Отговариваться спешкой некромантка тоже не стала, вкратце рассказала эту историю. Аптекарь тогда уехал вглубь лепестка по какой-то неубедительной надобности вроде посещения дальней родственницы, но местные сплетницы вполне удовлетворились и такой формальной отговоркой. Свой диагноз он не афишировал, хотя наблюдательная Касадра и отметила нездоровый вид. Но тогда не придала значения.
Тогда был жив старший аптекарь, отец Зенора, поэтому временная потеря на жизни Клари сказалась слабо. Некромантке нравился желчный язвительный алхимик, это было взаимно, и двое стариков раз в декаду с удовольствием пропускали стаканчик в компании друг друга. В один из таких вечеров аптекарь и пожаловался приятельнице под большим секретом, что единственный сын болен и, скорее всего, не доживет до конца года. Поехал, мол, к какому-то чудо-лекарю из Зеленого лепестка, который аж у Разлома живет, но вряд ли это поможет.
Но Донт-младший вернулся здоровым. Говорил про ошибочный диагноз и собственное везение, что доктор тот оказался действительно толковым, не зря ездил. Старый алхимик вздохнул с облегчением, у него не было никаких причин не верить родному сыну, да и прочее окружение ничего такого не заметило.
Касадра уже точно не помнила, что именно натолкнуло ее на подозрения. Кажется, энергетический фон. Заметив, что Зенор приболел, она на всякий случай на него глянула, и потом, после выздоровления, тоже. Она до сих пор не понимала, что именно ее тогда насторожило — наверное, совокупность мелочей, — но присмотрелась к мужчине пристальней.
Например, перед отъездом Донт-младший всерьез подумывал о том, чтобы жениться, даже как будто нашел женщину, с которой хотел сблизиться, но болезнь испортила план. А после нее на вопросы и на шутки о свадьбе он начал реагировать очень нервно и непонятно.
А еще он странно двигался. То нормально, а то вдруг так, словно руки его не слушаются. В следующий раз делает что-то привычное, потом замирает, разглядывает так, словно впервые видит. Касадра списывала это на последствия болезни, но получалось плохо. Потом такие промашки кончились, но началась другая странность: он начал двигаться по-разному. И взгляд в такие моменты был разный, словно в одном теле живут два человека. Только никаких признаков душевной болезни и раздвоения личности у него знакомый менталист не нашел, когда Касадра попросила украдкой проверить.
Пару раз она подловила Зенора в разговорах. На незнании каких-то вещей или, наоборот, на уверенных ответах на вопросы, которые должны были ставить в тупик. Младший алхимик начал ее избегать.
До мысли об одержимости и вселившемся духе дошла не сразу, но как-то быстро. А потом немного наглого блефа — и Донт сам все рассказал.
В нем действительно сидел дух Этеона Отока. Благодаря инкопотензии и нейтральной сути бесконтрольное поглощение энергии извне замкнулось на собственные силы, образовался такой естественный круговорот, который еще и энергетическую структуру изменял, так что опознать в Донте одержимого было невозможно.
Первое время две сущности в одном теле еще пытались бороться, но быстро поняли, что другого шанса не будет у обоих, и договорились. Зенор, уже смирившийся с приговором, радовался каждому дню, Этеон, давно мертвый, считал роль наблюдателя гораздо лучше призрачного полунебытия, в котором генерал застрял в то злополучное утро ритуала. А там, глядишь, с естественной смертью Донта и его «пассажир» отправится на перерождение.
Касадра пожалела обоих, и никакого повода заподозрить во лжи те не давали. И женщина согласилась молчать. Вот только одно дело — покрывать безобидную разумную душу или смолчать о смерти противного человечишки, шантажиста, которого ей ни на волос не было жаль, а совсем иное — то, что они собирались сделать сейчас.
— И чего они добиваются? — хмуро спросила я.
— Я не могу сказать точно, со мной не советовались, — уклончиво ответила Дхур.
— А что вы подозреваете?
— Оток считает то, что случилось, своей собственной ошибкой и как-то обмолвился, что хотел бы ее исправить. А как — я не знаю. Не то отколоть наш лепесток от соседнего совсем, не то Разлом убрать… Он никогда не говорил, чем именно расстроен: появлением Разлома, тем, что застрял в нем, или тем, что не сумел выиграть войну.
— Ладно, и что со всем этим могу сделать я? — перешла к самому насущному.
— Адриан полезет геройствовать. Я не знаю, насколько Донт отличается от остальных одержимых и насколько он опасен, — может быть, получится справиться малой кровью. Но если нет, Дана это не остановит. Я боялась, вообще один сунется, но нет, Кира с собой позвал. Тот, если что, поймать поймает, но не вытянет один. Якорь нужен, кто-то близкий.
— Вы серьезно думаете, что ради подозрительной тетки, которую он знает несколько дней, Дан вернется с того света? — спросила я мрачно.
— Уж какая есть, других не появится, — возразила некромантка сухо и поднялась со стула. — Мать его умерла, а у кошек мозгов маловато, эти позвать не смогут. Ну так что? Решай! Отсюда точно не дотянешься.
Несколько секунд я стояла неподвижно, рассматривая ее. Собранная, хмурая, с тяжелым цепким взглядом — куда девалась чудаковатая старушка!
Вот только довериться той старушке было бы легче. А сейчас я чуяла — или намеренно искала — подвох. Касадра явно недоговаривала, и недоговаривала многое. Она знала куда больше, чем рассказала, она просто не могла не воспользоваться возможностью и не познакомиться ближе со столь неординарной личностью. Мне, которая никогда особо не интересовалась историей, и то было любопытно! И тот, кто вернулся из забвения, наверняка тосковал по нормальному общению и вряд ли мог отказаться от общества близкой по духу женщины.
Но тратить время на выяснение этих подробностей сейчас было глупо. Меня занимал один вечный вопрос: что делать?
Не поверить. Остаться здесь, ждать, надеяться на чудо и не иметь возможности ни на что повлиять. И если Адриан действительно умрет — до конца жизни терзаться вопросом, могла ли я помочь или нет?
Поверить. Наверное, тоже ничем не помочь и тоже терзаться, но с одним небольшим утешением: я хотя бы попыталась.
А если окажется, что Касадра Дхур заодно с одержимым и я понадобилась в качестве дополнительной жертвы или заложницы… Что ж, тут оставалось положиться только на Блака. Шантаж вряд ли его остановит, а со всем остальным некромант справится. В худшем случае я просто умру, а это, по-моему, всяко лучше мук совести.
Молча развернувшись на месте, я прошла в дальний угол зала, где на крючке висела куртка. Проку от нее будет немного, но не в одной же блузке идти!
— Как мы туда доберемся? — обернулась к ступавшей следом некромантке, тщательно застегивая пуговицы. Пальцы подрагивали. — Адриан говорил, что дорога сложная, а там еще и темно. Не говоря уже о погоде.
— Если надо — дойдем. Вот юноша нас до конца Приморской довезет, быстрее получится, — решила она и выразительно уставилась на полицейского.
— Я? — не сразу сообразил тот. — Госпожа Дхур, у меня распоряжение от шерифа, я должен…
— Ваш начальник, скорее всего, не переживет сегодняшнюю ночь. Особенно если вы продолжите пререкаться в том же тоне.
Молодой полицейский совершенно опешил, замер на несколько секунд, и глаза его заметно округлились от удивления.
— Госпожа Дхур, — наконец опомнился он. — Вы хорошо себя чувствуете?..
— Отвезите нас, пожалуйста, — поддержала я старую некромантку, которая на слова полицейского ответила странной обреченно насмешливой гримасой. — Все равно сюда никто не сунется, а вы потом вернетесь, Блак и не узнает ничего.
— Отвезите, юноша, — немного изменившимся тоном сварливо проговорила Касадра. — Не отправишь же ты двух женщин пешком?
Смена тактики с ее стороны оказалась удачным решением, полицейский вздохнул и все-таки поднялся, тихо бурча себе под нос что-то о возможном недовольстве капитана.
В открытую дверь ворвался такой порыв ветра, что ручку лишь чудом не вырвало из моей ладони. Юбка плеснула по ногам, и я с тоской вспомнила некупленные штаны. Какая разница, как они выглядят, главное, было бы так удобно…
Но сокрушалась о собственной непредусмотрительности уже на ходу, поднимая выше воротник куртки и локтем защищаясь от ветра. Творец! Ведь это мы посреди города, а каково будет на скалах?!
Ругая погоду и свою доброту, полицейский, чье имя я так до сих пор и не узнала, трусцой преодолел расстояние до припаркованной рядом машины, которую Блак, на наше счастье, не забрал. Вежливо открывать и придерживать дверь не стал — нырнул на переднее сиденье, предоставив нам рассаживаться самим. Мы предпочли сесть сзади.
— Почему Блак — капитан? — спросила я нашего водителя, когда тот угнездился наконец за рулем, подвинув себе кресло и вообще настроившись. Вопрос этот мучил меня давно, но все время забывался за более важными делами. — Он же шериф.
— Ну, повелось так, — почему-то смутился полицейский, а ответила вместо него Касадра:
— Шериф он уже после, а службу у Разлома закончил капитаном. Там слишком мало служат, офицеров старше почти не бывает, да и части маленькие.
Разговор на этом, не успев начаться, сошел на нет. Машина кралась по улицам медленно, ненамного быстрее пешехода, а водитель наш выглядел напряженным: вцепился в руль обеими руками и нервно подался вперед. Кажется, дело было не только в дожде, заливавшем лобовое стекло так, что артефакты не справлялись, полицейский вообще чувствовал себя в этом качестве неуверенно — с трудом находил нужные кнопки и рычаги, двигался порой рывками.
Касадра крепко держалась за дверную ручку и сиденье и молчала, не делая замечаний, я следовала ее примеру. Все же в такую погоду лучше плохо ехать, чем хорошо идти. А плохо идти нам еще предстоит…
Высадили нас на окраине города, там, где улица упиралась в поросший густым кустарником склон. Я в последний раз глубоко вздохнула и без напоминаний и окриков со стороны заставила себя выбраться в ненастье.
Если за время пути от аптеки к машине на мне еще оставалась какая-то сухая одежда, то теперь об этом стоило забыть. Только куртка благодаря магии пришитого к ней пузыря стойко держала удары стихии, да ботинки пока еще сопротивлялись, и я возблагодарила Творца за то, что опять предпочла их туфлям. Юбка неприятно облепила мгновенно замерзшие колени, по волосам текло, и я постаралась поправить воротник так, чтобы хотя бы не заливало за шиворот.
— Идем! — резко скомандовала Касадра и свернула на нахоженную тропу, ныряющую между кустов.
Я молча шагнула следом.
Казалось, небо, мир и даже сам Творец очень злятся на нас за что-то. Дождь лил стеной, так что ни моря, ни окрестных гор не было видно. Под ногами хлюпало и текло, и очень быстро я перестала обращать внимание, наступаю я в воду или нет. Ветер выл и рвал не только листву с деревьев, но даже черепицу с крыш. Когда мы выбирались на очередной открытый участок, приходилось пригибаться низко-низко, едва ли не цепляться за камни, чтобы не быть опрокинутой и не покатиться под откос, а то и вовсе в пропасть. Молнии рассекали небо одна за одной, так что преждевременно опустившиеся на землю сумерки не очень-то мешали идти. Первое время я вздрагивала от вспышек и взрывов грома над головой, даже инстинктивно приседала, но вскоре перестала их замечать.
Одно немного радовало: холодно мне не было. Вернее, было, но как-то странно: порой пробирала крупная зябкая дрожь, но по спине и шее тек горячий пот. Противно, но это явно меньшая из проблем.
Сначала я просто молча шла, пытаясь осознать, куда меня несет и как я до этого докатилась. Дождь, ветер, скользящие под ногами камни, хлещущие по лицу и цепляющиеся за одежду ветки — все это напоминало безумный сон под утро после прочтения какого-то особо красочного и увлекательного романа и просто не могло происходить со мной в действительности, да еще по доброй воле.
Спустя некоторое время я очень устала и принялась ругать себя (конечно, мысленно, потому что воздуха и так не хватало) за пренебрежение спортом, клятвенно обещала больше гулять и дома на свой седьмой этаж ходить исключительно пешком по лестнице. Если когда-нибудь все же вернусь в благословенную Шорру, а не сгину в этой глуши.
Особенно угнетало даже не собственное плачевное состояние, а то, как резво шагала впереди столетняя старуха. Она в три, если не в четыре раза старше меня, а чувство такое, что все наоборот. Но зато я теперь отлично понимаю, за что ее назвали Железной. Представляю, что было в молодости!
После этого я просто шла, сосредоточившись на том, чтобы переставлять ноги. Сердце колотилось где-то в горле, дыхание вырывалось из груди со свистом, и за ним я уже почти не слышала грома. В какой-то момент поняла, что просто больше не могу, и ладно бы идти, так нет — дышать!
Остановилась, оперлась ладонями о дрожащие от усталости колени, жадно глотая воздух. На льющуюся с неба воду в этот момент мне было уже плевать.
— Эй! — Окликнуть спутницу по имени я даже не пыталась, просто не смогла бы.
Думала, Касадра и этого сдавленного хрипа не услышит, но нет, обернулась. Пару секунд постояла, вернулась на несколько шагов назад, остановилась передо мной в паре метров. Странный серый сумрак, лежавший на земле, позволял идти и не запинаться о камни, но различить выражение лица женщины не дал.
А сколько вообще сейчас времени? Какое время суток? Наверное, еще не ночь, но все равно скоро стемнеет окончательно, и что делать тогда?
— Что случилось? — недовольно спросила некромантка.
— Передохнуть… надо, — выдавила сипло, чувствуя, что дыхание… Не выравнивается, до этого было далеко, но, по крайней мере, перед глазами уже не плавает предобморочная чернота.
— Нам некогда отдыхать, — проворчала она.
— Долго еще?
— Метров сто, — с сомнением проговорила Дхур, и не успела я обрадоваться и взбодриться, как она добавила: — Вверх.
— А прошли сколько? — спросила, подозревая подвох.
— Метров пятьдесят. Самых простых, — вздохнула некромантка. — Адриан мог бы найти себе и более… выносливую женщину.
— А ваш двуличный друг мог бы проводить свои ритуалы поближе к земле, — огрызнулась я.
— Мог. Один-один, — усмехнулась Касадра.
Я даже воспрянула духом и немного ожила от маленькой нежданной радости: в кои-то веки быстро нашла достаточно остроумный ответ сразу, а не через полчаса после разговора!
— Отдышалась? Наконец-то! С такой скоростью можно было вообще никуда не идти.
Эту издевку я просто проигнорировала и молча зашагала вперед, сокращая расстояние, так что некромантке тоже пришлось сдвинуться с места. А что обсуждать? Как могу, так и иду. О том, что мне предстоит совершать подвиги по скоростному восхождению на горы, следовало предупреждать года за два, тогда еще был шанс как следует подготовиться, а так… Ну не могу я идти быстрее! Я и так-то уже не могу…
Вскоре оказалось, что к дороге госпожа Дхур подготовилась не только физически, но еще и технически: после первого короткого привала она достала из сумки маленький рой огоньков, и те рассыпались под ногами текучей светящейся дорожкой. Артефактов для освещения придумана уйма, и это один из не самых популярных. Дорого, нужно нести с собой управляющий кристалл, да и света от них немного, так что в первый момент я отнеслась к огонькам с изрядным скепсисом. Но вскоре выяснилось, что для передвижения по горам они подходили отлично: высвечивали каждый камень и трещину, при этом совсем не слепили.
Такая подготовленность смутила и озадачила, но сил анализировать и сомневаться не осталось. Да вообще эта дорога выматывала так, что я вскоре с тоской вспоминала первые часы после ментального сканирования, которые до сих пор считала худшими в своей жизни. Недолго они лидировали…
Монотонное отупляющее движение по наклонной плоскости вверх вытягивало не только силы, но даже мысли, оставляя бездумный подсчет шагов, в котором я постоянно сбивалась. Пожалуй, Касадра меня в этом состоянии могла завести куда угодно, вряд ли я бы сумела воспротивиться.
Когда в какой-то момент однообразный склон кончился и пришлось карабкаться между камнями, я даже немного этому обрадовалась: все же какое-то разнообразие. В первый момент, правда, испугалась, потому что стена показалась совершенно отвесной, как можно туда взобраться? Но нет, при ближайшем рассмотрении среди камней отыскался пусть и крутой, но явно хоженый подъем. Касадра двигалась уверенно, ей даже карабкаться не приходилось, а меня скользящие под ногами камни откровенно пугали, и цеплялась я за них всеми конечностями. Оскальзывалась, но руки устали не так сильно, как ноги, и пока еще не дрожали.
Следом за подъемом опять потянулась козья тропа, лежащая вдоль скал над обрывом, и вот тут было самое время порадоваться темноте и выбранному некроманткой способу освещения: я просто не видела глубины обрыва. В свете рассекающих небо молний угадывалась черная бездна, но отличить ее от затененных ровных участков, виденных ранее, я не могла и поэтому не так сильно боялась.
Я постоянно останавливаюсь отдышаться и хоть немного отдохнуть, ловила губами дождевые капли — пить хотелось страшно. Железная Каси понукала и поторапливала, то уговаривая, то ругая; в редкие просветы здравомыслия я понимала, что она пыталась подобрать оптимальный способ воздействия. Вот только проку от подобного было немного: все сказанное ею я пропускала мимо ушей — от ободрений до откровенных оскорблений.