«И если молнии, сверкая мимолетно, порой пронизывают нашу темень, нас ужасая крайней силой иль больше унижая нас, то заставляют нас увидеть, что мы утратили когда-то».

Из трактата Луи Клода де Сен-Мартена «Естественная картина отношений, которые существуют между Богом, человеком и Вселенной»





«Человек желания»: Преодоление доктрины учителя и начало мартинистской антропологии




«…И будет яко древо, насажденное при исходищих вод, еже плод свой даст во время свое, и вся, елика аще творит, успеет…»

Псалтирь. Псалом 1



Человек вышел на берег из бурливого потока и взглянул со стороны на неугомонную реку подлунной жизни. Переводя дыхание, ему пришло на ум пастернаковское: «Сестра моя жизнь!». И встрепенувшись, он понял: эта несущаяся стремнина хоть и рядом со мною, но уже не я, разве что она действительно сестра, которую ты годами не видел и с которой тебя уже почти ничего не связывает, кроме общего набора хромосом, общей ткани бытия и все больше рассеивающихся воспоминаний далекого детства. Однако с тех пор и до сего дня я был влеком Потоком (вот она Река Времен Василия Тредиаковского!): теперь я вне его и никогда уже не буду в нем, пусть его леденящие брызги меня постоянно настигают и даже тщетно пьянят, но не в силах уже ничего изменить во мне. Так из Человека, Увлекаемого Потоком, рождается Человек Желания…

Если первые два произведения Луи-Клода де Сен-Мартена (1) отразили его глубокую теоцентрическую концепцию происхождения человека и мировой истории, разворачивающейся в борьбе на человеческом уровне божественного и демонического начал, то третье – «Человек Желания» – знаменует собой следующий этап в творчестве великого христианского мистика. Он целиком связан с переосмыслением учения о реинтеграции существ французского теурга Мартинеса де Паскуалиса, старшего товарища и наставника Луи-Клода де Сен-Мартена по Ордену рыцарей-масонов избранных коэнов Вселенной. Само понятие «Человек Желания» взято Неизвестным Философом у Мартинеса де Паскуалиса, а последний его позаимствовал у блаженного Августина. Впрочем, стоит отметить, что корректнее переводить как «Человек Осознанного Желания» или «Человек Изволения», поскольку русское слово желание само по себе тяготеет больше к хотению, т. е. неосознанному, замутненному страстью желанию. Именно мистическое изволение или волеизъявление по Сен-Мартену противостоит грубому хотению и напрямую связано с самоотречением и аскезой.

Эту смысловую грань прекрасно уловил современный российский исследователь в статье, посвященной пути мистического анархизма, в которой, касаясь проблематики человеческого осознанного желания, автор резюмирует: «Но он (человек – В. Т.-Г.) может обладать всеми качествами бога, завоевать их себе через преодоление диктата одержимых, бог сам творит себя, не имея причин, он – «творящее ничто», и его мир – непрерывное откровение. Человек убивает протестантского бога – счетовода грехов, бога-надзирателя. На его место идет Единственный, свободный от вчерашнего «эго», отказавшийся от инстинктов во имя желаний. Желания Единственного Штирнер рассматривает как самоубийства его инстинктов. Такое же отношение к «желанию» бытовало в мистических кругах «мартинистов», последователей Сен-Мартена, который, в свою очередь, был учеником Мартинеса де Паскуалиса. Желание – синонимично свободе воли, инстинкт воплощает в себе рабство материального рока. Посвящение – освобождение от ограничивающих законов имманентных форм. Поэтому высшим титулом посвященного в мартинизме является «человек желания»…» (2). От себя добавим, что рационализм здесь уже подорван и существует только две мистических точки сопряжения, изображаемых в виде черного мага и христианского анахорета: между этими точками властвует хаос. Одна из них – служение себе Единственному; другая – служение Единому. Неслучайно эксцентричный сатанист Алистер Кроули считал, что самоубийства инстинктов это крайняя пресыщенность ими, тогда как христианский аскетизм учит об отсечении страстей душевных и физических в трезвении, посте и молитве. В первом случае – яркое воплощение служения себе Единственному; во втором – служения Единому, к чему и посвятил свою жизнь Неизвестный Философ: «И создали две любви, два Града: Град земной – любовь к себе до презрения к Богу, и Град же небесный – любовь к Богу до презрения к себе» (3).

Как ни парадоксально, но новое сочинение Сен-Мартена это полный разрыв с доктриной Мартинеса де Паскуалиса, основанной на практике теургических ритуалов, где само озарение – рациональный логический этап, в пользу созерцательного поэтического мистицизма, столь свойственного святым отцам восточного христианства. Теперь с учителем Неизвестного Философа связывают только нечастые каббалистические символы и аллюзии, почерпнутые у Мартинеса де Паскуалиса, но уже в «Человеке Желания» не представляющие самодовлеющего значения, а скорее аллегорически отражающие корни вещей и проявлений. Не ставя под сомнение светский, хотя и сугубо христианский характер мистики Сен-Мартена, все же отметим, что она практически лишена экстатичности и избыточной эмоциональной душевности, присущих западному церковному сознанию. Это при том, что Луи-Клод де Сен-Мартен до конца своих дней оставался ортодоксальным католиком, о чем красноречиво свидетельствовал граф Жозеф де Местр.

«Человек Желания» – произведение переломное для самого Сен-Мартена. В нем автор предпочел самозабвенное погружение в дионисийские бездны сердца сухим спекуляциям аполлонического разума, господствовавшим в ту пору в среде мистически настроенного дворянства. Вот почему так сложно определить его жанр. Что это? Религиозные песнопения, плач сердца или, может, непрерывный поток сознания ревностного христианина?.. Все перечисленное присутствует в «Человеке Желания» и тем самым собой являет как бы определенный хаос, изначально пребывающий в душе верующего, вставшего на путь его преодоления и божественной реинтеграции.

Работу над «Человеком Желания» Луи-Клод де Сен-Мартен начал еще во время своего посещения Лондона. К ней он приступил по настоятельным просьбам философа Тиманна. В 1790 г. в Лионе увидело свет первое издание «Человека Желания», представлявшее собой два небольших тома. До сих пор неизвестно, отлучался ли в Лион автор во время своего пребывания в Эльзасе, или он доверил публикацию сочинения своим тамошним друзьям, тем более что в Лионе Сен-Мартен любил издаваться.

Французский исследователь середины XIX в. Маттер справедливо заключает, что «Человека Желания» нельзя рассматривать как сборник религиозных гимнов, хотя иногда и поражает внутренняя аналогия произведения с библейской Псалтирью. Согласимся с английским эзотериком Артуром Эдвардом Вэйтом, что «Человек Желания» самое вдохновенное сочинение Сен-Мартена. Однако прав и Маттер, считавший его отнюдь не поэзией. Со своей стороны, осмелимся определить жанр «Человека Желания» гимнософией, назвав Сен-Мартена галльским гимнософистом. К тому же, общий поэтический фон произведения скорее богословско-эпический, нежели лирический. После выхода книги Сен-Мартен, судя по манере изложения, даже удостоился сравнения с немецким экстатичным мистиком Якобом Бёме. Действительно, некоторые пассажи и аллюзии «Человека Желания» напоминают тевтонского философа, хотя Сен-Мартен в ту пору еще совершенно не был знаком с его произведениями и сам о нем мало слышал.

По тексту видно, что Неизвестный Философ иногда слишком использовал поэтическую форму, иногда ее нарочито ломал, оставляя отдельные элементы, отчего невозможен и равномерный перевод «Человека Желания» на русский язык. Но за этой стихийностью стиля и формы лучше чувствуется смятение человеческой души, в сей мир пришедшей издалёка. Собственно, произведение предстает мгновенными вспышками прорвавшегося из инобытия света, блестками воспоминаний человеческой души о своем первоначальном состоянии в лучах Божественной Славы. Вот почему в «Человеке Желания» не стоит искать никакой логики, ведь логика и откровение – вещи несовместные. Вот почему «Человек Желания» это и своеобразное поэтизированное преодоление стройного «Трактата о реинтеграции существ» Мартинеса де Паскуалиса, пылкий призыв отойти от сухих теургических формул и ритуалов, обратившись к сердечному деланию как средоточию бытия.

В «Человеке Желания» уже весьма сильно ощущается дефицит дискурсивности, столь присущей франко-галльскому аполлоническому мышлению, из-за чего Сен-Мартен занимает особое место среди французских эзотерических писателей, поскольку характер его мистики совершенно восточный, дионисийский вплоть до ломки и растворения всяческих форм, вплоть до уничтожения формообразующих начал. Потому в свое время, основываясь на недопонимании, и возникло среди французских критиков подозрение Сен-Мартена в пантеизме, хотя никаким пантеистом Неизвестный Философ, конечно же, не являлся. Немудрено, почему современники, как, к примеру, Лафатер и барон фон Либисдорф, отмечая превосходства «Человека Желания», не могли определить его доктринальной направленности и в целом не разумели произведения. На этом фоне исключительной кажется оценка Кирхбергера, рассматривающая его как наиболее совершенное по ясности мыслей. Однако квинтэссенция «Человека Желания» столь же проста, сколь во многом и непостижима западному формальному умозрению: загляни очами разума в свое сердце; оно – средоточие связи с Богом и точка единения со всем сущим, проросшее в человеческое тело и душу Всеединство. И как закономерность: в «Человеке Желания» Луи-Клод де Сен-Мартен отрекается от традиционной схоластики (напомним, элементы ее органично входили в учение Мартинеса де Паскуалиса). Отсюда, несмотря на то, что до последнего издыхания он пребывал в лоне римской церкви, Неизвестный Философ до сих пор не примирен с католицизмом.

Наряду с этим, значение «Человека Желания» заключается еще в том, что произведение стало основой мартинистской духовной антропологии, которую можно свести к нижеследующим характерным чертам.

Бог пребывает во всяком Творении, ему сообщая жизнь, движение и бытие. Любой приходящий в мир человек наделен Словом Божиим, которое является его Внутренним Светом. Со своей стороны, Человек есть совершенный храм Господень. Существуют три различные степени божественного Присутствия; они же предстают тремя ступенями проявления Божества. При исхождении Адама Бог сообщает первому человеку свободную волю, т. е. способность принимать божественные законы, предписания и повеления, или отказываться от них. Господь желает действовать лишь с согласия Человека, при его полной и сознательной поддержке. Прикровенным Он остается для того, чтобы в каждом из нас пробудилось бы Желание Его. Это первый этап, ознаменованный Соломоновым Храмом, в котором божественное Присутствие пребывало в Святом Святых, сокрытом от народа завесой. В тот период был возведен Храм в соответствии с Желанием Человека. Тогда для всех Предвечный оставался неосязаемой, недоступной причиной, неизвестным управителем, вселенским двигателем их эфемерного существования. Материалисты и люди, увлекаемые потоком бытия, ищут в Творении Первопричину, которая принадлежит не миру естества, но божественному миру. В данный период Человек Потока (увлекаемый потоком бытия) является рабом собственного «эго».

Человек Желания, наоборот, чувствует недостаток и неполноту такого положения вещей и устремляет свои взоры к Неведомому, существующему за пределами видимого мира. Благодаря чему он просит, призывает и привлекает Бога проявиться в нем, постепенно он приближается к Его присутствию или, как лучше выразиться, заставляет это святое Присутствие приблизиться к нему. Это этап Исхода из Египта, совлекающий рабские путы и делающий Человека Желания другом Господа. Сорок лет блуждания по пустыне явно свидетельствуют, что святое Сретение еще случайно и неопределенно, поскольку Человек еще увлечен истуканами. Идолопоклонство заключается в создании по собственному образу и подобию бога, который затем оживляется и поддерживается в искусственном существовании воспрещенными мыслями (читай обрядами).

Несмотря на бесконечно повторяемые заблуждения, Желание Истины постепенно овладевает человеком всякий раз, когда он произносит «да будет Воля Твоя» и предается Своему божественному Другу. Брань Человека Желания заключается в том, как сильнее предаться Милосердию истинного Бога, предписавшего смертному: «Предвечный будет бороться за тебя, и ты сохраняй Безмолвие». Труд Человека Желания является действием человека по отношению к своим братьям и сестрам, всем царствам естества, за которые он ответствен, но это также бездействие пред лицом Своего Бога, сотворившего Человека и захотевшего быть единственным орудием его духовного развития. Вот для этого Он и воплотился Сам в Лице Своего Слова, дабы нас возродить.

Добровольная Жертва ИЕШУА на Кресте и установление таинства Евхаристии дает каждому по милосердию силу стать Чадом Божиим. Новый Человек больше не слуга и не друг Бога; он – Сын Божий, обетованный Своим Отцом небесным на брак с собственной Мудростью. Возрожденный Новый Человек помолвлен с божественной Мудростью; он живет в упованиях на этот нерасторжимый и вечный брак. Сыновнее состояние есть третья степень божественного Присутствия в нас. Отсюда понятно, почему разодралась Храмовая завеса, и человеческое сознание погрузилось в Бога вплоть до того, что перестало чувствоваться различие между источником и его истечениями, ибо ВСЕ ЕДИНО. Здесь следует отметить, что мироустройство по Сен-Мартену слагается из сопряженных друг с другом иерархии (вертикали) и всеединства (горизонтали).

Исходя из учения древней христианской церкви, человеческое существование в божественной перспективе делилось на три эпохи: состояние человека и вещей до грехопадения (systasis), состояние после грехопадения (katastasis) и состояние восстановления или возвращения человека и вещей к своему былому неискаженному обличью (apokatastasis). Последнему полностью соответствует латинский термин reintegrate – реинтеграция. Процесс восстановления человека зависит от его желания, воления и начинается уже в этой жизни, т. е. в преодолении ее катастатического состояния. Характерно, что мартинизм здесь близок к православной доктрине обожения (divinisatio) или стяжания человеком Духа Святого (само по себе это учение не признается Римско-католической церковью и считается гностическим). Обожение или божественное усыновление по Сен-Мартену складывается из трех ступеней развития: Человек Желания, Новый Человек и Духовный Человек или Духо-Человек. Первым двум ступеням Сен-Мартен посвятил одноименные книги, третью он рассмотрел в своем наиболее глубоком итоговом сочинении «Руководство Духо-Человека».

Необходимо отметить, что три ступени духовного восхождения полностью сопрягаются с делением людей на четыре типа, разработанным Луи-Клодом де Сен-Мартеном и его последователями. Итак, вот эти типы:

1. Человек Увлекаемый (влекомый Потоком, плывущий по воле волн) – категория людей безвольных, малоиндивидуальных, следующих моде данного мгновения и духу данной эпохи;

2. Человек Желания (собственно, Душевный Человек) – категория людей, сознательно, твердо и неуклонно ищущих самосовершенствования и Абсолютной Истины путем созерцания Естества, проникновения в собственное сердце и изучения источников Традиции;

3. Новый Человек – категория определяла людей, достигших известной степени астрального развития и поэтому уже не подверженных в суждениях о ближнем и о самом себе тем ошибкам, от которых не избавлены многие весьма искренние люди второго типа;

4. Духо-Человек – соответствовал людям, вполне оторвавшимся от рабства анимической (душевной) сферы, а с другой стороны – от неполноты сознания своего происхождения (4).

Удивительным образом здесь прослеживается аналогия с иерархией потребностей Абрахама Маслоу, по которой первый тип представляют собой люди, удовлетворяющие свои базовые потребности – физиологические и безопасности. Эти люди больше стремятся сравняться или хотя бы приблизиться по материальному достатку с окружающими, не ищущими возможности совершенствования. Их абсолютное большинство.

Второй тип характерен для людей, удовлетворяющих базовые потребности в той мере, в которой это позволяет им перейти на удовлетворение потребностей высшего уровня, и стремящихся к этому. Такие люди активно социализируются. Их меньше, чем людей первого типа.

Третий тип людей можно описать, как удовлетворяющих высшие потребности по Маслоу – уважение и самоуважение. Таких людей можно определить, как активно стремящихся актуализироваться. Они удовлетворяют свои эстетические потребности, и их еще меньше.

Четвертый тип соответствует людям, которые согласно теории Маслоу удовлетворили свои потребности в познании и понимании; у таких людей развита метамотивация, у них сформировалось понимание смысла жизни, этики и эстетики человеческого бытия. Иными словами, они самоактуализировались, но в то же время у них поддерживаются потребности к развитию и углублению понимания этой жизни. Таких людей меньше всего, они по Маслоу наиболее духовно стабильны и наиболее здоровы и составляют духовное и нравственное здоровье общества (5).

Согласимся, что соответствие иерархии потребностей по Маслоу и человеческих типов у Сен-Мартена отнюдь не случайно и говорит скорее о зеркальном отражении социального в личностном и личностного в социальном. Если Сен-Мартен изначально исходил из духовности, пребывая в системе религиозно-мистических координат, то Маслоу, занимаясь изучением личностных потребностей в социальном срезе снизу вверх, пришел к своеобразному одухотворению своей градации, когда человеческая душа на последней ступени его иерархии уже соприкасается с духом. И это тем более удивительно еще и потому, что Сен-Мартен исследовал конкретно взятого человека в отдельности, а Маслоу рассматривал потребности по отношению к человеку и наоборот. Однако оба они – каждый на своем уровне – раскрыли одну и ту же антропологическую матрицу, верную на социальном плане и в мистицизме, восходящую от земли к царству духа.

Тимос по-гречески означает душу, а точнее чувствительную, устремляющуюся, страдающую и сострадающую часть души, связанную с осознанной волей, волеизъявлением. В социологической концепции Фрэнсиса Фукуямы тимотический (душевный) человек тождествен Человеку Желания у Сен-Мартена, хотя сам термин «желание» для Фукуямы, несомненно, равнозначен хотению, страсти к вожделению (отчего сегодня и поощряется культ гедонизма): это характеризует иную категориею людей, которые уже задействованы в качестве послушных строителей Нового Мирового Порядка. Такие люди, зачастую представляющие из себя офисный планктон транснациональных корпораций, теряют свой божественный образ, превращаясь в винтики и механизмы для возведения очередной Вавилонской Башни. Именно с сокращением количества тимотических (душевных) людей в мире Фукуяма связывал грядущий глобальный кризис и упадок человеческой цивилизации: «…Человек Экономический, истинный буржуа, будет вести внутренние «расчеты затрат и выгод», которые всегда дадут ему причину «работать внутри системы». И только тимотический человек, человек гнева, ревнующий за собственное достоинство и за достоинство своих сограждан, человек, который ощущает, что его ценность составляет большее, чем комплекс желаний, из которых складывается физическое существование, – только такой человек может встать перед танком или цепью солдат. И часто бывает так, что без таких мелких актов храбрости в ответ на мелкие акты несправедливости куда большая цепь событий, ведущих к фундаментальным изменениям, так и не будет запущена» (6).


Однако на смену этому индустриальному Экономическому Человеку должен прийти уже, по замыслу Жака Аттали, постиндустриальный «сетевой человек», «новый кочевник» со встроенным кибернетическим механизмом и поглотитель информации, не ведающий ни роду, ни племени, ни религии; одним словом, управляемый и задаваемый сетью дух, полностью противоположный Новому Человеку и Духо-Человеку Сен-Мартена. В этой связи Жак Аттали говорит о крахе традиционных вероисповеданий и некоем «новом завете» «сетевого человека» с Природой (7). Идея не нова: вспомним, что ее родоначальником являлся основатель ордена иллюминатов Адам Вейсгаупт (его организацию не стоит путать с чисто христианским иллюминизмом Мартинеса де Паскуалиса и Сен-Мартена). Глубоко законспирированная структура ордена иллюминатов Вейсгаупта весьма напоминала современную сетевую матрицу. Правда, тогда этот воспитанник иезуитов из Ингольштадта не мог предположить, сколь востребованными окажутся его посылы для сетевой технотронной идеологии Нового Мирового Порядка. О создании единой «натуральной религии» мечтали еще английские вольные каменщики первой половины XVIII в., но до Вейсгаупта их планы оставались довольно смутными и не шли дальше красивых, пусть и небезобидных деклараций о намерениях. Сегодня эту веру продвигает модернистский Ватикан, выступающий за объединение конфессий в одну универсальную сверхцерковь на ноахитских началах. Таким образом, у дальнейшего отпадения от Бога и деградации человека имеются свои иерархические уровни, противостоящие ступеням восстановления и божественного усыновления по Сен-Мартену. Здесь проглядываются признаки усыновления человека зверем и его образом в виде грандиозного брюссельского компьютера, несущего его число, и штампование людских душ в угоду князя мира сего. Однако общество, населенное данными индивидами, будет уже не человеческим, а постчеловеческим, что ярко изобразил Фукуяма (8). Постчеловек, исповедующий новое близкое к религиозному мировоззрение трансгуманизма, как раз и представляется полным антиподом Духо-Человека Сен-Мартена. Трансгуманизм – это отказ от иерархии абсолютной Истины и перенос ее атрибутов на шкалу общечеловеческих ценностей и нового человеческого фрагментарного знания, зачастую вторгающегося в сугубое ведение Творца (генная инженерия, нанотехнологии, крионика и пр.). Отсюда отсутствие идеи теоцентризма в организации социума, упадок национальной государственности, фрагментация и помрачение сознания, утратившего свет божественного гнозиса: везде правят соты, слагающиеся друг с другом наподобие пазлов мелкие осколки. Некогда совершенный собирательный человек Адам Кадмон, символизировавший собой божественный сосуд, согрешив, разбился. Мы живем во время добивания, размельчания осколков, оставшихся от неземного образа Адама Кадмона. Между тем, одним из неорелигиозных и псевдонаучных направлений трансгуманизма является иммортализм, пытающийся достичь фактического бессмертия человека и, следовательно, увековечить пред лицом Господа и естества образ согрешивших Адама и Евы, наконец-то уподобившихся богам по наущению древнего змея. В этом, пожалуй, венец стародавних замыслов Адама Вейсгаупта и либерального франкмасонства. Достижение телесного бессмертия в дольнем Иерусалиме – вот она подлинная «натуральная религия», провозглашавшаяся когда-то под сенью английских лож.

Для Сен-Мартена дольний мир это крайне искаженный в кривом зеркале и перевернутый образ мира горнего. Тут уж никак не работает знаменитое утверждение Гермеса Трисмегиста: «что вверху, то и внизу». Да и взаимодействие между основными внутренними свойствами у Человека Желания совершенно иное, нежели у Человека Увлекаемого, и в этом смысле образ Человека Желания перевернут по отношению к образу дольнего мира и Человека, влекомого Потоком, что прекрасно показал христианский эзотерик и наш соотечественник Валентин Томберг: «Другой характерной особенностью духовного человека является то, что он висит вниз головой. Это означает, во-первых, что «твердая почва» под его ногами находится вверху, тогда как земля внизу есть лишь предмет забот и восприятия его головы. Во-вторых, это означает, что его воля связана с небесами и находится в непосредственном контакте (не посредством мыслей и чувств) с духовным миром. Таким образом, его воля «знает» то, что его голова – его мышление – все еще не знает, и таким же образом через его волю действует не опыт и память прошлого, но будущее – небесное предначертание будущего. А посему он буквально является «человеком будущего», ибо волю его побуждает конечная причина. Он есть «человек желания» в том смысле, какой вкладывают в это понятие Книга пророка Даниила и Луи-Клод де Сен-Мартен, т. е. человек, чья воля устремлена ввысь, выше всего, чем наделена голова, – мышления, воображения, памяти.

Отметим, что обычная взаимосвязь между мышлением, чувством и волей у цивилизованного и образованного человека такова, что мышление пробуждает чувства и направляет волю. Мышление посредством воображения играет роль стимулятора по отношению к чувствам, а с помощью воображения и чувств – роль наставника, воспитывающего волю. При необходимости действия человек думает, воображает, чувствует и – наконец – желает и действует.

У «духовного человека» дело обстоит иначе. У него роль стимулятора и наставника по отношению к чувствам и мышлению играет воля. Вначале он действует, затем желает, а затем чувствует значимость своих действий и в конце концов понимает.

Авраам покинул край, где был рожден, и отправился – через пустыню – на чужбину, которая несколько столетий спустя станет отчизной для «семени Авраамова» – целого народа – и где еще через несколько столетий свершится великий труд спасения человечества. Знал ли он обо всем этом? И да, и нет. Да – в том смысле, что он действовал так, словно знал: его воля была пленена этими событиями будущего, их величием и значимостью. Нет – в том смысле, что ни в его мыслях, ни в воображении не было какого-либо плана или четкой программы того, как, когда и каким путем в точности все это будет осуществляться.

Уверенность, которая с самого начала завладевает волей и из которой исходит ее воздействие на чувства и мысли, и есть то самое, что апостол Павел понимал под словом «вера» (pistis, fides). По его словам:

«Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом… Верою Авраам повиновался призванию идти в страну, которую имел получить в наследие; и пошел, не зная, куда идет» (Евр. 11: 1,8).

Таким образом, Авраам «осуществил ожидаемое» после того, как испытал «уверенность в невидимом», т. е. воля его знала, тогда как разум и воображение «не видели», что значит – не имели присущей им уверенности. И все же он повиновался и пошел, не зная, куда идет, т. е. совершил действие, прежде чем его мышление и воображение постигли все необъятное значение этого поступка. Следовательно, когда он отправился в путь, его голова последовала за ногами; его ноги оказались тогда «вверху», поскольку повиновались велению небес, а голова подчинилась им и оказалась «внизу», ибо не видела ничего, кроме лишений, опасностей и невзгод предпринятой затеи. Тем самым Авраам в точности оказался в положении «Повешенного».

«Верою Авраам повиновался призванию…» Вот ключ к тайне веры, или к знанию воли: «…повиновался призванию…».

Воля есть активная сила, не являющаяся, естественно, органом восприятия. Чтобы обрести способность воспринимать, ей не следует – даже нельзя – становиться пассивной, ибо в этом случае она уснет либо исчезнет, поскольку активность – это сама ее суть, и, переставая быть активной, она перестает быть волей. Нет, ей лишь следует сместить центр тяготения, т. е. преобразовать «мою волю» в «волю Твою». Одно лишь духовное проявление любви способно совершить смену того центра, который воля использует либо тяготеет к нему. Вместо тяготения к центру «я» она может подчинить себя велениям центра «ты». Это преображение, осуществляемое любовью, и есть то, что именуется «послушанием». Итак, только через послушание воля обретает способность воспринимать. Воспринимать или вдохновляться откровением свыше, которое воодушевляет, направляет и укрепляет силы. Вот почему воля мученика способна все вытерпеть, а воля чудотворца способна все свершить.

Господень призыв Авраама был как раз таким проявлением вдохновляющего откровения. «И он повиновался», – говорит апостол. Тем не менее, здесь необходимо добавить, что он повиновался еще до того, как отправился в путь. Ибо сам по себе Господень призыв предполагает повиновение – трансцентрализацию воли, которая дает ей возможность услышать зов свыше. Ведь воля уже должна быть в состоянии послушания, чтобы быть способной воспринять вдохновение или интуицию свыше и запечатлеть призыв Господа, т. е. дар веры» (9).

По всем приведенным выше доводам Люди Желания неорганичны дольнему миру, поскольку представляют собой в волевом осознании веры опрокинутую «подвешенную» вертикальную перспективу горнего мира в дольнем, тогда как Люди Увлекаемые являются обыкновенной горизонтальной перспективой ткани общего осознания бытийного Потока, который многие метафизики рассматривают в качестве иллюзии или ничто. Однако оскудение числа Людей Желания и увеличение количества Людей Увлекаемых (разрастание иллюзии бытийного Потока) ставит под вопрос и делает проблематичным само существование мира, что мы отчетливо ощущаем в настоящее время. Сен-Мартен предвидел это в своем произведении более чем за два века до нас, что делает его, несомненно, эсхатологическим автором. Вертикаль волевого осознания веры, которую удерживали святые, духовидцы, пророки, мистики, а также подлинные Люди Желания ныне становится все тоньше и грозит истощиться, распавшись на фрагменты, отдельные светящиеся точки в охваченном хаосом океане иллюзии постиндустриальной цивилизации. Что будет с мирозданьем, когда это случится окончательно и бесповоротно?

Постепенно захлебываясь и утопая в вязком потоке повседневности, все меньше людей готовы посвятить себя служению Абсолютной Петине, все меньше из них призываются Провидением и становятся Людьми Желания, отстраняясь от всеобщего течения и поднимаясь на Животворный Берег для созерцания этой мутной и прозрачной, но всегда трагичной Реки Времен, уносящей с собой и предающей небытию дела, господства и царства: sic transit Gloria mundi.

Владимир Ткаченко-Гильдебрандт





Источники


1. О заблуждениях и истине (1775 г.). Картина отношений между Богом, человеком и вселенной (1782 г.), в 2-х томах.

2. Элементы, № 9, М., 2000. Алексей Цветков. «Штирнер – Прудон: два полюса анархии».

3. De Civitate Dei. Блаженный Августин.

4. АУМ, М. Терра. 1990. Вып. № 2.

5. Насибулина А.Н., Сулейменов Н.С., Осик Ю.Н., Наплеков Д.С. Различие в потребностях людей по А. Маслоу как градация их уровня развития. Карагандинский технический государственный университет. Караганда, 2005.

6. Фукуяма Ф. «Конец истории и последний человек» 16. Краснощекий зверь. М. ACT. 2005.

7. Аттали Жак. На пороге нового тысячелетия. Международные отношения, М. 1993.

8. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологической революции. М. ACT, 2004.

9. Валентин Томберг. Медитации на ТАРО. М., «София», 2000; сс.265–266. Письмо XII. Повешенный.





Луи-Клод де Сен-Мартен. «Человек желания»




Перевод с французского ритмической прозой Владимира Ткаченко-Гилъдебрандта





1




Господни чудеса в безмерном поле разбросанными кажутся без замысла и хаотично.