— Ну да. Йорен вез меня домой, в Винтерфелл.
— Значит, ты из благородных… леди…
Арья оглядела свои лохмотья и босые ноги, все в мозолях и трещинах. Под ногтями грязь, локти в струпьях, руки исцарапаны. Септа Мордейн ее бы не узнала, а Санса, может, и узнала бы, но притворилась, что не узнаёт.
— Моя мать леди и сестра тоже, но я ею никогда не была.
— Нет, была. Ты дочь лорда и жила в замке, так ведь? И ты… о боги, я никогда… — У Джендри вдруг сделался испуганный вид. — Мне не надо было говорить это… ну, про стручки. И если я справлял при тебе нужду и все такое, то… прошу прощения, миледи.
— Перестань! — прошипела Арья. Смеется он над ней, что ли?
— Нет уж, миледи, я знаю, как себя вести, — стоял на своем Джендри. — Когда к нам в лавку приходили благородные девицы со своими отцами, хозяин всегда велел мне преклонять колено и говорить, только если со мной заговорят, и называть их «миледи».
— Если ты будешь называть меня «миледи», это даже Пирожок заметит. И нужду справляй как справлял.
— Как прикажете, миледи.
Арья стукнула его кулаками в грудь — он споткнулся и шлепнулся наземь.
— Ничего себе дочь лорда! — засмеялся он.
— Вот тебе в придачу. — Она лягнула его в бок, но он только засмеялся еще пуще. — Гогочи сколько хочешь — а я пойду посмотрю, что там в деревне. — Солнце уже опустилось за деревья — вот-вот начнет темнеть. На этот раз Джендри пришлось ее догонять. — Чуешь, чем пахнет? — спросила она.
Он принюхался:
— Тухлой рыбой?
— Ты сам знаешь, что нет.
— Надо поосторожнее. Я пойду кругом, на запад, погляжу, есть ли там дорога. Должна быть, если ты видела повозку. А ты ступай к берегу. Если понадобится помощь, залай по-собачьи.
— Глупости. Если мне понадобится помощь, я буду звать «на помощь». — Она шмыгнула прочь, тихо ступая босыми ногами по траве, и оглянулась через плечо. Джендри смотрел ей вслед с тем мучительным выражением, которое появлялось у него на лице в минуты раздумий. Решил, наверно, что нельзя посылать леди воровать еду. Ох, какого же дурака он теперь начнет из себя строить.
Она подошла поближе к деревне, и запах стал сильнее. Нет, это было совсем не похоже на тухлую рыбу: пахло гораздо хуже. Арья сморщила нос.
Деревья начали редеть — теперь она перебегала от куста к кусту, тихая, как тень. Через каждые несколько ярдов она останавливалась и прислушивалась. На третий раз она услышала лошадей и мужской голос. Запах стал еще мерзостнее. Человеческие трупы — вот что это такое. От Йорена и других пахло так же.
К югу от деревни стояли густые заросли ежевики. Когда Арья добралась до них, потянулись длинные тени и стали появляться светляки. Соломенные крыши виднелись за самой изгородью. Арья прокралась вдоль нее, нашла проход и поползла на животе, пока не увидела то, откуда шел запах.
У тихо плещущих вод Божьего Ока поставили длинную виселицу из сырого зеленого дерева, и предметы, бывшие прежде людьми, висели на ней вверх ногами, а вороны клевали их, перелетая с одного на другой. На каждую ворону приходилась сотня мух. С озера подул ветер, и ближайший труп слегка повернулся на цепи. Вороны склевали ему пол-лица, и видно было, что над ним потрудились не только они, а кое-кто покрупнее. Горло и грудь были растерзаны, зеленые внутренности и лохмотья гниющего мяса свисали из разодранного живота. Одну руку оторвали по самое плечо. Кости валялись тут же, обглоданные дочиста.
Арья заставила себя рассмотреть всех, повторяя: тверда, как камень. Все были мертвы и до того изуродованы, что она не сразу поняла, что их раздели, прежде чем повесить. Они не были похожи на голых людей — они вообще на людей не походили. Вороны выклевали им глаза и попортили лица. От шестого в длинном ряду осталась только нога — она так и болталась на цепи, колыхаясь от ветра.
Страх ранит глубже, чем меч. Мертвецы ее не тронут, а вот те, кто убил их, могут. За виселицей, около длинного низкого дома у воды — того самого, со сланцевой крышей, — стояли двое мужчин в кольчужных рубахах, опираясь на копья. С пары шестов, воткнутых в илистую почву, свисали знамена — одно вроде бы красное, другое побледнее, белое или желтое, но ветер был слаб, и в сумерках Арья не могла даже разглядеть, принадлежит красное знамя Ланнистерам или нет. Но льва ей видеть было не обязательно. Она видела повешенных — кто же еще мог это сделать, как не Ланнистеры?
Потом раздался крик.
Двое с копьями обернулись, услышав его, и показался третий, толкающий перед собой пленника. Стало слишком темно, чтобы различать лица, но пленник был в блестящем стальном шлеме, и Арья, увидев рога, поняла, что это Джендри. Дурак, дурак, ДУРАК! Будь он рядом, она лягнула бы его еще раз.
Часовые что-то громко говорили, но она была слишком далеко, чтобы разобрать слова, да тут еще вороны орали и хлопали крыльями. Один из копейщиков сорвал шлем у Джендри с головы и о чем-то его спросил. Ответ солдату, как видно, не понравился, потому что он двинул Джендри в лицо тупым концом копья и сбил его с ног. Тот, кто взял Джендри в плен, пнул его, а второй копейщик примерил рогатый шлем. Затем Джендри поставили на ноги и повели к длинному дому. Когда открыли тяжелую дверь, оттуда выскочил маленький мальчик, но один из солдат схватил его за руку и швырнул обратно. Арья услышала изнутри плач и крик, такой громкий и полный боли, что сама больно прикусила губу.
Джендри тоже впихнули туда и заперли за ним дверь. В этот миг с озера дунул ветер, и знамена, расправившись, заполоскали. На одном был золотой лев, чего Арья и боялась, на другом три тонкие фигуры бежали по желтому, как масло, полю. Собаки. Арья уже видела как-то этих собак, но где?
Но это было не важно. Главное то, что Джендри схватили. Он глупый и упрямый, но все-таки его надо спасать. Знают ли они, что его ищет королева?
Часовой снял свой шлем и надел вместо него шлем Джендри. Арью это рассердило, но тут она ничего поделать не могла. Ей показалось, что в длинном здании без окон снова кто-то кричит, но каменные стены глушили звук, и наверняка сказать было трудно.
Арья дождалась смены караула и еще долго потом оставалась на месте. Солдаты сновали взад-вперед. У ручья поили лошадей. Из леса вернулись охотники с тушей оленя на шесте. Оленя освежевали, выпотрошили, затем на том берегу ручья развели костер, и запах жареного мяса потек оттуда, смешиваясь со смрадом мертвечины. Пустой желудок Арьи свело судорогой, и ее чуть не вырвало. На вкусный запах из домов вышли другие мужчины, почти все в кольчугах или вареной коже. Когда олень изжарился, самые лакомые куски отнесли в какой-то дом.
Арья надеялась, что в темноте сможет подползти и выпустить Джендри, но часовые зажгли от костра факелы. Оруженосец принес двум караульщикам мясо и хлеб, потом к ним присоединились еще двое, и они стали передавать из рук в руки мех с вином. Когда он опустел, двое ушли, но другие два, с копьями, остались.
Руки и ноги у Арьи совсем затекли, когда она наконец выбралась из ежевики обратно в лес. Там было черным-черно — тонкий серпик луны лишь изредка мелькал в летящих по небу тучах. «Тихая как тень», — сказала себе Арья, пробираясь между деревьями. В темноте она не решалась бежать, боясь споткнуться о корень или сбиться с дороги. Слева тихо плескало о берег Божье Око, справа ветер шелестел листвой. Где-то далеко выли волки.
Ломми и Пирожок чуть не обмарались со страху, когда она вышла из леса позади них.
— Тихо, — шикнула она, обнимая прижавшуюся к ней Ласку.
— Мы уж думали, вы нас бросили, — сказал Пирожок, глядя на нее круглыми глазами. В руке он держал свой короткий меч, который Йорен отнял у золотого плаща. — Я принял тебя за волка.
— А где Бык? — спросил Ломми.
— Его схватили. Мы должны его освободить. Пошли со мной, Пирожок. Мы подкрадемся, убьем часовых, и я открою дверь.
Пирожок и Ломми переглянулись.
— А сколько их там?
— Я не считала, — созналась Арья. — Не меньше двадцати — но часовых только двое.
Пирожок смотрел на нее так, словно вот-вот заплачет.
— С двадцатью нам нипочем не справиться.
— Ты должен будешь справиться только с одним. Я убью другого, мы выпустим Джендри и убежим.
— Сдаться надо, вот что, — сказал Ломми. — Пойти и сдаться.
Арья упрямо потрясла головой.
— Тогда хотя бы брось эту затею, Арри, — взмолился Ломми. — Они про нас не знают. Спрячемся и подождем, когда они уйдут. Мы ж не виноваты, что Джендри попал в плен.
— Дурак ты, Ломми, — сердито бросила Арья. — Без Джендри ты умрешь. Кто тебя нести-то будет?
— Вы с Пирожком.
— Все время, без смены? Мы не потянем. Джендри у нас самый сильный. Да говори что хочешь, мне дела нет. Я иду обратно. Так как, Пирожок?
Пирожок посмотрел на Ломми, на нее и снова на Ломми и сказал неохотно:
— Я с тобой.
— Ломми, держи Ласку.
Он обхватил малышку руками.
— А если волки придут?
— Сдавайся, — посоветовала Арья.
Ей казалось, что дорога до деревни заняла у них несколько часов. Пирожок в темноте все время спотыкался, уходил куда-то в сторону, и ей приходилось возвращаться за ним. В конце концов она взяла его за руку и повела.
— Просто иди за мной и не шуми. — Когда на небе отразился слабый отсвет деревенских огней, она сказала: — Там, за изгородью, виселица, а на ней мертвецы, но ты их не бойся — и помни, что страх ранит глубже, чем меч. Мы должны вести себя очень тихо и двигаться медленно. — Пирожок кивнул.
Она первой пролезла сквозь ежевику и подождала его. Пирожок вылез бледный, запыхавшийся и весь исцарапанный. Он хотел сказать что-то, но Арья зажала ему рот. На четвереньках они проползли мимо виселицы, под качающимися трупами. Пирожок ни разу не посмотрел вверх и не издал ни звука.
Но тут ворона села ему на спину, и он глухо вскрикнул.
— Кто идет? — прогремел во тьме чей-то голос.
Пирожок вскочил на ноги.
— Я сдаюсь! — Он отшвырнул от себя меч, вспугнув дюжину ворон и вызвав целый переполох. Арья схватила его за ногу и попыталась повалить обратно, но он вырвался и побежал вперед, размахивая руками. — Я сдаюсь!
Арья тоже вскочила и выхватила Иглу, но ее уже окружили. Она замахнулась на того, кто был ближе, но он отразил удар одетой в сталь рукой, кто-то другой сбил ее с ног, а третий вырвал у нее меч. Она укусила кого-то, но зубы клацнули о холодную грязную кольчугу.
— Ишь, злющий какой, — засмеялся солдат и так треснул Арью кольчужным кулаком, что у нее чуть голова не слетела с плеч.
Они что-то громко говорили над ней, но она не разбирала ни слова — так звенело в ушах. Она хотела уползти, но земля поехала куда-то. Они забрали Иглу. Позор был хуже боли, хотя болело очень сильно. Этот меч ей подарил Джон, а Сирио учил ее им пользоваться.
Наконец кто-то сгреб ее спереди за куртку и поставил на колени. Пирожок тоже стоял на коленях, а перед ним высился самый большой человек из всех, кого Арья видела, великан из сказок старой Нэн. Она не заметила, откуда он взялся. По его желтому камзолу неслись три черные собаки, а лицо точно из камня вырубили. Внезапно Арья вспомнила, когда видела этих собак. В ночь турнира в Королевской Гавани, когда все рыцари вывесили щиты у своих шатров.
«Этот принадлежит брату Пса, — сказала ей Санса, когда они прошли мимо трех собак на желтом поле. — Вот увидишь — он даже больше Ходора. Его прозвали Скачущей Горой».
Арья повесила голову, плохо сознавая, что происходит вокруг. Пирожок снова заявил, что сдается, а Гора сказал:
— Веди нас к остальным. — Арья потащилась назад мимо виселицы, а Пирожок обещал солдатам, что будет печь им пироги и плюшки — пусть только не трогают его. С ними пошли четверо мужчин — у одного был факел, у другого длинный меч, у двоих копья.
Ломми они нашли там же, где оставили, под дубом.
— Я сдаюсь, — закричал он, как только их увидел, бросил копье и поднял руки, до сих пор зеленые от краски. — Сдаюсь.
Человек с факелом огляделся.
— Тут больше никого? Пекаренок говорил, что есть еще девчонка.
— Она убежала, когда услышала вас. Вы очень шумели.
«Беги, Ласка, — подумала Арья, — беги быстро, как только можешь, спрячься и никогда не возвращайся назад».
— Значит, ты из благородных… леди…
Арья оглядела свои лохмотья и босые ноги, все в мозолях и трещинах. Под ногтями грязь, локти в струпьях, руки исцарапаны. Септа Мордейн ее бы не узнала, а Санса, может, и узнала бы, но притворилась, что не узнаёт.
— Моя мать леди и сестра тоже, но я ею никогда не была.
— Нет, была. Ты дочь лорда и жила в замке, так ведь? И ты… о боги, я никогда… — У Джендри вдруг сделался испуганный вид. — Мне не надо было говорить это… ну, про стручки. И если я справлял при тебе нужду и все такое, то… прошу прощения, миледи.
— Перестань! — прошипела Арья. Смеется он над ней, что ли?
— Нет уж, миледи, я знаю, как себя вести, — стоял на своем Джендри. — Когда к нам в лавку приходили благородные девицы со своими отцами, хозяин всегда велел мне преклонять колено и говорить, только если со мной заговорят, и называть их «миледи».
— Если ты будешь называть меня «миледи», это даже Пирожок заметит. И нужду справляй как справлял.
— Как прикажете, миледи.
Арья стукнула его кулаками в грудь — он споткнулся и шлепнулся наземь.
— Ничего себе дочь лорда! — засмеялся он.
— Вот тебе в придачу. — Она лягнула его в бок, но он только засмеялся еще пуще. — Гогочи сколько хочешь — а я пойду посмотрю, что там в деревне. — Солнце уже опустилось за деревья — вот-вот начнет темнеть. На этот раз Джендри пришлось ее догонять. — Чуешь, чем пахнет? — спросила она.
Он принюхался:
— Тухлой рыбой?
— Ты сам знаешь, что нет.
— Надо поосторожнее. Я пойду кругом, на запад, погляжу, есть ли там дорога. Должна быть, если ты видела повозку. А ты ступай к берегу. Если понадобится помощь, залай по-собачьи.
— Глупости. Если мне понадобится помощь, я буду звать «на помощь». — Она шмыгнула прочь, тихо ступая босыми ногами по траве, и оглянулась через плечо. Джендри смотрел ей вслед с тем мучительным выражением, которое появлялось у него на лице в минуты раздумий. Решил, наверно, что нельзя посылать леди воровать еду. Ох, какого же дурака он теперь начнет из себя строить.
Она подошла поближе к деревне, и запах стал сильнее. Нет, это было совсем не похоже на тухлую рыбу: пахло гораздо хуже. Арья сморщила нос.
Деревья начали редеть — теперь она перебегала от куста к кусту, тихая, как тень. Через каждые несколько ярдов она останавливалась и прислушивалась. На третий раз она услышала лошадей и мужской голос. Запах стал еще мерзостнее. Человеческие трупы — вот что это такое. От Йорена и других пахло так же.
К югу от деревни стояли густые заросли ежевики. Когда Арья добралась до них, потянулись длинные тени и стали появляться светляки. Соломенные крыши виднелись за самой изгородью. Арья прокралась вдоль нее, нашла проход и поползла на животе, пока не увидела то, откуда шел запах.
У тихо плещущих вод Божьего Ока поставили длинную виселицу из сырого зеленого дерева, и предметы, бывшие прежде людьми, висели на ней вверх ногами, а вороны клевали их, перелетая с одного на другой. На каждую ворону приходилась сотня мух. С озера подул ветер, и ближайший труп слегка повернулся на цепи. Вороны склевали ему пол-лица, и видно было, что над ним потрудились не только они, а кое-кто покрупнее. Горло и грудь были растерзаны, зеленые внутренности и лохмотья гниющего мяса свисали из разодранного живота. Одну руку оторвали по самое плечо. Кости валялись тут же, обглоданные дочиста.
Арья заставила себя рассмотреть всех, повторяя: тверда, как камень. Все были мертвы и до того изуродованы, что она не сразу поняла, что их раздели, прежде чем повесить. Они не были похожи на голых людей — они вообще на людей не походили. Вороны выклевали им глаза и попортили лица. От шестого в длинном ряду осталась только нога — она так и болталась на цепи, колыхаясь от ветра.
Страх ранит глубже, чем меч. Мертвецы ее не тронут, а вот те, кто убил их, могут. За виселицей, около длинного низкого дома у воды — того самого, со сланцевой крышей, — стояли двое мужчин в кольчужных рубахах, опираясь на копья. С пары шестов, воткнутых в илистую почву, свисали знамена — одно вроде бы красное, другое побледнее, белое или желтое, но ветер был слаб, и в сумерках Арья не могла даже разглядеть, принадлежит красное знамя Ланнистерам или нет. Но льва ей видеть было не обязательно. Она видела повешенных — кто же еще мог это сделать, как не Ланнистеры?
Потом раздался крик.
Двое с копьями обернулись, услышав его, и показался третий, толкающий перед собой пленника. Стало слишком темно, чтобы различать лица, но пленник был в блестящем стальном шлеме, и Арья, увидев рога, поняла, что это Джендри. Дурак, дурак, ДУРАК! Будь он рядом, она лягнула бы его еще раз.
Часовые что-то громко говорили, но она была слишком далеко, чтобы разобрать слова, да тут еще вороны орали и хлопали крыльями. Один из копейщиков сорвал шлем у Джендри с головы и о чем-то его спросил. Ответ солдату, как видно, не понравился, потому что он двинул Джендри в лицо тупым концом копья и сбил его с ног. Тот, кто взял Джендри в плен, пнул его, а второй копейщик примерил рогатый шлем. Затем Джендри поставили на ноги и повели к длинному дому. Когда открыли тяжелую дверь, оттуда выскочил маленький мальчик, но один из солдат схватил его за руку и швырнул обратно. Арья услышала изнутри плач и крик, такой громкий и полный боли, что сама больно прикусила губу.
Джендри тоже впихнули туда и заперли за ним дверь. В этот миг с озера дунул ветер, и знамена, расправившись, заполоскали. На одном был золотой лев, чего Арья и боялась, на другом три тонкие фигуры бежали по желтому, как масло, полю. Собаки. Арья уже видела как-то этих собак, но где?
Но это было не важно. Главное то, что Джендри схватили. Он глупый и упрямый, но все-таки его надо спасать. Знают ли они, что его ищет королева?
Часовой снял свой шлем и надел вместо него шлем Джендри. Арью это рассердило, но тут она ничего поделать не могла. Ей показалось, что в длинном здании без окон снова кто-то кричит, но каменные стены глушили звук, и наверняка сказать было трудно.
Арья дождалась смены караула и еще долго потом оставалась на месте. Солдаты сновали взад-вперед. У ручья поили лошадей. Из леса вернулись охотники с тушей оленя на шесте. Оленя освежевали, выпотрошили, затем на том берегу ручья развели костер, и запах жареного мяса потек оттуда, смешиваясь со смрадом мертвечины. Пустой желудок Арьи свело судорогой, и ее чуть не вырвало. На вкусный запах из домов вышли другие мужчины, почти все в кольчугах или вареной коже. Когда олень изжарился, самые лакомые куски отнесли в какой-то дом.
Арья надеялась, что в темноте сможет подползти и выпустить Джендри, но часовые зажгли от костра факелы. Оруженосец принес двум караульщикам мясо и хлеб, потом к ним присоединились еще двое, и они стали передавать из рук в руки мех с вином. Когда он опустел, двое ушли, но другие два, с копьями, остались.
Руки и ноги у Арьи совсем затекли, когда она наконец выбралась из ежевики обратно в лес. Там было черным-черно — тонкий серпик луны лишь изредка мелькал в летящих по небу тучах. «Тихая как тень», — сказала себе Арья, пробираясь между деревьями. В темноте она не решалась бежать, боясь споткнуться о корень или сбиться с дороги. Слева тихо плескало о берег Божье Око, справа ветер шелестел листвой. Где-то далеко выли волки.
Ломми и Пирожок чуть не обмарались со страху, когда она вышла из леса позади них.
— Тихо, — шикнула она, обнимая прижавшуюся к ней Ласку.
— Мы уж думали, вы нас бросили, — сказал Пирожок, глядя на нее круглыми глазами. В руке он держал свой короткий меч, который Йорен отнял у золотого плаща. — Я принял тебя за волка.
— А где Бык? — спросил Ломми.
— Его схватили. Мы должны его освободить. Пошли со мной, Пирожок. Мы подкрадемся, убьем часовых, и я открою дверь.
Пирожок и Ломми переглянулись.
— А сколько их там?
— Я не считала, — созналась Арья. — Не меньше двадцати — но часовых только двое.
Пирожок смотрел на нее так, словно вот-вот заплачет.
— С двадцатью нам нипочем не справиться.
— Ты должен будешь справиться только с одним. Я убью другого, мы выпустим Джендри и убежим.
— Сдаться надо, вот что, — сказал Ломми. — Пойти и сдаться.
Арья упрямо потрясла головой.
— Тогда хотя бы брось эту затею, Арри, — взмолился Ломми. — Они про нас не знают. Спрячемся и подождем, когда они уйдут. Мы ж не виноваты, что Джендри попал в плен.
— Дурак ты, Ломми, — сердито бросила Арья. — Без Джендри ты умрешь. Кто тебя нести-то будет?
— Вы с Пирожком.
— Все время, без смены? Мы не потянем. Джендри у нас самый сильный. Да говори что хочешь, мне дела нет. Я иду обратно. Так как, Пирожок?
Пирожок посмотрел на Ломми, на нее и снова на Ломми и сказал неохотно:
— Я с тобой.
— Ломми, держи Ласку.
Он обхватил малышку руками.
— А если волки придут?
— Сдавайся, — посоветовала Арья.
Ей казалось, что дорога до деревни заняла у них несколько часов. Пирожок в темноте все время спотыкался, уходил куда-то в сторону, и ей приходилось возвращаться за ним. В конце концов она взяла его за руку и повела.
— Просто иди за мной и не шуми. — Когда на небе отразился слабый отсвет деревенских огней, она сказала: — Там, за изгородью, виселица, а на ней мертвецы, но ты их не бойся — и помни, что страх ранит глубже, чем меч. Мы должны вести себя очень тихо и двигаться медленно. — Пирожок кивнул.
Она первой пролезла сквозь ежевику и подождала его. Пирожок вылез бледный, запыхавшийся и весь исцарапанный. Он хотел сказать что-то, но Арья зажала ему рот. На четвереньках они проползли мимо виселицы, под качающимися трупами. Пирожок ни разу не посмотрел вверх и не издал ни звука.
Но тут ворона села ему на спину, и он глухо вскрикнул.
— Кто идет? — прогремел во тьме чей-то голос.
Пирожок вскочил на ноги.
— Я сдаюсь! — Он отшвырнул от себя меч, вспугнув дюжину ворон и вызвав целый переполох. Арья схватила его за ногу и попыталась повалить обратно, но он вырвался и побежал вперед, размахивая руками. — Я сдаюсь!
Арья тоже вскочила и выхватила Иглу, но ее уже окружили. Она замахнулась на того, кто был ближе, но он отразил удар одетой в сталь рукой, кто-то другой сбил ее с ног, а третий вырвал у нее меч. Она укусила кого-то, но зубы клацнули о холодную грязную кольчугу.
— Ишь, злющий какой, — засмеялся солдат и так треснул Арью кольчужным кулаком, что у нее чуть голова не слетела с плеч.
Они что-то громко говорили над ней, но она не разбирала ни слова — так звенело в ушах. Она хотела уползти, но земля поехала куда-то. Они забрали Иглу. Позор был хуже боли, хотя болело очень сильно. Этот меч ей подарил Джон, а Сирио учил ее им пользоваться.
Наконец кто-то сгреб ее спереди за куртку и поставил на колени. Пирожок тоже стоял на коленях, а перед ним высился самый большой человек из всех, кого Арья видела, великан из сказок старой Нэн. Она не заметила, откуда он взялся. По его желтому камзолу неслись три черные собаки, а лицо точно из камня вырубили. Внезапно Арья вспомнила, когда видела этих собак. В ночь турнира в Королевской Гавани, когда все рыцари вывесили щиты у своих шатров.
«Этот принадлежит брату Пса, — сказала ей Санса, когда они прошли мимо трех собак на желтом поле. — Вот увидишь — он даже больше Ходора. Его прозвали Скачущей Горой».
Арья повесила голову, плохо сознавая, что происходит вокруг. Пирожок снова заявил, что сдается, а Гора сказал:
— Веди нас к остальным. — Арья потащилась назад мимо виселицы, а Пирожок обещал солдатам, что будет печь им пироги и плюшки — пусть только не трогают его. С ними пошли четверо мужчин — у одного был факел, у другого длинный меч, у двоих копья.
Ломми они нашли там же, где оставили, под дубом.
— Я сдаюсь, — закричал он, как только их увидел, бросил копье и поднял руки, до сих пор зеленые от краски. — Сдаюсь.
Человек с факелом огляделся.
— Тут больше никого? Пекаренок говорил, что есть еще девчонка.
— Она убежала, когда услышала вас. Вы очень шумели.
«Беги, Ласка, — подумала Арья, — беги быстро, как только можешь, спрячься и никогда не возвращайся назад».