Она со смехом пожимает мою ладонь:
– А кто же ещё! О тебе всем известно.
– Дай-ка угадаю, – осторожно улыбаюсь я. – Наверное, обсуждают, что я как две капли воды похожа на свою бабушку?
– Нет, – смеётся девушка. – Говорят, ты всю жизнь провела в глуши, где-то на севере. Но самое примечательное – ты ни с кем никогда не целовалась!
Мои щёки пылают, голова раскалывается, и я прикладываю ладонь ко лбу.
– Зачем я только ей призналась…
– Ничего, – утешает новая знакомая. – Меня целовали. И, скажу я тебе, ничего особенного в этом нет.
– Правда?
– Правда, – поддразнивает она. – Представь: двое прижимаются ртами, пробуют на вкус слюну друг друга так, что узнают, кто и что ел на ужин. Если подумать, ничего приятного в этом нет.
– А ты, как я вижу, в романтику не веришь, – смеюсь я в ответ.
– Зачем осложнять себе жизнь и тешить себя нереалистичными ожиданиями? – соглашается она.
Девушка держится невероятно прямо. На ней отглаженное платье очень строгого покроя, а длинные чёрные волосы аккуратно расчёсаны и закреплены на затылке двумя серебряными гребнями.
– Быть может, ты просто ещё не встретила своего суженого?
– Почему же, встретила, – рассудительно отвечает она. – Наше обручение состоится в конце года. Он вон там, – кивает она, указывая на двери в бальный зал. – Стоит справа от дверей.
Внешне этот юноша почти неотличим от других гостей: волевой подбородок, чёрные волосы, зелёные глаза…
– И ты с ним целовалась? – спрашиваю я.
– Ну да, так положено, – покорно вздыхает она. – Мужчинам приходится ждать так долго всего… остального. Надо их иногда подбодрить, что ли.
– Но тебе не понравилось.
– Не подумай, что это полный кошмар. Терпимо.
Услышав такое бесстрастное описание, я фыркаю от смеха:
– Можно подумать, ты говоришь о стирке и уборке!
– Ну, в каком-то смысле так и есть, – доброжелательно улыбается она в ответ.
– Если ты так считаешь, то зачем согласилась обручиться с ним, а потом выйти за него?
– Рэндалл нормальный, – пожимает она плечами. – Из него получится хороший супруг. Его выбрали мои родители, а я привыкла им доверять.
– То есть твоего мнения о женихе не спрашивали?
– А кому это интересно? Меня не обручили бы с подлецом. Старшим сёстрам женихов тоже искали родители.
Поразительно… девушка ничуть не возражает против такого обращения.
– А разве ты не хотела бы выбрать жениха сама? – не удержавшись, спрашиваю я.
Дядя Эдвин не стал бы выбирать мне мужа. Может, познакомил бы с кем-нибудь достойным, по его мнению, но решение осталось бы за мной.
Девушка снова пожимает плечами.
– Какая разница, кто выбирает. В сущности, они все на одно лицо. Ты посмотри на них… – Она презрительно указывает на молодых военных в зале.
Она права. Оглядывая бальный зал, я вынуждена признать, что среди гостей трудно отыскать кого-то необыкновенного, непохожего на остальных.
– Что ты читаешь? – указываю я на книгу на её коленях.
Она вдруг заливается румянцем.
– Да так. Кое-что из университетского курса, – объясняет она с невинным видом. – Решила подготовиться к занятиям.
На обложке действительно значится «История Гарднерии. Издание с примечаниями». Однако, если взглянуть пристальнее, оказывается, что обложка чуть шире страниц.
– А если честно? – пробую выяснить я.
Сначала она смотрит на меня округлившимися от удивления глазами, а потом откидывается на спинку стула и со вздохом протягивает мне книгу, признавая своё поражение.
– Только никому не говори, – заговорщически шепчет она.
Осторожно придерживая обложку, я листаю тонкие страницы.
– Любовные стихи! – смеясь, шепчу я в ответ. – А говорила, не веришь в романтику.
– В жизни романтики нет, – поясняет она. – Мне нравится сама идея, возможность чистой, неподдельной романтической страсти.
– Смешная ты, – с улыбкой отвечаю я.
Девушка склоняет голову к плечу и не таясь рассматривает меня.
– А ты совсем не такая, какой я тебя представляла. Кстати, меня зовут Айслин Грир. Мой отец заседает в Совете вместе с твоей тётей. Я тоже скоро еду в университет.
– Эллорен, я смотрю, у тебя новая подруга!
К нам грациозно подходит тётушка.
– Добрый вечер, маг Деймон, – здоровается Айслин, обеими руками пряча книгу.
– Добрый вечер, Айслин, – сияет улыбкой тётушка. – Я только что разговаривала с твоим отцом. Как хорошо, что вы пришли! – И тётя поворачивается ко мне: – Эллорен, прошу тебя, сходи за скрипкой. Пастырь Фогель желает послушать, как ты играешь.
Сердце у меня застывает и проваливается куда-то в пропасть.
– Играть? Сейчас? При всех?
– Твой дядя не раз уверял меня в твоих музыкальных талантах.
– Простите, тётя Вивиан… я… я не могу…
Я в жизни не играла для такой толпы. Голова идёт кругом.
– Чепуха, дитя моё, – отметает все возражения тётя. – Иди за скрипкой. Будущему верховному магу не принято отказывать.
Глава 12. Лукас Грей
Выскользнув из переполненного бального зала, я с облегчением вздыхаю и спешу по тихому узкому коридору к спальне, машинально переставляя сдавленные узкими туфельками ступни. А может, сбежать, пока меня не хватились?
В пустой спальне я застываю, не в силах пошевелиться и вздохнуть.
На кровати лежит открытый футляр для скрипки, а внутри на мягком зелёном бархате удобно расположилась скрипка Мэлориан – самый лучший музыкальный инструмент во всех Западных землях. Эти скрипки делают эльфы в северных мэлорийских горах из редчайшей древесины альфсигрских елей. Под струнами – кусочек пергамента. Тётиным летящим почерком там написано:
Удачи тебе, Эллорен!
Присев на краешек кровати, я не свожу глаз со скрипки. Откуда у тёти Вивиан одна из самых дорогих скрипок на свете? Её даже страшно взять в руки – это всё равно что коснуться святыни. Пробежав пальцами по струнам, я мысленно вижу альфсигрскую ель на горном склоне.
Скрипка настроена идеально.
Я подтягиваю смычок, поднимаю скрипку к плечу и провожу им по струнам – пальцы от волнения даже покалывает.
Комнату наполняет глубокий звук, чистый, как неподвижная вода в озере.
От небывалого прилива счастья моё сердце стучит быстрее обычного. Я бросаюсь к дорожному сундучку в поисках папки с любимыми партитурами. Вот моя любимая пьеса «Зимняя тьма», в голове уже звучит знакомая мелодия.
Однако, стоит мне бросить взгляд на открытую дверь, радость тут же испаряется. Уж слишком тяжёлое испытание ждёт меня там, внизу.
Собрав волю в кулак, я принимаю решение. Если мне суждено с треском провалиться, то пусть это случится под прекраснейшую из скрипичных мелодий.
Осторожно прижимая к себе инструмент, я беру партитуру и решительно выхожу из комнаты навстречу судьбе. М-да… в таких узких, неудобных туфлях шагается не очень-то уверенно.
В бальном зале у меня пересыхает во рту, мышцы живота сводит судорогой и – что хуже всего – начинают трястись руки.
Тётя встречает меня любезной улыбкой. Она беседует с пастырем Фогелем и членами Совета. Маркус Фогель снова обращает на меня свой настойчивый, немигающий взгляд. Он что, читает мои мысли?
– А кто же ещё! О тебе всем известно.
– Дай-ка угадаю, – осторожно улыбаюсь я. – Наверное, обсуждают, что я как две капли воды похожа на свою бабушку?
– Нет, – смеётся девушка. – Говорят, ты всю жизнь провела в глуши, где-то на севере. Но самое примечательное – ты ни с кем никогда не целовалась!
Мои щёки пылают, голова раскалывается, и я прикладываю ладонь ко лбу.
– Зачем я только ей призналась…
– Ничего, – утешает новая знакомая. – Меня целовали. И, скажу я тебе, ничего особенного в этом нет.
– Правда?
– Правда, – поддразнивает она. – Представь: двое прижимаются ртами, пробуют на вкус слюну друг друга так, что узнают, кто и что ел на ужин. Если подумать, ничего приятного в этом нет.
– А ты, как я вижу, в романтику не веришь, – смеюсь я в ответ.
– Зачем осложнять себе жизнь и тешить себя нереалистичными ожиданиями? – соглашается она.
Девушка держится невероятно прямо. На ней отглаженное платье очень строгого покроя, а длинные чёрные волосы аккуратно расчёсаны и закреплены на затылке двумя серебряными гребнями.
– Быть может, ты просто ещё не встретила своего суженого?
– Почему же, встретила, – рассудительно отвечает она. – Наше обручение состоится в конце года. Он вон там, – кивает она, указывая на двери в бальный зал. – Стоит справа от дверей.
Внешне этот юноша почти неотличим от других гостей: волевой подбородок, чёрные волосы, зелёные глаза…
– И ты с ним целовалась? – спрашиваю я.
– Ну да, так положено, – покорно вздыхает она. – Мужчинам приходится ждать так долго всего… остального. Надо их иногда подбодрить, что ли.
– Но тебе не понравилось.
– Не подумай, что это полный кошмар. Терпимо.
Услышав такое бесстрастное описание, я фыркаю от смеха:
– Можно подумать, ты говоришь о стирке и уборке!
– Ну, в каком-то смысле так и есть, – доброжелательно улыбается она в ответ.
– Если ты так считаешь, то зачем согласилась обручиться с ним, а потом выйти за него?
– Рэндалл нормальный, – пожимает она плечами. – Из него получится хороший супруг. Его выбрали мои родители, а я привыкла им доверять.
– То есть твоего мнения о женихе не спрашивали?
– А кому это интересно? Меня не обручили бы с подлецом. Старшим сёстрам женихов тоже искали родители.
Поразительно… девушка ничуть не возражает против такого обращения.
– А разве ты не хотела бы выбрать жениха сама? – не удержавшись, спрашиваю я.
Дядя Эдвин не стал бы выбирать мне мужа. Может, познакомил бы с кем-нибудь достойным, по его мнению, но решение осталось бы за мной.
Девушка снова пожимает плечами.
– Какая разница, кто выбирает. В сущности, они все на одно лицо. Ты посмотри на них… – Она презрительно указывает на молодых военных в зале.
Она права. Оглядывая бальный зал, я вынуждена признать, что среди гостей трудно отыскать кого-то необыкновенного, непохожего на остальных.
– Что ты читаешь? – указываю я на книгу на её коленях.
Она вдруг заливается румянцем.
– Да так. Кое-что из университетского курса, – объясняет она с невинным видом. – Решила подготовиться к занятиям.
На обложке действительно значится «История Гарднерии. Издание с примечаниями». Однако, если взглянуть пристальнее, оказывается, что обложка чуть шире страниц.
– А если честно? – пробую выяснить я.
Сначала она смотрит на меня округлившимися от удивления глазами, а потом откидывается на спинку стула и со вздохом протягивает мне книгу, признавая своё поражение.
– Только никому не говори, – заговорщически шепчет она.
Осторожно придерживая обложку, я листаю тонкие страницы.
– Любовные стихи! – смеясь, шепчу я в ответ. – А говорила, не веришь в романтику.
– В жизни романтики нет, – поясняет она. – Мне нравится сама идея, возможность чистой, неподдельной романтической страсти.
– Смешная ты, – с улыбкой отвечаю я.
Девушка склоняет голову к плечу и не таясь рассматривает меня.
– А ты совсем не такая, какой я тебя представляла. Кстати, меня зовут Айслин Грир. Мой отец заседает в Совете вместе с твоей тётей. Я тоже скоро еду в университет.
– Эллорен, я смотрю, у тебя новая подруга!
К нам грациозно подходит тётушка.
– Добрый вечер, маг Деймон, – здоровается Айслин, обеими руками пряча книгу.
– Добрый вечер, Айслин, – сияет улыбкой тётушка. – Я только что разговаривала с твоим отцом. Как хорошо, что вы пришли! – И тётя поворачивается ко мне: – Эллорен, прошу тебя, сходи за скрипкой. Пастырь Фогель желает послушать, как ты играешь.
Сердце у меня застывает и проваливается куда-то в пропасть.
– Играть? Сейчас? При всех?
– Твой дядя не раз уверял меня в твоих музыкальных талантах.
– Простите, тётя Вивиан… я… я не могу…
Я в жизни не играла для такой толпы. Голова идёт кругом.
– Чепуха, дитя моё, – отметает все возражения тётя. – Иди за скрипкой. Будущему верховному магу не принято отказывать.
Глава 12. Лукас Грей
Выскользнув из переполненного бального зала, я с облегчением вздыхаю и спешу по тихому узкому коридору к спальне, машинально переставляя сдавленные узкими туфельками ступни. А может, сбежать, пока меня не хватились?
В пустой спальне я застываю, не в силах пошевелиться и вздохнуть.
На кровати лежит открытый футляр для скрипки, а внутри на мягком зелёном бархате удобно расположилась скрипка Мэлориан – самый лучший музыкальный инструмент во всех Западных землях. Эти скрипки делают эльфы в северных мэлорийских горах из редчайшей древесины альфсигрских елей. Под струнами – кусочек пергамента. Тётиным летящим почерком там написано:
Удачи тебе, Эллорен!
Присев на краешек кровати, я не свожу глаз со скрипки. Откуда у тёти Вивиан одна из самых дорогих скрипок на свете? Её даже страшно взять в руки – это всё равно что коснуться святыни. Пробежав пальцами по струнам, я мысленно вижу альфсигрскую ель на горном склоне.
Скрипка настроена идеально.
Я подтягиваю смычок, поднимаю скрипку к плечу и провожу им по струнам – пальцы от волнения даже покалывает.
Комнату наполняет глубокий звук, чистый, как неподвижная вода в озере.
От небывалого прилива счастья моё сердце стучит быстрее обычного. Я бросаюсь к дорожному сундучку в поисках папки с любимыми партитурами. Вот моя любимая пьеса «Зимняя тьма», в голове уже звучит знакомая мелодия.
Однако, стоит мне бросить взгляд на открытую дверь, радость тут же испаряется. Уж слишком тяжёлое испытание ждёт меня там, внизу.
Собрав волю в кулак, я принимаю решение. Если мне суждено с треском провалиться, то пусть это случится под прекраснейшую из скрипичных мелодий.
Осторожно прижимая к себе инструмент, я беру партитуру и решительно выхожу из комнаты навстречу судьбе. М-да… в таких узких, неудобных туфлях шагается не очень-то уверенно.
В бальном зале у меня пересыхает во рту, мышцы живота сводит судорогой и – что хуже всего – начинают трястись руки.
Тётя встречает меня любезной улыбкой. Она беседует с пастырем Фогелем и членами Совета. Маркус Фогель снова обращает на меня свой настойчивый, немигающий взгляд. Он что, читает мои мысли?