под забрало совсем не просто. И все же мы старались изо всех сил, целясь в тех, у кого от шлема почти ничего не осталось, а из них предпочитали тех, у кого череп были уже наполовину разбит. Когда болт попадал, мигальное вещество взрывалось бесшумным фейерверком, и монстр падал, поскольку скафандр лишался управления.

Но масса кошмарных созданий продолжала свое продвижение, и хотя мы наносили некоторый урон, они все равно могли вскоре выпихнуть нас в главный туннель. Теперь некоторые испускали черный дым, как тот, самый первый монстр, отчего целиться стало еще труднее.

– Страмбли, – сказала я, – помоги мне с этим.

Я сделала последний выстрел и бросила арбалет. Подскочила к бочке, которую мы, обливаясь потом, затащили на верх наклонного коридора, и покатила ее обратно к краю, а Страмбли присоединилась, как только поняла мое намерение.

– Нет! – крикнула Фура, сообразив, что я задумала. – Нам нужно это топливо!

– Неправильно, – ответила я со всей возможной терпеливостью. – Нам нужно продержаться достаточно долго, чтобы использовать оставшуюся бочку.

Прежде чем Фура успела возразить, я в последний раз толкнула бочку, а уже инерция перевалила ее через край. Мы со Страмбли отступили, и бочка покатилась к мигальным башкам. Я схватила с пола арбалет и вложила в него болт как раз в тот момент, когда бочка врезалась в наших противников.