Четверг, 10 апреля 1919 года


Иногда лучше вовсе не просыпаться.

Но в Калькутте это недостижимо. Солнце встает в пять, и начинается настоящая какофония: лают собаки, кричат вороны и петухи. Когда животные выдыхаются, тут же вступают муэдзины, и их призыв к молитве звучит с каждого минарета в городе. Шум такой, что единственные европейцы, которым удается не проснуться к половине шестого, – это те, кто захоронен на кладбище на Парк-стрит.

Первым, что я почувствовал, проснувшись, был все тот же запах рыбы. Спал я неважно, меня беспокоил тоненький комариный звон. Миссис Теббит уверяла, что ни одному из этих созданий не удавалось еще перелететь порог «Бельведера», но, наверное, этот конкретный экземпляр соответствующего меморандума не получил. Я встал, принял душ, побрился, а затем оделся и спустился к завтраку. В столовой не было никого, кроме служанки, поэтому я сел за стол и, сверяясь с часами на каминной полке, выставил время на своих часах. Я как раз заводил их, когда вошла миссис Теббит. Она принесла тарелку, на которой находилось нечто, с виду похожее на кеджери, приготовленное, вероятно, из остатков вчерашнего ужина, и поставила ее передо мной с торжественностью, не очень оправданной в случае этого блюда.

– Боюсь, мне придется отказаться, миссис Теббит, – извинился я. – Что-то сегодня живот побаливает.

Это была ложь во спасение.

– Ах, как жалко, капитан. – Она нахмурилась. – И ночью он вас беспокоил?

– Увы, да.

– Бедняжка! Мне показалось, я слышала ночью шаги на лестнице. Это были вы?

– Наверное, – согласился я. Отличное прикрытие, и я могу прибегнуть к нему снова, когда мне захочется среди ночи наведаться в Тиретта-базар.

Вместо предложенного блюда я предпочел выпить чашку кофе и просмотреть сегодняшний номер «Стейтсмена», который лежал на столе. Газета была сложена так, что видна была только половина заголовка на первой странице, но этого хватило, чтобы меня заинтересовать. Я развернул ее и увидел основной заголовок номера.





ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЛУЖАЩИЙ УБИТ В КОССИПУРЕ


Далее следовал репортаж с места преступления и описание того, в каком виде было найдено тело Маколи, – подозреваю, что оно заставило некоторых читателей газеты подавиться своим утренним кеджери. Это был очень подробный и красочный рассказ. И к тому же точный. Описывалось все до мельчайших деталей, упоминалась даже испачканная кровью записка, найденная у жертвы во рту. Но о том, что труп обнаружили в нескольких ярдах от борделя, как ни странно, не было ни слова. Я не сомневался, что статья вызовет бурление среди белого населения, как и передовица, с полной уверенностью называвшая виновных. Террористы и революционеры, визжала она, стремятся свергнуть законную власть, и требовала скорого и безжалостного возмездия.

Мне стало не по себе. Конечно, газета имела право на собственное мнение, и, если честно, пункт про «безжалостность» меня не смущал. Я сомневался насчет скорости, поскольку скорость зависела от меня и моей команды, а если судить по вчерашнему дню, вряд ли мы быстро добьемся успеха.

История просочилась в прессу на удивление резво. Вот и провалилась попытка губернатора сохранить убийство в секрете, отправив на место преступления военную разведку. Теперь, когда мрачными подробностями смерти Маколи усеяна вся первая полоса газеты, в центре всеобщего внимания окажемся мы. Можно не сомневаться, что общественность впадет в панику при первом же намеке на опасность. Она будет требовать мгновенных результатов. Но если в итоге губернатор будет вынужден вернуть мне доступ к моему месту преступления, не так уж это и плохо.



Через час я сидел у себя в кабинете и смотрел через стол на Дигби. Когда я явился на службу, он уже ждал меня, пребывая в несколько возбужденном состоянии.

– Уиндем! – воскликнул он. – Мне кажется, я совершил прорыв!

Я мужественно встретил это заявление, пригласил Дигби в свой кабинет и расположился за столом, в то время как сам он принялся расхаживать передо мной туда-сюда.

– Рассказывай.

Он остановился и перегнулся через стол:

– Один из моих осведомителей что-то знает. Он говорит, что кое-что слышал о том, кто мог убить Маколи. Утверждает, что ему известно имя.

– И ты ему доверяешь?

– Разумеется, нет! – фыркнул Дигби. – Он индус! Но я ему плачу, и его сведения бывают полезны.

– Где его найти?

– В Черном городе. Он торгует паном[35]. Его зовут Викрам. Обычно стоит недалеко от Шьямбазара.

– Ладно, – сказал я. – Возьми автомобиль. Поедем туда.

Дигби улыбнулся:

– Приятель, мы не можем просто так туда заявиться. Если кто-нибудь увидит, как он беседует с двумя сахибами из полиции, это может здорово сказаться на его полезности как осведомителя. А также, кстати, на продолжительности его жизни.

– Так когда же?

– Расслабься, – ответил он, подмигивая. – Я устроил встречу. Сегодня вечером.

Мне не очень хотелось целый день сидеть и ждать разговора с осведомителем Дигби. Это совершенно не было похоже на «скорое и безжалостное возмездие», которого требовал «Стейтсмен», и я сильно сомневался, что такой подход произведет хорошее впечатление на комиссара.

– А нельзя пораньше?


– Поверь мне, – ответил он, – под покровом ночи будет безопаснее.

Я нехотя кивнул в знак согласия.

– Прекрасно! – сказал Дигби, хлопнув в ладоши. – Я еще тебе нужен, приятель?

Я велел ему сесть и вкратце пересказал содержание нашего вчерашнего разговора с мисс Грант.

– Полностью соглашусь с ее мнением о Маколи, – сказал Дигби. – Он всегда был со странностями.

– Получается, ты хорошо его знал? – спросил я. – Почему ты не упомянул об этом раньше?

– Ну, по-настоящему я его никогда не знал, – с запинкой объяснил Дигби. – Я, конечно, несколько раз с ним встречался, но и только. В Калькутте мир тесен, да и люди, сам знаешь, сплетничают. Ребята в клубе рассказывали, что он был несколько не в себе, ну, ты понимаешь.

Я совершенно ничего не понимал, о чем ему и сообщил.

Дигби замялся.

– Ну… он практически ни с кем не общался. Не пойми меня превратно – я не сомневаюсь, что он был превосходным бумагомарателем, держал местных в повиновении и всё такое, но он, по сути, не был… одним из нас. Говорят, его отец был шахтером-угольщиком.

По тону можно было судить, что в его глазах такой человек не лучше кули[36].

– А что его приятель, Бьюкен? – спросил я. – Ты с ним знаком?

Дигби запнулся.

– Не то чтобы. Видел раз или два на приемах, но не более того.

– А он, по-твоему, «один из нас»?

Дигби рассмеялся:

– Он миллионер. Он может быть одним из нас когда угодно, если захочет. А теперь, приятель, если ты не возражаешь, я пойду займусь делами.

Он ушел и закрыл за собой дверь. Я задумался, что делать дальше. Идея сидеть и ждать темноты, когда можно будет поговорить с осведомителем Дигби, меня не очень привлекала, поэтому я решил придерживаться своего изначального плана: встретиться с Бьюкеном, с коллегами и слугами Маколи, побывать на вскрытии, условиться о встрече с губернатором и разыскать пастора, о котором рассказала мисс Грант. А главное, я хотел еще раз побеседовать с той девушкой, Дэви. Она явно что-то от нас скрывала, и я хотел знать, что именно. Правда, нужно было устроить так, чтобы при разговоре не присутствовала грозная миссис Бозе.

Я позвонил в «яму» и попросил к телефону сержанта Банерджи. Дежурный крикнул, и через несколько секунд тот взял трубку.

– Есть новости, сержант?

– Итак, сэр, – ответил он со своим аристократичным произношением, роднившим его с архиепископом Кентерберийским, – я позвонил на предприятие мистера Бьюкена в Серампуре. Секретарь мистера Бьюкена сообщил, что того не было на месте уже несколько дней и что он не упоминал, когда планирует вернуться. Секретарь дал мне номер резиденции мистера Бьюкена. Я позвонил по этому номеру, и там мне сообщили, что мистер Бьюкен проводит эту неделю в Калькутте, в резиденции при своем клубе.

– Каком клубе?

– При клубе «Бенгалия», сэр. Я взял на себя смелость позвонить администратору. Сотрудник уведомил меня, что мистер Бьюкен действительно находится в резиденции, но распорядился, чтобы его не беспокоили до десяти утра. Он также упомянул, что мистер Бьюкен обычно завтракает около одиннадцати. Может быть, нам удастся застать его в это время.

– Хорошо. В таком случае, не придется ехать в Серампур. Попробуйте раздобыть нам автомобиль с водителем. Я хочу поймать нашего дорогого Бьюкена, пока он не исчез из клуба.

– Да, сэр.

– А что насчет пастора? Получилось его найти?

– Пока нет, сэр. Я позвонил в тану в Дум-Думе. Они сообщили мне, что в указанном районе есть несколько христианских миссий и приютов. Они наведут справки и немедленно свяжутся со мной.

– Что-нибудь еще?

– Да, последнее, сэр. Я разыскал адрес Маколи – на случай, если вы захотите поговорить с его слугами.

– Отлично, сержант, – одобрил я, записывая адрес на клочке бумаги. – Сообщите, когда договоритесь об автомобиле.



Только я положил трубку, как телефон зазвонил опять. Я решил было, что это Банерджи забыл мне о чем-то сообщить, но, к своему удивлению, услышал взволнованный голос Дэниелса, секретаря комиссара.

– Уиндем, пожалуйста, немедленно зайдите в кабинет комиссара. Это срочно!





Семь