Всех палачей называли отлучёнными, так как считалось, что они принимали на себя все грехи и проклятия тех, кого они казнили, им запрещалось заходить в храм и молиться, ведь обращение от них могло разгневать Богов. Гийер боролся за право палачей входить в Храмы. Чтобы это не вызвало неодобрения, он издал указ, гласящий, что мастера топора и плетей должны стоять позади всех и подходить к священнослужителю лишь после того, как вся паства покинет стены храма. Почивший король не был таким рьяным бойцом за свои законы, как Фалин Добрый. Да и, признаться, почти никто из палачей не питал любви к религии и не отличался верой в Богов и, следовательно, не стремился попасть в Храм.

Но было и то, что отличало таких, как Кайрус, помогало переживать тяготы их жизни – у карающего органа власти правителей не брали денег. Принять монеты из рук убийц и мучителей считалось невозможным, ведь это грозило проклятием для берущего. Также и продукты пропитания, которые им требовались, каждый палач и члены его семьи могли брать на рынках и в лавках бесплатно. Им платили хорошее жалование, после казни им разрешалось забрать себе всё, что было на приговорённом ниже пояса, а любители чёрной магии частенько выкупали различные части тела мертвецов.

Кроме того, Кайрус был женат второй раз, хотя его первая жена жива и здорова. Единственными людьми, кому разрешалось разойтись и найти другую жену, если среди двух детей не родится ни одного мальчика, ещё до начала Эпохи Королей были палачи.

Первый раз Кайрус женился в шестнадцать, жена родила двух девочек, одна умерла спустя три цикла, а вторая не пережила первого года жизни, и тогда он, с разрешения короля, взял себе вторую жену – крепкую и работящую сестру своего хорошего приятеля Иола, милейшую Онсу, из таких же потомственных карателей, что и он. Онса родила ему уже трёх сыновей, двое теперь помогали ему, а третий только учился ходить, двух прекрасных дочерей, из которых росли отличные помощницы для матери, а в будущем они смогут стать хорошими жёнами детям его друзей, и сейчас семья вновь ждала пополнения. Кроме того, Онса успевала содержать в чистоте и порядке их дом, шить наряды для всей семьи и в совершенстве обучилась чтению и письму, чтобы иногда помогать мужу.

– Прошу тебя, пощади… Пощади моего сына!

– Надеюсь, вороколы выклюют тебе глаза!

– Да сгорит весь твой дом!

Кайрус слышал всё это множество раз. Одно и то же повторялось с каждым приговором. Впервые он услышал в свой адрес подобное, когда пошёл с отцом в семилетнем возрасте. Мальчики лет шести-семи должны начинать постигать дело своей семьи. Конечно, поначалу им приходится тяжело – их пугают крики боли и злые лица, пугают проклятия и жестокость толпы на площади, им непонятны приговоры. Но первое, что им требуется научиться делать, – ограждать душу и разум от происходящего, побороть жалость и брезгливость, и лишь после этого они смогут продолжать.

В первый день с отцом Кайрусу всё время хотелось плакать – тогда на площади наказывали молодых юношей-воришек – самому старшему из них было лет шестнадцать, не больше. Те мальчишки обокрали служанку королевы Миррен Старскай, матери усопшего короля Гийера Старская. Кайрус хорошо помнил, как всем ворам за такое деяние отрубили руку, пожалев лишь самого младшего и лишив его двух пальцев с правой руки.

Именно тогда будущий палач рыдал и отказывался помогать отцу, он должен был собирать отрубленные конечности и мыть помост от крови. И его пугали ужасные проклятия и искривлённые гримасой злости лица вокруг. Отец объяснил Кайрусу, что это их предназначение и что если не будет палачей, на которых люди будут выплескивать злость, если не будет тех, кто наказывает за преступления, то мир погрузится во мрак.

Молодой король Гийер тогда лишь планировал занять место отца, его коронации ещё не было, а Фалин ещё не успел отплыть в Новые Земли. Королева Миррен, в первую очередь, – супруга, мать и женщина, страдала от сильных мигреней. Совершила ли она плохой поступок, отправив служанку за травами для себя? Было ли неправильным с её стороны дать серебряные монеты и попросить обменять их на снадобье девушку, чья жизнь заключалась в служении и помощи королеве? Было ли справедливо обокрасть молодую служанку толпе, пусть и молодых, но всё же мужчин? И следовало подумать также, что могло бы произойти, не накажи за столь хамское нападение воришек. Быть может, спустя год, а то и меньше, все, совершенно не стыдясь, обворовывали и убивали бы друг друга на глазах у прохожих, а придворные боялись бы покидать стены замка без воинов.

Кайрусу объяснили про справедливость, но куда больше про то, что у каждого есть своя цель, своя работа и свой талант. Его талант, как и у его отца, дяди, кузена и всех по мужской линии, – быть оружием для свершения правосудия.

– Нет!

Одна из осуждённых, насколько он помнил, её звали Найра, бросилась к Франку, но помощники Кайруса остановили её и вернули на место.

Палач сопроводил до виселицы осуждённого и надел на его шею петлю. Как и любой другой человек, Франк имел право исповедаться, высказаться или попросить прощения. На помост к приговорённому поднялся жрец из городского Храма, и палач терпеливо ожидал, пока служитель Богов отойдёт в сторону.

Кайрус нажал на рычаг, цепи скрипнули, и пол под Франком провалился. Ларс тем временем уже нёс отцу щипцы и небольшую жаровню, а Рисс розги.

– Осуждённый Дорр, осуждённый Илон, осуждённый Фер и осуждённый Мил, Его Величество великодушен и пожелал смягчить для вас наказание. Вас приговорили к двадцати ударам розгами каждого, а также вам и вашим отпрыскам запрещено работать в замке.

– Нет! Но я не сделал ничего плохого! Меня схватили и осудили по ошибке! – Мил и его семейство работали на кухне.

– Осуждённая Иви и осуждённая Зея, в отношении вас Его Величество проявил милосердие, вас приговорили к семи ударам розгами каждую. Осуждённая Найра, за ваши деяния, клевету и подстрекательство вас приговорили к избавлению от языка, коим вы поливали грязью королевскую семью и проклинали невинных, и десяти ударам розгами.

– Да сгорите в пламени и ты, и весь твой род!..

Столпотворение подошло к концу, стоило лишь привести в исполнение все приговоры. Жаждущие зрелищ люди расходились по своим делам, лишь несколько членов семей казнённого и наказанных рыдали у помоста, бросали проклятия или помогали осуждённым подняться. Нескольких после розог пришлось уносить их родным на руках, это было обычным делом.

– Отец, я рад, что ты доверил мне помогать тебе сегодня! – Ларсу в этот день доверили нанести несколько ударов, это полезно для его обучения, не всё ж ему мешки бить. Он весь пошёл в Кайруса – широкоплечий, высокий, с широким лицом и тяжёлой нижней челюстью. Мальчик уже проводил много времени на солнце, тренируясь в пытках и телесных наказаниях, наблюдая за отцом или развивая своё тело, а потому, как и отец, имел сухие и тёмные волосы, загорелую кожу, а его детская опухлость медленно и верно перерастала в развитую мускулатуру.

– Тебе уже пора замещать меня, когда требуется, и посещать со мной Совет, когда меня приглашают, Ларс. Как ты себя чувствуешь, Рисс?

– Мне не нравится здесь, отец. Люди плохо про меня говорили, и про тебя, и про Ларса. И они кинули в меня грязью!

Иногда люди переходили все грани дозволенного, в Кайруса, бывало, кидали и камнями. За причинение вреда палачам полагалось строгое наказание, но за такие мелкие провинности, как грязь, никто из королевских людей не стал бы вешать всю толпу. Вычислить же, кто именно сделал пакость, не представлялось возможным.

– Да, такое случается, сын. Было больно?

– Нет. Но почему они нас ненавидят?

– Они понимают в глубине души, что ничего не могут сделать с нами. Они выражают своё неодобрение приговором Его Величества. Но высказаться королю люди не могут. И потому винят нас.

– Но ведь мы не виноваты!

– Я знаю. Но пусть лучше они срываются на нас, чем на короле. Запомни, Рисс, мы делаем всё правильно. К грязи и проклятиям придётся привыкнуть. Тебе было страшно?

– Нет.

– Хорошо. Рисс, убери здесь и вымой пол. Ларс, помоги мне снять тело. Ты принёс иглы и нити?

– Зачем?

– Чтобы зашить после. Вчера одна неназвавшаяся обратилась ко мне и пожелала купить сердце сегодняшнего мертвеца. Хорошо, молодец, бери за ноги! Да, молодец, Ларс. И нужен нож поострее, волосы висельника – ценный товар.





Рирз





Как бы ни было стыдно признаваться себе, но Рирз ощущал страх. До этого он боялся только своего отца и что корабль вместо того, чтобы доплыть до Новых Земель, потонет, по задумке Рогора Холдбист, где-то между двумя материками. Лорд одной из Великих Династий мог пожертвовать людьми, чтобы избавиться от своего нежеланного отпрыска. Вероятно, ему не захотелось терять хорошее и дорогое судно.

Казалось бы, разве можно бояться в защищённом частоколом лагере? Тем более в том, где находятся уже несколько сотен воинов, не считая представителей других ремёсел, которые, в большинстве своём, станут защищать своего правителя или хотя бы самих себя? Бастард был уверен, что ответ должен быть отрицательным, но увы. Раз за разом он прокручивал в голове один и тот же диалог с Гертом, который случился ещё в первые сезоны. В какой именно день – сын Рогора уж и не помнил, все они давно стали похожи друг на друга, их разделяли лишь прибывающие корабли.

– Итак, милорд, пройдёмся по записям ещё раз? Наш правитель прислал нам очередное письмо, где снова исправил цифры, – Герт сидел на улице на стволе поваленного дерева и пытался удержать на коленях перо, папирус и ёмкость с чернилами.

– Я догадываюсь, что теперь он хочет забрать всех воинов и лекарей, а меня назначает главным пахарем, рыболовом и лесорубом одновременно? – усмехнулся бастард. Он устало плюхнулся рядом и тут же получил от будущего кастеляна полный праведного гнева взгляд. Теперь на листе вместо аккуратной галочки стояла большая клякса, которая продолжала расползаться. В руки лорду лагеря сунули чернила, и Рирз закатил глаза, пока Герт промокал излишки другим листом папируса и надеялся спасти послание Рогора Холдбиста.

– Скорее всего, он бы так и попытался сделать, но боится, что слухи дойдут до других лордов и они не оценят шутки, – Герт стряхнул излишки с пера в сторону. – Итак, всего в твоё распоряжение лорд Рогор планирует отправить, как он пишет, для помощи в скорейшем освоении территории, два десятка рыцарей и шесть сотен хорошо обученных воинов. Также для строительства крепости, её охраны и обеспечения патрулей и достойной жизни для своих подданных под твоё предводительство попадёт сотня молодых солдат. Для большинства этот поход – первое серьёзное испытание.

– То есть охранять нас будут новобранцы, которые хорошо, если знают, с какого конца браться за меч? – Рирз устал держать чернила на вытянутой руке и упёр локоть в ногу.

– Полагаю, у большинства даже мечей не было, чтобы тренироваться. – Герт отодвинул перо от листа, чтобы снова не накапать. – Дубины, топоры, может, цепы – вот их арсенал.

– И как они будут защищать нас с такими… навыками?

– Научатся. А пока их надо бы не на охрану лагеря от врагов пустить, а, как пишет лорд Холдбист, на обеспечение жизни внутри стен. Чем больше будет прибывать народу, тем сложнее будет за всеми следить.

– Да, неплохо было бы. А строить мы как будем? Одни охраняют, а другие камни разбивают? Или всё же нам пришлют ещё камнетёсов, кроме тех, что уже есть?

– Пришлют. Всего милорд Рогор хочет отправить сюда сотню каменщиков…

– Ого, как же он расщедрился!

– Рирз, я бы хотел закончить. Руководить ими и давать советы по возведению замка тебе будут двое опытных строителей, они пожилые, и их здоровье оставляет желать лучшего, но их мудрость, как тут написано, должна тебе помочь. Имей в виду, не только тебе это не нравится. Оллон, я его хорошо знаю, давно уж разменял шестой десяток, и этот замок станет его последним творением. В помощь Айдину отправят ещё четырёх лекарей с помощниками.

– Не надо кривиться, Айдину и самому здесь не по душе.

– Ошибаешься, милорд. Это единственный для него шанс стать Гроссмейстером! Он такого не упустит и будет только рад отсутствию конкуренции. – Герт отодвинул листы подальше и снова завёл свою старую песню: – Да если бы ты знал, на что он только может пойти…

– Не хочу снова это слушать. Давай покончим сначала с важными делами? Кого ещё нам пришлют?

– Полторы сотни плотников и столько же крестьян, полсотни лесорубов, три десятка рыбаков, столько же охотников, семерых кузнецов с семьями, подмастерьями и помощниками и три семьи конюхов.

Последние были особенно актуальны, ведь с лошадьми в Новых Землях было не очень хорошо. Перевозить их всех морем в течение нескольких десятков дней было не лучшей затеей, но выбирать не приходилось. В первую очередь копытными должны были обеспечиваться патрулирующие. Рирз выразил желание купить зверьё у тех лордов, которые уже обустроили свои владения в Новых Землях после того, как лагерь станет более или менее укреплённым и безопасным. Его отец, на удивление, идею посчитал здравой и согласился отправить монеты и подходящие для выгодного обмена вещи, когда в этом будет необходимость. Заниматься же уходом и, главное, быстрым разведением копытных могли только обученные этому люди. На новой территории в непривычных условиях животные нервничали и были весьма уязвимы.

– Кто у нас есть на данный момент? – поинтересовался бастард.

– Все рыцари прибыли на первых же кораблях. Сейчас у нас есть три с половиной сотни воинов, молодняка около трёх десятков, две кузнечные братии, по десятку охотников и рыбаков, семь десятков крестьян и по три десятка лесорубов и камнетёсов. Ещё прибыли трое лекарей с двумя учениками и шестью помощниками и их семьи. Кузнец с подмастерьями был с нами на первом корабле и сейчас должен прибыть ещё один.

Часть судов была загружена также провизией, оружием, лекарскими травами и инструментами. Конечно же, более всего Рирза радовало, что среди первых был и его верный помощник Герт. Люди и скарб не прекращали прибывать. Один из кораблей оставался в Новых Землях, на случай, если придётся отступать или отправить срочное послание и воребы – птицы, что носят письма, – не смогут им помочь. Из-за изменений в погоде, штормов или сильных ветров на севере Ферстленда корабли могли задерживаться, и каждый раз, когда ожидание затягивалось, бастард волновался. Он не хотел лишиться даже толики людей. Их и без того было слишком мало для того, чтобы завоёвывать территорию и тем более возводить замок.

Для строительства Фиендхолла, которое продолжалось больше половины века, использовали в пять раз больше народу, и при этом те земли не кишели дикарями, ядовитыми растениями и змеями, невиданным и опасным зверьём. Ждать пятьдесят лет, а то и больше, у Холдбиста желания не было, и потому он искал способы ускорить процесс. Решение подсказали ему напавшие на его отряд в день прибытия. Несколько сотен солдат с хорошим вооружением – а лорд не отправлял своих людей умирать и обеспечил всем необходимым – способны будут удержать и заставлять работать и тысячи местных обитателей, лишённых оружия и опасающихся расправы.

Незаконнорождённый отпрыск Холдбиста был готов, как ему казалось, ко всему. Он ожидал увидеть отрубленные головы своих людей, кровавые ритуалы дикарей, толпы аборигенов, которые танцуют свои дикие танцы, и даже дождь из жаб не удивил бы его так сильно. Юноша убеждал себя, что ничто не способно его напугать, пока не увидел это…

Когда Рирзу только показали странное существо, голубое и склизкое, трепыхающееся на земле, словно выброшенная на берег рыба, он ужаснулся. Сын Рогора никогда не сталкивался ни с чем подобным. Он понимал, что не стоит кому-либо демонстрировать свой страх, и держался изо всех сил.

Первое, что интересовало бастарда, – можно ли напугать или убить чудовище. И он, вспомнив, что нечто подобное было описано, пусть и лишь в глупых сказках, где почти всех чудищ побеждали добрым поступком и огнем, незамедлительно решил проверить один из пунктов. Оказывается, огня эти существа боялись. Он героически подносил факел, обсуждал с Айдином половую принадлежность пленённого, а после ушёл к себе в дом, наглухо закрыл все двери и завесил окно в своих покоях не только тряпкой, но и заколотил досками. К утру страх отступил, и бастард даже смог поспать несколько часов. Впрочем, на способность провалиться в сон скорее повлияли чувство защищённости, радость, что огонь пугает странных тварей, и усталость.

Проспавшись, Рирз переосмыслил всё пережитое, взял себя в руки и успокоился.

Следующие дни были увлекательными: он пытался понять язык мужчины с голубой кожей – те же захваченные местные жители, что сейчас трудились на каменоломне, уже понемногу начали понимать слова прибывших из Ферстленда, хоть на это и ушли десятки дней. Чем сын Рогора хуже?

Бастард попросил Герта не рассказывать в письме-отчёте о находке – лорд Холдбист мог отказаться присылать следующие корабли с семьями, а люди уж очень настойчиво интересовались, когда же смогут повидать своих жён и детей, а некоторые, он слышал, и вовсе уже высказывали желание отправиться обратно.

Будущий кастелян советовал всё же рассказать о синекожем существе и попросить лорда распространить информацию, ведь это могло затронуть и остальных покорителей Новых Земель. В конце концов Герт, поворчав и ещё дважды объяснив, что скрывать подобное опасно, заявил, что раз за три дня пленник не сбежал, значит, Рирз знает, что делает, и отправил с кораблём намного более радужное описание обстановки, чем было на самом деле. И ни одного упоминания необычного человека.

Да, пленник не просто не сбежал, а, напротив, с каждым днём выглядел всё менее здоровым. Этот странный мужчина ел только рыбу, совершенно не понимал, зачем ему предлагают мясо: он нюхал его, облизывал и выкидывал прочь всякий раз. Но воду он пил в поражающих воображение объёмах и норовил облиться из чаши. И тем не менее, хоть его и охраняли, воду и еду ему давали с общего стола, а ран на нём не наблюдалось, спустя всего четыре дня, Рирзу доложили, что существо мёртво.

Бесполезное мёртвое почти тело лорд отдал Айдину на исследования. Впрочем, горевать долго им не пришлось – рыбаки скоро вновь выловили ещё одно такое же существо.

Рирз, получив доказательство, что это не единичный случай, вновь стал переживать и понял – надо искать способ себя обезопасить. Он немного порезал нового мужчину, у того пошла кровь. Холдбист пробовал кормить его разными вещами, он приходил ночью и смотрел, не светится ли существо в темноте, он пытался понять чудовище, но узнал лишь то, что пленник показывал на себя и говорил «Амфи». Это имя, даже если оно таковым не являлось, закрепилось за голубокожим.

На третьи сутки Рирз слышал только одно:

– Уденс-с… Уденс-с!

– Да что же это такое? – Бастард уже два часа приносил различные предметы, но всё было не то.

– Уденс-с, уденс-с, уденс-с…