некоторые вообще не включил в повествование, а некоторые переписал слово в слово. Я всем рекомендую
вести дневник. Дневник — это здорово.
И последнее: сделайте мне одолжение. Читая эту книгу — даже если это займет много времени и где бы вы ее
ни читали, — помечайте, сколько раз вы ответили согласием на то или иное предложение. И подумайте о том, к
чему могли бы привести эти ваши «да». Возможно, однажды вам это пригодится.
Кстати, сегодня вы выглядите замечательно.
Дэнни Уоллес
Санкт-Петербург,
июнь 2005 г.
12 января
Я начал вести дневник, дабы зафиксировать все, что происходит в моей жизни. И когда-нибудь я буду рад,
что записал все это для потомков. Если вы историк из будущего, не тратьте время на выражения благодарности.
Лучше посвятите его чтению моих мыслей и философских воззрений.
Итак, с ручкой в руке, я говорю: Жизнь, я готов к испытаниям, которые ты ниспошлешь мне!
19 января
Пока ничего.
ГЛАВА 1
С которой начинается повествование
Трудно поверить, что автобус — обычный красный лондонский автобус — может изменить твою жизнь. И
тем не менее.
Конечно, есть и другие причины того, что в итоге произошло. Я не утверждаю, что виной всему автобус. Но
автобус сыграл немаловажную роль. Вернее, если быть точным, человек, сидевший в автобусе рядом со мной.
Вот он, рядом — листает «Ивнинг стандард»1, то и дело поглядывая на свои дешевые черные часы, и даже не
догадывается, сколь неожиданное воздействие оказала на меня фраза, которую он произнес буквально
считанные секунды назад.
Знаете, так бывает в мультиках, когда показывают, как на дурака внезапно нисходит озарение: он купается в
золотистом сиянии, льющемся с небес, на его лице умиротворение, а вокруг поют ангелы.
Жизнь, разумеется, не мультик. Начнем с того, что я сижу в переполненном автобусе, едущем по улицам лон-
донского Ист-Энда, и соответственно омывает меня не золотистое сияние, а смрад из пота и кашля.
И все же это прозрение. И я улыбаюсь — от того, что услышал, от того, что узнал. Интересно, кто-нибудь еще
в автобусе чувствует то же самое? Я украдкой огляделся вокруг. А вдруг и на моих попутчиков произвела
впечатление простая фраза этого человека — фраза, преисполненная надежды, и оптимизма, и всего того, что я
доселе, оказывается, не принимал во внимание?
Увы, нет. Похоже, кроме меня, ни на кого. Впрочем, это не беда. Время у них есть.
А вот для меня этот человек, что сидит рядом... он изменил все.
— Возможно, это был Христос, — предположил Иан, ставя на стол кружку с пивом. Мы с ним сидели в пабе
«Йоркшир грей», и он уже был под хмельком. — Или Будда! Черт, я был бы не прочь познакомиться с Буддой.
Вид у него на редкость забавный. А тот мужик как выглядел? Если с бородой, то наверняка Христос; если с
пузом, вероятно, Будда.
— Борода у него была, но не как у Христа.
— А пузо? — спросил Иан, глядя на меня с надеждой в глазах. — У него было пузо, как у Будды?
— Уверяю тебя, это был не Будда, а обычный индус. Звали его Махди, как-то так.
— «Махди» звучит почти как «Христос».
— Вовсе нет. И это был не Христос. И зачем Христос вдруг оказался бы в Бетнал-Грин?
— В Бетнал-Грин есть хорошие магазины уцененных товаров.
— Христос — сын Господа, Иан. Ему не нужны магазины уцененных товаров.
— Черт, ты только представь, сколько б бабок водилось у тебя в карманах, будь ты сын Господа.
— Иан... Я пытаюсь рассказать тебе про поворотный момент в моей жизни, а ты талдычишь про Христа в
дешевом магазине.
— Извини, продолжай. Значит, на прошлой неделе ты встретил в автобусе мужика, который не был ни
Божеством, ни сыном Господа, и еще у тебя был твой дневник, так?
Да. И еще мой дневник. Одна из главных причин того, что произошло, — почти столь же важная, как и
автобус. Дневник, который тогда я только-только начал вести, — дабы не забыть все то замечательное, что
делал. Не забыть то восхитительное, безумное, неопределенное время. Очень важное для меня время,
беззаботное время, время, которое я, оглядываясь назад, называю лучшей порой моей жизни.
Правда, листая дневник, я понимаю, что забывать-то нечего. Вернее, нечего помнить.
В прошлом году все было по-другому. Прошлый год был годом приключений. Годом веселья. Годом друзей.
Но я также постепенно начал сознавать, по прошествии полугода, что все мои рассказы — о событиях
прошлого года. И воспоминания тоже. Я путешествовал по великолепию прошлого, упиваясь блаженством
лучших времен. Нет, пожалуй, это не совсем верно. Точнее, совсем неверно. Я блаженствовал, не выходя из
дома.
Несколько месяцев я томился под гнетом впечатления, будто все в моей жизни замечательно. Я холост, мне
двадцать пять лет, живу в одном из самых волнующих городов мира. А оказалось, я, холостяк, сижу в трусах в
своей квартире.
Кризис двадцатипятилетнего возраста — весьма странное чувство. Однажды я его уже испытал, но тогда
жизнь моя не имела определенной направленности. В те же дни я знал, куда двигаюсь. Точно знал. По
наклонной, вниз.
вести дневник. Дневник — это здорово.
И последнее: сделайте мне одолжение. Читая эту книгу — даже если это займет много времени и где бы вы ее
ни читали, — помечайте, сколько раз вы ответили согласием на то или иное предложение. И подумайте о том, к
чему могли бы привести эти ваши «да». Возможно, однажды вам это пригодится.
Кстати, сегодня вы выглядите замечательно.
Дэнни Уоллес
Санкт-Петербург,
июнь 2005 г.
12 января
Я начал вести дневник, дабы зафиксировать все, что происходит в моей жизни. И когда-нибудь я буду рад,
что записал все это для потомков. Если вы историк из будущего, не тратьте время на выражения благодарности.
Лучше посвятите его чтению моих мыслей и философских воззрений.
Итак, с ручкой в руке, я говорю: Жизнь, я готов к испытаниям, которые ты ниспошлешь мне!
19 января
Пока ничего.
ГЛАВА 1
С которой начинается повествование
Трудно поверить, что автобус — обычный красный лондонский автобус — может изменить твою жизнь. И
тем не менее.
Конечно, есть и другие причины того, что в итоге произошло. Я не утверждаю, что виной всему автобус. Но
автобус сыграл немаловажную роль. Вернее, если быть точным, человек, сидевший в автобусе рядом со мной.
Вот он, рядом — листает «Ивнинг стандард»1, то и дело поглядывая на свои дешевые черные часы, и даже не
догадывается, сколь неожиданное воздействие оказала на меня фраза, которую он произнес буквально
считанные секунды назад.
Знаете, так бывает в мультиках, когда показывают, как на дурака внезапно нисходит озарение: он купается в
золотистом сиянии, льющемся с небес, на его лице умиротворение, а вокруг поют ангелы.
Жизнь, разумеется, не мультик. Начнем с того, что я сижу в переполненном автобусе, едущем по улицам лон-
донского Ист-Энда, и соответственно омывает меня не золотистое сияние, а смрад из пота и кашля.
И все же это прозрение. И я улыбаюсь — от того, что услышал, от того, что узнал. Интересно, кто-нибудь еще
в автобусе чувствует то же самое? Я украдкой огляделся вокруг. А вдруг и на моих попутчиков произвела
впечатление простая фраза этого человека — фраза, преисполненная надежды, и оптимизма, и всего того, что я
доселе, оказывается, не принимал во внимание?
Увы, нет. Похоже, кроме меня, ни на кого. Впрочем, это не беда. Время у них есть.
А вот для меня этот человек, что сидит рядом... он изменил все.
— Возможно, это был Христос, — предположил Иан, ставя на стол кружку с пивом. Мы с ним сидели в пабе
«Йоркшир грей», и он уже был под хмельком. — Или Будда! Черт, я был бы не прочь познакомиться с Буддой.
Вид у него на редкость забавный. А тот мужик как выглядел? Если с бородой, то наверняка Христос; если с
пузом, вероятно, Будда.
— Борода у него была, но не как у Христа.
— А пузо? — спросил Иан, глядя на меня с надеждой в глазах. — У него было пузо, как у Будды?
— Уверяю тебя, это был не Будда, а обычный индус. Звали его Махди, как-то так.
— «Махди» звучит почти как «Христос».
— Вовсе нет. И это был не Христос. И зачем Христос вдруг оказался бы в Бетнал-Грин?
— В Бетнал-Грин есть хорошие магазины уцененных товаров.
— Христос — сын Господа, Иан. Ему не нужны магазины уцененных товаров.
— Черт, ты только представь, сколько б бабок водилось у тебя в карманах, будь ты сын Господа.
— Иан... Я пытаюсь рассказать тебе про поворотный момент в моей жизни, а ты талдычишь про Христа в
дешевом магазине.
— Извини, продолжай. Значит, на прошлой неделе ты встретил в автобусе мужика, который не был ни
Божеством, ни сыном Господа, и еще у тебя был твой дневник, так?
Да. И еще мой дневник. Одна из главных причин того, что произошло, — почти столь же важная, как и
автобус. Дневник, который тогда я только-только начал вести, — дабы не забыть все то замечательное, что
делал. Не забыть то восхитительное, безумное, неопределенное время. Очень важное для меня время,
беззаботное время, время, которое я, оглядываясь назад, называю лучшей порой моей жизни.
Правда, листая дневник, я понимаю, что забывать-то нечего. Вернее, нечего помнить.
В прошлом году все было по-другому. Прошлый год был годом приключений. Годом веселья. Годом друзей.
Но я также постепенно начал сознавать, по прошествии полугода, что все мои рассказы — о событиях
прошлого года. И воспоминания тоже. Я путешествовал по великолепию прошлого, упиваясь блаженством
лучших времен. Нет, пожалуй, это не совсем верно. Точнее, совсем неверно. Я блаженствовал, не выходя из
дома.
Несколько месяцев я томился под гнетом впечатления, будто все в моей жизни замечательно. Я холост, мне
двадцать пять лет, живу в одном из самых волнующих городов мира. А оказалось, я, холостяк, сижу в трусах в
своей квартире.
Кризис двадцатипятилетнего возраста — весьма странное чувство. Однажды я его уже испытал, но тогда
жизнь моя не имела определенной направленности. В те же дни я знал, куда двигаюсь. Точно знал. По
наклонной, вниз.