— Помогаю тебе снять одежду, — ровно ответил Адриан, подцепил уже оба конца пояса и за них уверенно потянул к себе, так что я оказалась почти вплотную, между его разведенных коленей. Положила ладони мужчине на плечи — то ли упираясь, то ли опираясь, а то ли вовсе отчаянно за них цепляясь.
Некромант развязал единственный узел, который и без того уже ничего не держал, развел полы халата. Ладони его легли на галию, скользнули по кремовому шелку ночной сорочки. От этого волнующего ощущения, от предвкушения, к чему все идет, перехватило дыхание, и даже если бы я хотела возразить, вряд ли смогла бы.
Я рефлекторно крепче вцепилась в плечи мужчины, когда его руки уверенно огладили мои бедра, обжигая прикосновением, заставляя сердце отчаянно колотиться где-то в горле. Когда широкие ладони сдвинулись вверх, чтобы через мгновение накрыть и мягко сжать прикрытую густым кружевом грудь, — и вовсе захлебнулась воздухом, не в силах шевельнуться и отвести взгляд от лица мужчины. А он следил за собственными руками с таким отчетливым наслаждением во взгляде, что от одного этого уже кружилась голова.
Халат скользнул с плеч, потянув за собой одну из бретелек ночной сорочки. Обняв меня рукой за талию, Адриан провел кончиками пальцев по коже вдоль выреза. А потом медленно-медленно, словно смакуя, потянул за эту предательскую лямочку вниз, миллиметр за миллиметром обнажая кожу.
— Дан… — позвала я. Получилось шепотом, не громче выдоха, но он услышал. Не сразу, словно для этого пришлось приложить определенные усилия, поднял взгляд, не прекращая движения пальцев.
И я забыла, что хотела сказать. В совершенно почерневших глазах Адриана было столько искреннего восхищения и желания, что тело отозвалось на них мгновенно — частящим пульсом, тянущим теплом возбуждения внизу живота. Губы заныли в ожидании поцелуя, и именно за это ощущение уцепилось мое сознание.
Если до сих пор еще существовала какая-то, пусть призрачная, возможность остановить происходящее, если где-то внутри царапалась неуверенность и даже робость, то в следующий момент я сама отрезала себе путь к отступлению. Потому что именно я поцеловала его первой, окончательно сдаваясь собственным сиюминутным желаниям. И почувствовала себя совершенно пьяной от восторга.
Халат легким облаком осел у моих ног, бретельки сорочки соскользнули с плеч. Дан на мгновение прервал поцелуй, чтобы стянуть футболку, а после припал к моей груди, лаская. Сначала прямо через ткань сорочки, потом неспешно обнажил кожу.
Я шумно, прерывисто вздохнула, теряясь в ощущениях и в том пламени, которое будили во мне прикосновения. Нервно закусила горящую от поцелуя губу, запустила пальцы в густые черные волосы Адриана. Объятия стали теснее, прикосновения — более жадными.
Он потянул меня за собой на постель, опрокинул на лопатки. Ночная сорочка окончательно сбилась, собралась на талии, и собственная нагота под взглядом мужчины не смущала совсем, наоборот, казалась единственно правильной. Дан смотрел с таким искренним восхищением, с любованием, и неловко становилось уже перед самой собой: как можно было раньше соглашаться на что-то меньшее?..
Адриан оказался изумительно чутким и нежным любовником. Это было так странно — как бережно касался меня, как целовал, как осторожничал, чтобы случайно не сдавить слишком сильно, — но вместе с тем ожидаемо. В этом был весь он — огромный сильный мужчина в мире маленьких и хрупких вещей, давно привыкший тщательно следить за собой даже там, где можно немного расслабиться.
Ни с кем и никогда прежде я не чувствовала себя настолько красивой, настолько желанной и нужной. И ни один мужчина прежде не вызывал во мне такого трепетного восторга, который быстро и незаметно пришел на смену первому страху. Понимая, что никогда не смогу сказать об этом вслух, я пыталась выразить эти ощущения и свою благодарность за нежность и осторожность единственным доступным способом — через прикосновения и поцелуи.
Это было так ярко, так отчаянно остро, что ощущения буквально затапливали сознание, лишая возможности думать, вспоминать, что-то анализировать. Только невероятно обостренное осязание и после — чистое, пронзительное наслаждение…
Мысли вернулись некоторое время спустя, когда я лежала частью на Адриане, частью на постели и вспоминала, каково это — существовать отдельно. Получалось не очень, и я продолжала жаться к мужчине, цепляясь за его плечо. Дан отвечал тем же: одной рукой крепко обнимал, а второй — медленно поглаживал мой локоть, кажется, просто ленясь тянуться куда-то еще.
Вместе с мыслями пришла и неловкость, уже немного иная, подстроившаяся под новые обстоятельства. Смущаться, прикрываться и бояться дотронуться после всего было уже странно и неуместно, но теперь меня беспокоило другое: как вести себя с Блаком дальше? И как он сам себя поведет?
Не знаю, почуял ли что-то мужчина или просто так сошлись мысли, но в какой-то момент он вдруг мягко перекатился на бок, опрокинул меня на постель и, подпирая голову локтем, навис сверху, разглядывая с внимательным и немного насмешливым интересом. Обнимал, однако, по-прежнему крепко, даже придавил мои ноги бедром — видимо, чтобы уж точно не сбежала.
— Что случилось? — насторожилась я.
— Жду, — насмешливо ответил он. — Мне интересно, какую глупость ты сейчас скажешь. Про последствия потрясения заговоришь, еще про какие недоразумения?
— Почему это? И не думала даже…
Я очень постаралась, чтобы прозвучало твердо и уверенно, но убедить некроманта, похоже, не удалось. Он тихо засмеялся, склонился ближе, чтобы поцеловать — долго, чувственно, даже многозначительно.
— Вот и не думай, — велел, немного отстранившись.
— Почему? — спросила из чистого упрямства и любопытства.
— Ну а вдруг мне станет стыдно?
— За что?! — Предложенный вариант оказался более чем неожиданным.
— За то, что воспользовался обстоятельствами и затащил тебя в постель, — пояснил Адриан, усмехнулся и добавил: — Впрочем, если бы не этот повод, пришлось бы выдумывать новый или обойтись вовсе без него. Невозможно же сдерживаться… — Он с задумчивым видом накрыл мою грудь ладонью, слегка сжал, погладил, а потом и вовсе склонился ниже и неторопливо принялся прокладывать дорожку из поцелуев от ключиц вниз.
— Что, так свербело? — отозвалась я в том же тоне, все же преодолев новый приступ смущения, вызванного откровенным признанием.
— Не представляешь насколько! — Дан тихо засмеялся, щекоча тонкую кожу дыханием, и резко изменил направление движения, провел языком вверх, к уху. — С того момента, как увидел тебя в этом халатике в кухне — просто нестерпимо, — проговорил негромко, интимно, почти шепотом. По спине пробежали мурашки, мягкое, вязкое чувство возбуждения вновь сжало низ живота. — Нагнуть тебя над столом, задрать халат на талию… — говорил медленно, явно смакуя. И так же медленно провел ладонью по моей талии к бедру, чтобы крепко сжать его и плотнее притиснуть к собственному телу. А я удивительно уверенным и естественным движением обняла его в ответ за плечи. — Это не одежда, это страшное оружие, напрочь отбивающее разум. Запрещать такое надо в цивилизованном обществе…
— Чтобы вообще без него готовить?
— Хм. Ну, без него я бы точно не сдержался, — заявил мужчина и прекратил разговор поцелуем — жадным, напористым. Правда, через несколько секунд вдруг прервался, отстранился и проговорил вкрадчиво: — А кто-то мне, кстати, татуировку обещал показать.
— Я обещала подумать! — возразила недовольно. Ну нашел время, тоже мне!
— Тогда сам найду, — с явным удовольствием заявил некромант и рывком перевернул меня на живот. Так стремительно, что я только взвизгнуть от неожиданности и успела. Прижался сзади, огладил бок и бедро, сжал ягодицу. Поцеловал плечо, шею сзади. По телу в ответ прокатилась волна слабой дрожи. — Здесь нет, — проговорил задумчиво, спустился ниже к лопаткам. От контраста прикосновений колючей щетины и нежных, теплых губ к чувствительной коже меня окатило жаром, я судорожно вздохнула и вцепилась в простыни, закусив губу. — И здесь нет…
Пока он вот так неспешно добрался до копчика, меня уже совершенно не волновало, что он там ищет. Пусть ищет, лишь бы не останавливался! А лучше бы прекратил меня мучить и…
— Это мило, — вдруг прекратив чувственную пытку, с хриплым смешком заметил Адриан и едва ощутимо, кончиками пальцев, провел по коже, кажется, обводя контур татуировки.
Я едва не застонала, на этот раз от разочарования. На то, чтобы сообразить, что вообще происходит, понадобилась пара секунд, не меньше.
— Может, ты потом полюбуешься? — прошипела недовольно и дернулась перевернуться.
Только некромант не пустил, продолжая прижимать к постели. Рассмеялся в ответ, с нажимом провел ладонью по моему бедру вниз, надавил сильнее, вынуждая развести ноги шире.
— Ну почему же, мне очень нравится этот вид…
Ладонь медленно, дразня, двинулась вверх по внутренней стороне бедра.
— Дан! — выдохнула я со стоном.
Некромант вновь усмехнулся, на этот раз удовлетворенно, и сдвинулся выше, чтобы целовать шею и плечи, но продолжая издевательски неторопливо ласкать рукой.
Только надолго его выдержки не хватило. Кажется, в первый раз Адриан осторожничал, боясь меня спугнуть, потому что вскоре трепетная нежность сменилась жгучей страстью и желанием острым, яростным, исступленным. А я с жаром и без раздумий ответила тем же. Раз стесняться больше нет смысла, стоило уже расслабиться и получить удовольствие!
Заснули мы в конце концов глубокой ночью, уже ближе к утру. Причем попытка отвоевать немного свободного пространства провалилась с треском, Адриан отказался выпускать меня из объятий. Может, прояви я больше настойчивости, вывернуться бы удалось, но усталость взяла свое…
— Хватит спать, соня! — Насмешливый голос вернул меня в действительность, а тяжелая ладонь провела по бедру и легко потрепала по колену. — Завтрак идет.
— Угу, уже встаю, — пробормотала невнятно, села, потирая глаза и пряча зевки в ладонях.
Дан чему-то засмеялся, погладил меня по голове и поцеловал в макушку.
— Иди умывайся, я еду в номер попросил.
Еще не до конца проснувшись, я набросила халат и побрела туда, куда послали. После бурной ночи непривычные к нагрузкам мышцы слегка ломило, но ощущение было скорее приятным, и до ванной я добралась в очень благодушном настроении. А вот разлепив над умывальником глаза, тихо обреченно выругалась.
М-да. Теперь стесняться Адриана уже совсем поздно, теперь можно сказать, что видел он меня всю целиком и удивить его нечем. Но хоть понятно, что его рассмешило!
Короткие волосы прихотливо торчали во все стороны, кривой клок надо лбом справа вполне убедительно изображал рог, а еще пара на затылке — птичий хохолок. Вид — как у весеннего воробья после драки и купания в луже. Хорошо еще косметикой я пользуюсь мало, да и ту, что была вчера, успела смыть перед всеми этими потрясениями…
После душа я окончательно проснулась и приобрела гораздо более приличный вид в сравнении с утренним. Зашевелились и попытались вернуться сомнения и смущение, но с ними я быстро справилась. В конце концов, мы с Даном оба взрослые люди, имеем полное право провести вместе, к общему удовольствию, ночь или даже весь мой отпуск. Ну да, не по большой и чистой любви, но это и к лучшему: прошлая моя «большая и чистая» закончилась очень печально.
Когда я вышла в комнату, некромант как раз подкатил к столу сервировочный столик.
— Все-таки необычное место. Гостиница выглядит небольшой и скромной, а тут такой сервис…
— За что и люблю. Ку-уда? — Он со смешком поймал пояс халата, когда я попыталась опуститься в ближайшее кресло, и потянул к себе. — А где мое доброе утро?
Целовались мы долго и жарко, но слишком увлечься не позволили дразнящие вкусные запахи, так что завтрак остыть не успел.
Зато уже точно можно не беспокоиться о том, как поведет себя мужчина наутро. Может, как любят приговаривать сварливые старухи и как повторяла моя собственная мать, и надо ему от меня было «только одно», но явно не один раз.
— Как ты после вчерашнего? — участливо спросил Дан, выпуская меня из объятий и провожая к креслу выразительным голодным взглядом. Но от продолжения удержался и сам сел напротив.
— Лечебные процедуры ночью пошли на пользу, — улыбнулась в ответ, первым делом хватаясь за кофейник. — Творец! Все-таки жизнь прекрасна…
— Это радует, — развеселился некромант. — Я опасался твоей реакции утром.
Отвечать, что я тоже опасалась, не стала. Мне и так по-прежнему немного неловко, не нужно усугублять.
— Какие у нас планы на ближайшее будущее? — спросила деловито. — Поедем на квартиру журналиста?
— Начнем с учебки, — возразил Блак. — По-дурацки у него эта квартира расположена, на отшибе, ехать неудобно, а школа тут рядом.
Глава семнадцатая,
в которой много отдельных деталей
Как именно обучаются некроманты, я знала, но только в общих чертах. Дети учились вместе до тех пор, пока у кого-то из них не просыпался дар, после чего маленьких магов отправляли в специальные школы. Чаще всего случалось это лет в двенадцать-тринадцать, и если некромантам еще давали доучиться до конца года или полугодия, то менталистов забирали сразу же.
Учебное заведение для них представляло собой скорее санаторий, потому что и без того нестабильные подростки в такой период становились особенно хрупкими, уязвимыми и нервными. Такие школы обычно располагались где-то на отшибе, в живописной местности, имели большую и очень зеленую территорию, где ученикам обеспечивалась главная при их даре потребность: побыть в одиночестве, не слыша чужих эмоций.
Школы некромантов являлись, пожалуй, полной противоположностью менталистских. Располагались они в городе и устав имели скорее казарменный, чем школьный. Армейская дисциплина, высокий забор, офицеры вместо учителей, предопределенное ближайшее будущее — не самая приятная картина.
Но при этом еще неизвестно, кто на самом деле больше вызывал сочувствия. Некроманты и на учебе, и после службы жили полноценной жизнью. Да, у Разлома они рисковали собой, и легкой эту службу не назвать, и последствия ее отравляли жизнь. Вот только идеальные на первый взгляд условия существования менталистов становились их приговором и тюрьмой до достижения полного самоконтроля: они не имеют права покинуть стены школы, пока воспитатели не признают их способными на это.
Некоторые проводят там жизнь целиком, не имея шанса даже взглянуть на внешний мир. Некоторые — возвращаются после срывов, порой навсегда. Самоконтроль составляет основу существования этих магов, и многие лишены тех радостей жизни, которые кажутся людям простыми и естественными. Любовь, семья, даже просто дружеское общение имеет столько оговорок и ограничений, что очень многие из них остаются одиночками.
В общем, если в юности я еще завидовала магам из-за их дара, то это быстро прошло: особых привилегий магия не давала, а вот ответственности добавляла много.
Лично посетить школу для некромантов мне сейчас довелось впервые. На проходной дежурили трое мальчишек разного возраста, одетых в синюю форму. Младший, видимо, был совсем новичком, потому что пытался копировать серьезную сдержанность остальных, но получалось это пока плохо. Он глазел на нас с огромным любопытством и вообще-то совсем не походил на замученного муштрой. Да и остальные выглядели вполне нормально, подростки как подростки.
Тут я, предупрежденная Блаком, предъявила свой настоящий паспорт, нас записали, а потом средний из учеников умчался куда-то на территорию школы. Наверное, разыскивать учителя.
Вернулся он быстро, где-то через четверть часа, в сопровождении крепкого коренастого мужчины самой простецкой наружности, с короткими темно-серыми волосами и скучным лицом. Одет он был в форму, похожую на ученическую, только выглядела она посолидней и поблескивала серебряными знаками различия, в которых я, впрочем, ничего не понимала.
Некромант развязал единственный узел, который и без того уже ничего не держал, развел полы халата. Ладони его легли на галию, скользнули по кремовому шелку ночной сорочки. От этого волнующего ощущения, от предвкушения, к чему все идет, перехватило дыхание, и даже если бы я хотела возразить, вряд ли смогла бы.
Я рефлекторно крепче вцепилась в плечи мужчины, когда его руки уверенно огладили мои бедра, обжигая прикосновением, заставляя сердце отчаянно колотиться где-то в горле. Когда широкие ладони сдвинулись вверх, чтобы через мгновение накрыть и мягко сжать прикрытую густым кружевом грудь, — и вовсе захлебнулась воздухом, не в силах шевельнуться и отвести взгляд от лица мужчины. А он следил за собственными руками с таким отчетливым наслаждением во взгляде, что от одного этого уже кружилась голова.
Халат скользнул с плеч, потянув за собой одну из бретелек ночной сорочки. Обняв меня рукой за талию, Адриан провел кончиками пальцев по коже вдоль выреза. А потом медленно-медленно, словно смакуя, потянул за эту предательскую лямочку вниз, миллиметр за миллиметром обнажая кожу.
— Дан… — позвала я. Получилось шепотом, не громче выдоха, но он услышал. Не сразу, словно для этого пришлось приложить определенные усилия, поднял взгляд, не прекращая движения пальцев.
И я забыла, что хотела сказать. В совершенно почерневших глазах Адриана было столько искреннего восхищения и желания, что тело отозвалось на них мгновенно — частящим пульсом, тянущим теплом возбуждения внизу живота. Губы заныли в ожидании поцелуя, и именно за это ощущение уцепилось мое сознание.
Если до сих пор еще существовала какая-то, пусть призрачная, возможность остановить происходящее, если где-то внутри царапалась неуверенность и даже робость, то в следующий момент я сама отрезала себе путь к отступлению. Потому что именно я поцеловала его первой, окончательно сдаваясь собственным сиюминутным желаниям. И почувствовала себя совершенно пьяной от восторга.
Халат легким облаком осел у моих ног, бретельки сорочки соскользнули с плеч. Дан на мгновение прервал поцелуй, чтобы стянуть футболку, а после припал к моей груди, лаская. Сначала прямо через ткань сорочки, потом неспешно обнажил кожу.
Я шумно, прерывисто вздохнула, теряясь в ощущениях и в том пламени, которое будили во мне прикосновения. Нервно закусила горящую от поцелуя губу, запустила пальцы в густые черные волосы Адриана. Объятия стали теснее, прикосновения — более жадными.
Он потянул меня за собой на постель, опрокинул на лопатки. Ночная сорочка окончательно сбилась, собралась на талии, и собственная нагота под взглядом мужчины не смущала совсем, наоборот, казалась единственно правильной. Дан смотрел с таким искренним восхищением, с любованием, и неловко становилось уже перед самой собой: как можно было раньше соглашаться на что-то меньшее?..
Адриан оказался изумительно чутким и нежным любовником. Это было так странно — как бережно касался меня, как целовал, как осторожничал, чтобы случайно не сдавить слишком сильно, — но вместе с тем ожидаемо. В этом был весь он — огромный сильный мужчина в мире маленьких и хрупких вещей, давно привыкший тщательно следить за собой даже там, где можно немного расслабиться.
Ни с кем и никогда прежде я не чувствовала себя настолько красивой, настолько желанной и нужной. И ни один мужчина прежде не вызывал во мне такого трепетного восторга, который быстро и незаметно пришел на смену первому страху. Понимая, что никогда не смогу сказать об этом вслух, я пыталась выразить эти ощущения и свою благодарность за нежность и осторожность единственным доступным способом — через прикосновения и поцелуи.
Это было так ярко, так отчаянно остро, что ощущения буквально затапливали сознание, лишая возможности думать, вспоминать, что-то анализировать. Только невероятно обостренное осязание и после — чистое, пронзительное наслаждение…
Мысли вернулись некоторое время спустя, когда я лежала частью на Адриане, частью на постели и вспоминала, каково это — существовать отдельно. Получалось не очень, и я продолжала жаться к мужчине, цепляясь за его плечо. Дан отвечал тем же: одной рукой крепко обнимал, а второй — медленно поглаживал мой локоть, кажется, просто ленясь тянуться куда-то еще.
Вместе с мыслями пришла и неловкость, уже немного иная, подстроившаяся под новые обстоятельства. Смущаться, прикрываться и бояться дотронуться после всего было уже странно и неуместно, но теперь меня беспокоило другое: как вести себя с Блаком дальше? И как он сам себя поведет?
Не знаю, почуял ли что-то мужчина или просто так сошлись мысли, но в какой-то момент он вдруг мягко перекатился на бок, опрокинул меня на постель и, подпирая голову локтем, навис сверху, разглядывая с внимательным и немного насмешливым интересом. Обнимал, однако, по-прежнему крепко, даже придавил мои ноги бедром — видимо, чтобы уж точно не сбежала.
— Что случилось? — насторожилась я.
— Жду, — насмешливо ответил он. — Мне интересно, какую глупость ты сейчас скажешь. Про последствия потрясения заговоришь, еще про какие недоразумения?
— Почему это? И не думала даже…
Я очень постаралась, чтобы прозвучало твердо и уверенно, но убедить некроманта, похоже, не удалось. Он тихо засмеялся, склонился ближе, чтобы поцеловать — долго, чувственно, даже многозначительно.
— Вот и не думай, — велел, немного отстранившись.
— Почему? — спросила из чистого упрямства и любопытства.
— Ну а вдруг мне станет стыдно?
— За что?! — Предложенный вариант оказался более чем неожиданным.
— За то, что воспользовался обстоятельствами и затащил тебя в постель, — пояснил Адриан, усмехнулся и добавил: — Впрочем, если бы не этот повод, пришлось бы выдумывать новый или обойтись вовсе без него. Невозможно же сдерживаться… — Он с задумчивым видом накрыл мою грудь ладонью, слегка сжал, погладил, а потом и вовсе склонился ниже и неторопливо принялся прокладывать дорожку из поцелуев от ключиц вниз.
— Что, так свербело? — отозвалась я в том же тоне, все же преодолев новый приступ смущения, вызванного откровенным признанием.
— Не представляешь насколько! — Дан тихо засмеялся, щекоча тонкую кожу дыханием, и резко изменил направление движения, провел языком вверх, к уху. — С того момента, как увидел тебя в этом халатике в кухне — просто нестерпимо, — проговорил негромко, интимно, почти шепотом. По спине пробежали мурашки, мягкое, вязкое чувство возбуждения вновь сжало низ живота. — Нагнуть тебя над столом, задрать халат на талию… — говорил медленно, явно смакуя. И так же медленно провел ладонью по моей талии к бедру, чтобы крепко сжать его и плотнее притиснуть к собственному телу. А я удивительно уверенным и естественным движением обняла его в ответ за плечи. — Это не одежда, это страшное оружие, напрочь отбивающее разум. Запрещать такое надо в цивилизованном обществе…
— Чтобы вообще без него готовить?
— Хм. Ну, без него я бы точно не сдержался, — заявил мужчина и прекратил разговор поцелуем — жадным, напористым. Правда, через несколько секунд вдруг прервался, отстранился и проговорил вкрадчиво: — А кто-то мне, кстати, татуировку обещал показать.
— Я обещала подумать! — возразила недовольно. Ну нашел время, тоже мне!
— Тогда сам найду, — с явным удовольствием заявил некромант и рывком перевернул меня на живот. Так стремительно, что я только взвизгнуть от неожиданности и успела. Прижался сзади, огладил бок и бедро, сжал ягодицу. Поцеловал плечо, шею сзади. По телу в ответ прокатилась волна слабой дрожи. — Здесь нет, — проговорил задумчиво, спустился ниже к лопаткам. От контраста прикосновений колючей щетины и нежных, теплых губ к чувствительной коже меня окатило жаром, я судорожно вздохнула и вцепилась в простыни, закусив губу. — И здесь нет…
Пока он вот так неспешно добрался до копчика, меня уже совершенно не волновало, что он там ищет. Пусть ищет, лишь бы не останавливался! А лучше бы прекратил меня мучить и…
— Это мило, — вдруг прекратив чувственную пытку, с хриплым смешком заметил Адриан и едва ощутимо, кончиками пальцев, провел по коже, кажется, обводя контур татуировки.
Я едва не застонала, на этот раз от разочарования. На то, чтобы сообразить, что вообще происходит, понадобилась пара секунд, не меньше.
— Может, ты потом полюбуешься? — прошипела недовольно и дернулась перевернуться.
Только некромант не пустил, продолжая прижимать к постели. Рассмеялся в ответ, с нажимом провел ладонью по моему бедру вниз, надавил сильнее, вынуждая развести ноги шире.
— Ну почему же, мне очень нравится этот вид…
Ладонь медленно, дразня, двинулась вверх по внутренней стороне бедра.
— Дан! — выдохнула я со стоном.
Некромант вновь усмехнулся, на этот раз удовлетворенно, и сдвинулся выше, чтобы целовать шею и плечи, но продолжая издевательски неторопливо ласкать рукой.
Только надолго его выдержки не хватило. Кажется, в первый раз Адриан осторожничал, боясь меня спугнуть, потому что вскоре трепетная нежность сменилась жгучей страстью и желанием острым, яростным, исступленным. А я с жаром и без раздумий ответила тем же. Раз стесняться больше нет смысла, стоило уже расслабиться и получить удовольствие!
Заснули мы в конце концов глубокой ночью, уже ближе к утру. Причем попытка отвоевать немного свободного пространства провалилась с треском, Адриан отказался выпускать меня из объятий. Может, прояви я больше настойчивости, вывернуться бы удалось, но усталость взяла свое…
— Хватит спать, соня! — Насмешливый голос вернул меня в действительность, а тяжелая ладонь провела по бедру и легко потрепала по колену. — Завтрак идет.
— Угу, уже встаю, — пробормотала невнятно, села, потирая глаза и пряча зевки в ладонях.
Дан чему-то засмеялся, погладил меня по голове и поцеловал в макушку.
— Иди умывайся, я еду в номер попросил.
Еще не до конца проснувшись, я набросила халат и побрела туда, куда послали. После бурной ночи непривычные к нагрузкам мышцы слегка ломило, но ощущение было скорее приятным, и до ванной я добралась в очень благодушном настроении. А вот разлепив над умывальником глаза, тихо обреченно выругалась.
М-да. Теперь стесняться Адриана уже совсем поздно, теперь можно сказать, что видел он меня всю целиком и удивить его нечем. Но хоть понятно, что его рассмешило!
Короткие волосы прихотливо торчали во все стороны, кривой клок надо лбом справа вполне убедительно изображал рог, а еще пара на затылке — птичий хохолок. Вид — как у весеннего воробья после драки и купания в луже. Хорошо еще косметикой я пользуюсь мало, да и ту, что была вчера, успела смыть перед всеми этими потрясениями…
После душа я окончательно проснулась и приобрела гораздо более приличный вид в сравнении с утренним. Зашевелились и попытались вернуться сомнения и смущение, но с ними я быстро справилась. В конце концов, мы с Даном оба взрослые люди, имеем полное право провести вместе, к общему удовольствию, ночь или даже весь мой отпуск. Ну да, не по большой и чистой любви, но это и к лучшему: прошлая моя «большая и чистая» закончилась очень печально.
Когда я вышла в комнату, некромант как раз подкатил к столу сервировочный столик.
— Все-таки необычное место. Гостиница выглядит небольшой и скромной, а тут такой сервис…
— За что и люблю. Ку-уда? — Он со смешком поймал пояс халата, когда я попыталась опуститься в ближайшее кресло, и потянул к себе. — А где мое доброе утро?
Целовались мы долго и жарко, но слишком увлечься не позволили дразнящие вкусные запахи, так что завтрак остыть не успел.
Зато уже точно можно не беспокоиться о том, как поведет себя мужчина наутро. Может, как любят приговаривать сварливые старухи и как повторяла моя собственная мать, и надо ему от меня было «только одно», но явно не один раз.
— Как ты после вчерашнего? — участливо спросил Дан, выпуская меня из объятий и провожая к креслу выразительным голодным взглядом. Но от продолжения удержался и сам сел напротив.
— Лечебные процедуры ночью пошли на пользу, — улыбнулась в ответ, первым делом хватаясь за кофейник. — Творец! Все-таки жизнь прекрасна…
— Это радует, — развеселился некромант. — Я опасался твоей реакции утром.
Отвечать, что я тоже опасалась, не стала. Мне и так по-прежнему немного неловко, не нужно усугублять.
— Какие у нас планы на ближайшее будущее? — спросила деловито. — Поедем на квартиру журналиста?
— Начнем с учебки, — возразил Блак. — По-дурацки у него эта квартира расположена, на отшибе, ехать неудобно, а школа тут рядом.
Глава семнадцатая,
в которой много отдельных деталей
Как именно обучаются некроманты, я знала, но только в общих чертах. Дети учились вместе до тех пор, пока у кого-то из них не просыпался дар, после чего маленьких магов отправляли в специальные школы. Чаще всего случалось это лет в двенадцать-тринадцать, и если некромантам еще давали доучиться до конца года или полугодия, то менталистов забирали сразу же.
Учебное заведение для них представляло собой скорее санаторий, потому что и без того нестабильные подростки в такой период становились особенно хрупкими, уязвимыми и нервными. Такие школы обычно располагались где-то на отшибе, в живописной местности, имели большую и очень зеленую территорию, где ученикам обеспечивалась главная при их даре потребность: побыть в одиночестве, не слыша чужих эмоций.
Школы некромантов являлись, пожалуй, полной противоположностью менталистских. Располагались они в городе и устав имели скорее казарменный, чем школьный. Армейская дисциплина, высокий забор, офицеры вместо учителей, предопределенное ближайшее будущее — не самая приятная картина.
Но при этом еще неизвестно, кто на самом деле больше вызывал сочувствия. Некроманты и на учебе, и после службы жили полноценной жизнью. Да, у Разлома они рисковали собой, и легкой эту службу не назвать, и последствия ее отравляли жизнь. Вот только идеальные на первый взгляд условия существования менталистов становились их приговором и тюрьмой до достижения полного самоконтроля: они не имеют права покинуть стены школы, пока воспитатели не признают их способными на это.
Некоторые проводят там жизнь целиком, не имея шанса даже взглянуть на внешний мир. Некоторые — возвращаются после срывов, порой навсегда. Самоконтроль составляет основу существования этих магов, и многие лишены тех радостей жизни, которые кажутся людям простыми и естественными. Любовь, семья, даже просто дружеское общение имеет столько оговорок и ограничений, что очень многие из них остаются одиночками.
В общем, если в юности я еще завидовала магам из-за их дара, то это быстро прошло: особых привилегий магия не давала, а вот ответственности добавляла много.
Лично посетить школу для некромантов мне сейчас довелось впервые. На проходной дежурили трое мальчишек разного возраста, одетых в синюю форму. Младший, видимо, был совсем новичком, потому что пытался копировать серьезную сдержанность остальных, но получалось это пока плохо. Он глазел на нас с огромным любопытством и вообще-то совсем не походил на замученного муштрой. Да и остальные выглядели вполне нормально, подростки как подростки.
Тут я, предупрежденная Блаком, предъявила свой настоящий паспорт, нас записали, а потом средний из учеников умчался куда-то на территорию школы. Наверное, разыскивать учителя.
Вернулся он быстро, где-то через четверть часа, в сопровождении крепкого коренастого мужчины самой простецкой наружности, с короткими темно-серыми волосами и скучным лицом. Одет он был в форму, похожую на ученическую, только выглядела она посолидней и поблескивала серебряными знаками различия, в которых я, впрочем, ничего не понимала.