Проводив глазами удаляющийся «Анасаль», я повернулся к приходящему в себя Бурцеву:
– Ну что, студент. Почти полпути пролетели. Летун про то, что произошло, скорее всего, молчать будет. Невыгодно ему о нас рассказывать. На аэродроме, скажет, что просто высадил нас на соседней станции и всё. А даже если и начнет болтать, то пусть его. Мы, считай, в другом государстве сейчас находимся. Так что можно не опасаться. Меня вот только сильно смущает твоя стильная одежда…
Договорить я не успел, так как Серега неожиданно набычился и, плотнее запахнувшись в куртку, твердо прервал:
– Кожанку не выброшу!
Глядя в его шальные глаза, со все еще летящими к глубине зрачков облаками, я только сплюнул. Пацан! Первый раз в жизни прокатился на аэроплане. Даже не обрыгался при этом. А тут еще досталась заветная мечта всей молодежи – настоящая летная кожаная куртка. Да он сейчас на расстрел готов пойти, лишь бы в этом прикиде. Романтик хренов!
Так что, цыкнув зубом, успокоил взволновавшегося попутчика:
– Никто твою прелесть выкидывать не собирается. Надо будет просто прикупить тебе какую-нибудь хламиду в ближайшей деревне. Куртку же до времени в мешок спрячем. А то ты сейчас смотришься то ли как заблудившийся комиссар, то ли как самокатчик без мотора. И вообще – харэ болтать. Нам еще топать и топать. Так что двинули.
Ну, мы и пошли. Старались двигаться не по дороге, так как Бурцев в своем поскрипывающем одеянии выглядел довольно вызывающе. От этого я несколько бздел и старался не попадать никому на глаза. Ближе к сумеркам подуспокоился и стал присматривать место для ночлега. Дорога в результате моих метаний осталась где-то далеко в стороне, и мы топали по какому-то совсем уж проселку. При этом я рассчитывал, что рано или поздно он нас должен вывести к жилью. В принципе, так и вышло. Небо еще было светлым, когда мы подошли к мелкому хуторку. Дом. Большой сарай (или это овин называется?). Два сарая поменьше. Забора не было. Странно, что живности никакой не видно. Или хозяева всех кур в птичник уже загнали?
Подойдя ближе к хате, я громко сказал:
– Добрый вечер! Ау! Хозяева есть дома?
Пару секунд была тишина, потом в доме что-то уронили (густой бас выматерился), и в открывшейся двери появился бородатый мужик. Какое-то время он оглядывал нас, оглядывал округу, после чего, сплюнув, спросил:
– Чегой-то надоть?
– Еще раз – добрый вечер! Мы из Сухума, до дому пробираемся. Вот, хотели узнать, нас на ночлег, в сарай, не пустите?
Хозяин, еще раз сплюнув, резюмировал:
– На х..!
Спать во чистом поле совсем не хотелось, поэтому зашел с другой стороны:
– Так мы же не просто так. Заплатим за ночлег деньгу малую…
Бородач почесал кудлатую голову и, подозрительно разглядывая фигуру студента, поинтересовался:
– А ентот, что в кожане? Комиссар?
Проклиная про себя хиппующего Бурцева, я возразил:
– Какой комиссар? Это пацан – племяш мой. Ему еще зимой, на именины, обнову подарили. Вот и форсит…
– Оружие есть?
– Вы что? Откуда у нас оружие? Мы законопослушные люди!
Мужик еще раз как-то оценивающе посмотрел на Серегу и задал совсем некорректный вопрос:
– А деньги есть?
Мне столь странный подход совсем не понравился. Обычно селяне, встреченные нами в пути, были гораздо более дружелюбными и не столь борзыми. А этот бирюк, живущий на отдаленном хуторе, ведет себя довольно странно. Не зря чувство опасности у меня ворохнулось, как только увидел сего персонажа. Но так – слабенько. Гораздо меньше, чем когда я на аэродром собрался идти. Ладно… не в степи же в самом деле ночевать? Погода не та. А мужика мы всегда разъяснить сумеем. Поэтому, не меняя приветливо-просящего выражения лица, ответил:
– Немного есть. За ночлег заплатить хватит. Ну и если ужином угостите, так вообще хорошо будет…
Бородатый ухмыльнулся и, буркнув под нос: «Кожан хорош…» – приказал:
– Ждите здеся. Я щаз.
После чего ушел в дом. Интересно, куда он двинул? За свечкой, что ли? Обдумать мысль не успел, так как появившийся в проеме хозяин приказал:
– Ходи сюда.
Пройдя в хату мы, подталкиваемые бородатым, вошли в комнату. А там, за столом, сидели еще двое. Несколько свечей давали неплохое освещение, поэтому разглядев не только их заросшие рожи, но и убранство стола, на котором, помимо продуктов, стояла бутыль с чем-то мутным, я восхитился:
– Хорошо сидите!
Один из сидящих отрезал:
– Не про твою честь! – и, обращаясь к собутыльнику, заметил: – Во! Гляди, Ляксей, какой дён сёдня рыбный! После полудни один приперси. К вечору еще парочка появилась. Ну тот-то понятно – краснопузый. А енто шо за птицы?
Блондинистый Ляксей лишь криво улыбался, глядя на нас, зато хозяин пояснил:
– Гуторят, шо путники. На постой просились. Но ты, Мирон, глянь, кака на сопляке справная одёжка.
Ошарашенный студент молча слушал беседу, но как только речь зашла об его обнове, встрепенулся:
– Не отдам! Хоть убейте!
Мирон покладисто согласился:
– А и убьем. – После чего откинул тряпицу, прикрывающую лежащий на столе наган, и, схватив револьвер, подскочил к нам, заорав:
– А ну сымай кожан, паскуда! Сымай, покеда не пристрелил!
Все его внимание было сосредоточено на Сереге, а от меня он почему-то никаких действий не ожидал. Да и чего тут ожидать – тут, как я понял, принято бояться «человека с ружьем» и выполнять все его требования.
Поэтому, когда я ударом слева, по руке, выбил оружие, а правой влепил в прикрытый бородой подбородок, он улетал с каким-то изумленным выражением лица. Я же, не поворачиваясь, ногой долбанул стоящего за спиной хозяина. Попал по хозяйству удачно. Сзади лишь всхлипнули и мягко обрушились на пол. Ляксей за это время успел три раза моргнуть. Потом ступор с него спал, и он суетливо полез в карман, но увидев мертвящий провал ствола «люгера», направленный в голову, застыл. Подбадривающе ему подмигнув, я предложил:
– Давай, родной! Показывай, что там у тебя. Осторожненько. Двумя пальцами доставай.
А увидев, чем именно мне хотели грозить, чуть не рассмеялся. Такой здоровый парняга и такой маленький револьверчик. Что-то типа «Бульдога». При этом, подталкивая свое огнестрельное недоразумение по столу в мою сторону, он еще и обиженно вякнул:
– А Митрий говорил, что у вас оружия нема…
– Я его обманул. Ладно, что тянуть. Ложись на пол. Руки положи на голову…
Ляксей взволновался:
– Э! Э! Ты чаво задумал?
На что я с ухмылкой ответил:
– Даже не надейся, противный. Шмонать тебя буду. А потом и дружков твоих.
Блондинчик меня понял как-то совсем уж превратно, и вместо того, чтобы лечь, как было приказано, неожиданно вжался в стену и убежденно сказал:
– Никак нельзя это делать. Грех это. Большой грех. Это у вас, в городе, непотребства всякие могуть быть, а здеся…
Растерявшись на секунду, я возмущенно сплюнул:
– Да тьфу на тебя, гомосек латентный! Обыскивать вас буду, а не то, что ты в своей бестолковке вообразил.
Про себя же подумал, что со словами, особенно жаргонными, надо быть поаккуратнее. А то может выйти боком. Ляксей, поняв, что ничего ужасного я творить не собираюсь, принялся активно сотрудничать с захватчиками. А когда, после всеобщего обыска, встал вопрос, куда девать связанных варнаков, с готовностью предложил подпол, в котором сейчас томился «красный». Я заинтересовался:
– Чего вы его туда вообще сунули? И что с ним потом делать собирались?
Очухавшийся к этому времени Мирон, глядя в пол, пробурчал:
– Ну, не в хате же его держать? А наутро думали его голове отвезть.
– А нас куда хотели деть?
– И вас тож к голове…
– Понятно. Значит, вы туда, – я ткнул пальцем в подпол, – а его – оттуда. Поглядим, что за человек. Давай, давай. Пошевеливайся!
В общем, хозяева слезли в подпол, а наверх был извлечен какой-то мужик, лет тридцати пяти. Подпольный сиделец подслеповато щурился после темноты и пытался прояснить обстановку. Но до конца ему не дал проморгаться студент, так как, подойдя ближе, удивленно спросил:
– Товарищ Лапин? Кузьма Михайлович?
Тот удивленно протянул:
– Да-а… А вы?
– А я Бурцев Сергей. Помните, мы с вами в губернском комитете РКП беседовали? Вы еще говорили, что надо пламя революции нести темным массам? Зажигать сердца. Вот я и понес!
– Как же! Помню, конечно. Вас шесть человек было, и вы…
Закончить я ему не дал. Поднял руку, сказав «стоп». После чего пару секунд разглядывал всамделишного коммуниста, а потом, без предупреждения, влепил ему под ложечку. Упасть не дал, поймав за воротник пальто, и, потряхивая, стал интересоваться:
– Так это ты, падла такая, детей на смерть посылаешь? По твоему наущению они к красновцам идут и прямо на площади агитацию проводят? У тебя, мля, вместо башки жопа, или ты просто сука конченая, что такие вещи творишь?
Товарищ Лапин вначале безвольно висел, пытаясь продышаться, но по мере нарастания количества обвинений, решил возразить:
– Вы с ума сошли! Каких детей? На какую смерть? При чем тут красновцы?
Отпустив «товарища», я сплюнул и, показав в сторону стоящего с открытым ртом Сереги, пояснил:
– Вот таких детей! Знаешь, где я его нашел? В контрразведке. А потом нас расстреливать повезли. Мля! Да он бы уже недели две как гнил, возле оврага закопанный!