— Осмелюсь предложить вам темнокожую, — сказала Катая.

— Она совсем еще ребенок.

— Ей шестнадцать, милорд.

«В самый раз для Джоффри», — подумал Тирион, вспомнив слова Бронна. Его, Тириона, первая женщина была еще моложе. Какой застенчивой казалась она, когда впервые сняла через голову платье. Длинные темные волосы и голубые глаза, где впору утонуть — он и утонул. Как давно это было… экий ты дурак, карлик.

— Эта девушка родом с твоих земель?

— В ней течет летняя кровь, милорд, но родилась моя дочь здесь, в Королевской Гавани. — Должно быть, он не сдержал своего удивления, и Катая сказала: — У нас женщине не зазорно быть в доме мягких подушек. На Летних островах высоко ценят тех, кто способен доставить удовольствие в любви. Многие знатные юноши и девы посвящают такому служению несколько лет после своего созревания, угождая этим богам.

— При чем же здесь боги?

— Боги создали не только наши души, но и тела — разве не так? Они дали нам голоса, чтобы мы возносили им молитвы. Они дали нам руки, чтобы мы строили им храмы. Они вдохнули в нас желание, чтобы мы и этим способом поклонялись им.

— Не забыть сказать об этом верховному септону. Если бы я мог молиться своим мужским естеством, я был бы гораздо набожнее. С радостью принимаю твое предложение.

— Сейчас позову дочь. Пойдемте.

Девушка встретила его у подножия лестницы. Она была выше Шаи, хотя и не такая высокая, как мать. Ей пришлось стать на колени, чтобы Тирион мог поцеловать ее.

— Меня зовут Алаяйя, — сказала она с легкой тенью материнского акцента. — Идемте, милорд. — Держа его за руку, она поднялась на два пролета вверх и пошла по длинному коридору. Из-за одной двери слышались стоны и крики, из-за другой — смешки и шепот. Член Тириона готов был выпрыгнуть наружу. «Не опозориться бы», — подумал он, поднимаясь с Алаяйей на башенку. Дверь наверху была только одна. Алаяйя ввела его внутрь и закрыла ее. Он увидел большую кровать под балдахином, высокий шкаф с резными любовными сценами и узкое окно, застекленное красными и желтыми ромбами.

— Ты очень красива, Алаяйя, — сказал Тирион. — Само совершенство с головы до пят. Но сейчас меня более всего занимает твой язычок.

— Милорд сам убедится, что мой язычок хорошо выдрессирован. Меня с малых лет учили, когда пускать его в ход, а когда нет.

— Вот и хорошо, — улыбнулся он. — Ну, так что же мы с тобой будем делать? Есть у тебя какие-нибудь предложения?

— Есть. Если милорд откроет шкаф, он найдет там то, что ищет.

Тирион поцеловал ей руку и забрался в пустой шкаф. Алаяйя закрыла за ним дверцы. Он нащупал заднюю стенку и сдвинул ее вбок. За ней было черным-черно, но скоро он нашарил железную перекладину лестницы. Взявшись за нее и найдя ногой нижнюю, он стал спускаться. Где-то гораздо ниже улицы лестница кончилась, и открылся земляной туннель. Там Тириона ждал Варис со свечой в руке.

Евнух был сам на себя не похож. Лицо в шрамах, черная щетина, остроконечный шлем, кольчуга поверх вареной кожи, кинжал и короткий меч у пояса.

— Надеюсь, Катая была любезна с милордом?

— Даже слишком. Ты уверен, что на нее можно положиться?

— Я ни в чем не уверен в этом суетном и предательском мире, милорд. Но у Катаи нет причин любить королеву, и она знает, что от Аллара Дима избавилась благодаря вам. Пойдемте? — И Варис двинулся по подземному ходу.

У него даже походка стала другая, заметил Тирион, и пахнет от него не лавандой, а кислым вином и чесноком.

— Мне нравится твой новый наряд.

— Моя работа не позволяет мне разъезжать по улицам с отрядом рыцарей. Поэтому, покидая замок, я принимаю подходящий к случаю облик и тем сохраняю свою жизнь, чтобы и далее служить вам.

— Кожа тебе к лицу. Тебе следовало бы явиться в таком виде на следующее заседание совета.

— Ваша сестра не одобрила бы этого, милорд.

— Она намочила бы себе юбки. — Тирион улыбнулся в темноте. — Я не заметил, чтобы ее шпионы следили за мной.

— Рад это слышать, милорд. Некоторые из людей вашей сестры служат также и мне, — без ее ведома. Я был бы огорчен, если бы они позволили себя заметить.

— Я тоже буду огорчен, если окажется, что я лазал по шкафам и страдал от неудовлетворенной похоти понапрасну.

— Отчего же понапрасну. Пусть знают, что вы здесь. Вряд ли у кого-нибудь хватит смелости прийти к Катае под видом клиентов, но осторожность никогда не помешает.

— Как это вышло, что в борделе имеется потайной ход?

— Он был вырыт для другого десницы, которому честь не позволяла посещать такой дом открыто. Катая строго хранит тайну этого хода.

— Однако ты о нем знаешь.

— Маленькие пташки летают даже под землей. Осторожно, здесь крутые ступеньки.

Они вылезли в люк и оказались на конюшне, примерно в трех кварталах от холма Рейенис. Когда Тирион захлопнул дверцу, в стойле заржала лошадь. Варис задул свечу, прилепив ее к балке, и Тирион огляделся. В конюшне стояли три лошади и мул. Подойдя к лысому мерину, Тирион посмотрел на его зубы.

— Старикан — и мне сдается, у него одышка.

— На таком, понятно, в битву не поскачешь — но ехать можно, и внимания он не привлекает. Как и другие. А конюхи, кроме них, ничего не замечают. — Евнух снял с колышка плащ — грубошерстный, выцветший, потертый и очень большой. — Позвольте-ка. — Он накинул плащ на плечи Тириону, укутав его с головы до ног, и нахлобучил на голову капюшон. — Люди видят то, что ожидают увидеть, — сказал он, расправляя складки. — Карлики встречаются далеко не так часто, как дети, поэтому они увидят ребенка… Мальчика в старом отцовском плаще, которого отец послал куда-то по делу. Но еще лучше, если вы будете приходить сюда ночью.

— Впоследствии я так и предполагаю поступать, но сегодня Шая ждет меня. — Он поселил ее в доме с высокой оградой в северо-восточном углу Королевской Гавани, недалеко от моря, но не осмеливался посещать ее там из страха, что его выследят.


— Которую из лошадей вы возьмете?

— Да хоть бы и эту, — пожал плечами Тирион.

— Сейчас оседлаю. — Варис снял с другого колышка уздечку и седло.

Тирион в тяжелом плаще беспокойно топтался на месте.

— Ты пропустил весьма интересное заседание. Станнис короновал сам себя.

— Я знаю.

— Он обвиняет моих брата и сестру в кровосмешении. Хотел бы я знать, как это пришло ему в голову?

— Вероятно, он прочел книгу и обратил внимание на цвет волос одного из бастардов, как Нед Старк, а до него Джон Аррен. Возможно и то, что кто-то нашептал ему об этом. — Смех евнуха в отличие от его обычного хихиканья прозвучал низко и гортанно.

— Кто-то вроде тебя?

— Какое подозрение! Это был не я.

— Будь это ты, ты все равно бы не признался.

— Верно. Но зачем бы я стал выдавать секрет, который хранил столь долго? Можно обмануть короля, но от сверчка в тростнике и пташки в каминной трубе не укроешься. Да и бастарды были у всех на виду.

— Бастарды Роберта? Что же в них такого особенного?

— У него их было восемь, насколько мне известно, — сказал Варис, возясь с седлом. — Матери у них были рыжие и златокудрые, каштановые и русые, но детишки все получились черные, как воронята… и, как вороны, предвещали беду. Стоило посмотреть на Джоффри, Мирцеллу и Томмена, вышедших из чрева вашей сестры золотистыми, как солнышко, чтобы заподозрить неладное.

Тирион покачал головой. Если бы она хоть одного ребенка родила от мужа, этого хватило бы, чтобы развеять все подозрения… но тогда она не была бы Серсеей.

— Если этим шептуном был не ты, то кто же?

— Какой-нибудь предатель. — Варис затянул подпругу.

— Мизинец?

— Имен я не называл.

Тирион позволил евнуху подсадить его в седло.

— Лорд Варис, — сказал он сверху, — порой мне кажется, что вы лучший мой друг в Королевской Гавани, а порой — что вы худший мой враг.

— Как странно. Вы у меня вызываете такие же чувства.





Бран




Он открыл глаза задолго до того, как бледные пальцы рассвета просунулись сквозь его ставни.

В Винтерфелл на праздник урожая съехались гости. Утром они будут состязаться, наскакивая с копьями на кинтаны во дворе. Когда-то он не находил бы себе места от волнения, предвкушая такое событие, но то было раньше.

Теперь все иначе. Уолдеры будут ломать копья вместе с оруженосцами из свиты лорда Мандерли, но Бран не примет в этом участия. Он будет сидеть в отцовской горнице и изображать из себя принца.

«Слушай и учись быть лордом», — сказал ему мейстер Лювин.

Бран не просил, чтобы его делали принцем. Он всегда мечтал стать рыцарем, мечтал о блестящих доспехах, реющих знаменах, копье и мече, о боевом скакуне под собой. Почему он должен проводить свои дни, слушая, как старики толкуют о вещах, которые он понимает только наполовину? Потому что ты сломанный, напомнил ему голос внутри. Лорд на своем мягком стуле может быть калекой — Уолдеры говорят, их дед такой слабый, что его всюду носят в паланкине, — а вот рыцарю на боевом коне нужна сила. К тому же его долг стать настоящим лордом. «Ты наследник своего брата и Старк из Винтерфелла», — сказал сир Родрик и напомнил Брану, что Робб тоже принимал отцовских знаменосцев.

Лорд Виман Мандерли прибыл из Белой Гавани два дня назад — сначала он ехал на барже, потом в носилках, ибо для верховой езды был слишком толст. Его сопровождала большая свита: рыцари, оруженосцы, более мелкие лорды и леди, герольды, музыканты и даже один жонглер — под знаменами и в камзолах ста разных цветов. Бран приветствовал их в Винтерфелле с высокого каменного сиденья своего отца, чьи подлокотники были изваяны в виде лютоволков, и сир Родрик после сказал, что он молодец. Если бы на этом все и кончилось, Бран не имел бы ничего против, но это было только начало.

«Праздник — хороший предлог, — объяснял ему сир Родрик, — но человек не стал бы ехать за сто лиг лишь ради кусочка утки и глотка вина. Такой путь может совершить только тот, кто имеет к нам важное дело».

Бран смотрел в неровный каменный потолок у себя над головой. Робб, конечно, сказал бы ему «не будь ребенком». Бран прямо-таки слышал его и их лорда-отца. «Зима близко, Бран, а ты уже почти взрослый. Исполняй свой долг».

Когда ввалился Ходор, улыбаясь и напевая что-то не в лад, Бран уже покорился своей участи. Ходор помог ему умыться и причесаться.

— Сегодня белый шерстяной дублет, — распорядился Бран. — И серебряную пряжку. Сир Родрик хочет, чтобы я был похож на лорда. — Бран по мере возможности предпочитал одеваться сам, но некоторые задачи — как натягивание бриджей и завязывание башмаков — его раздражали. С Ходором получалось быстрее. Когда ему показывали, как делать то или иное, он управлялся с этим очень ловко, и руки у него при всей его силище были ласковые.

— Могу поспорить, из тебя тоже получился бы рыцарь, — сказал ему Бран. — Если бы боги не отняли у тебя разум, ты стал бы великим рыцарем.