*****
Мы снова сидели в его машине, в той самой, которая когда-то везла меня на Землю сквозь слои Вселенной.
Новый Рид пугал и притягивал еще сильнее. Он сделался бетонным, он принял какое-то решение, он стал готов идти против всех. От этого я чувствовала себя мягкой, дикой и пьяной. Так случается, когда против этого мира вас становится двое.
– Я не сказал тебе о том, что один вариант все же есть – сыворотка адаптации.
Его взгляд изменился, стал взглядом мужчины, готовым возвести вокруг тебя защитные стены. Их же пробить ради тебя, если придется.
– Проблема лишь в том, что вероятность смерти в случае ее использования – пятнадцать процентов.
Мне было хорошо. Я была там, где хотела быть, я больше не была одна, я была «вдвоем». И препятствия меня не страшили.
– Значит, это восемьдесят пять процентов успеха – вот о чем ты мне говоришь. Отличная новость!
Он знал об этом, о том, что я могу умереть, он, вероятно, думал об этом еще до нашей встречи. Пытался разрывом меня уберечь. «Друг».
– Это будет больно…
«Больнее будет без тебя».
–…действительно больно, я не шучу. Трое суток агонии.
– А после чудесная совместная жизнь. – Я не собиралась заострять внимания на мелких камешках, покуда колесо судьбы крутится в верном направлении.
Взгляд Рида непроницаемый, его сила внутри ужасающая, а я словно счастливая фея, нашедшая демонический костер, неожиданно согревший сердце.
Он не просто был на моей стороне, этим вечером он официально приписал меня себе. Вдруг подумалось, что все вышло так, как мне с самого начала хотелось – мы сидим рядом в том же автомобиле. И неважно, как далеко мы вместе уедем. Если вдруг эти пятнадцать процентов окажутся роковыми, я не буду жалеть.
И я расслабилась. Повернулась на сиденье боком, посмотрела на Рида так, как всегда хотела – с честной нежностью, с любовью. Согрелась ответным теплом, пока пробивающимся сквозь бетонный барьер.
– Очень хочется, чтобы ты меня обнял.
Я не жаловалась, просто констатировала тот факт, что в его руках мне ничего не страшно, что в них всегда смогу отогреться.
Когда на его пальцах появились защитные перчатки, я не знала, но именно они погладили меня по щеке.
– Я обниму тебя. Много раз.
Обещание той же силы, что и на крыше: «Не дать уйти через шестьдесят секунд уже никогда…»
Против всех миров мы остались вдвоем.
Наверное, он хотел сказать, что «все будет хорошо», но сказал, как и раньше, правду. Комиссионеры не приукрашивали и не утешали зря.
– Есть вероятность, что ты умрешь.
– Я готова пробовать.
Он долго молчал, прежде чем добавить.
– Я найду тебя, если ты уйдешь в смерть. Где угодно, Инга.
Чуть-чуть зябко об этом говорить, но двигаться вперед лучше, чем в сторону или назад.
– Даже если для этого тебе самому придется умереть?
– Даже если так.
Прозвучало спокойно, без тени сомнений.
Он был готов идти до конца. И он только что сказал мне о том, что любит.
Его ладонь была теплой сквозь перчатку, и от нее все равно фонило. Я взялась за нее, и мои пальцы пожали мужские. Не так, как пожал бы Даг, по-дружески, но иначе – как тот, кто действительно не отпустит. И если тебе суждено полететь в пропасть, он полетит следом за тобой.
– Ты сумасшедшая человеческая девчонка.
Я однажды слышала эти слова.
– Точно. Чего мы ждем? Едем за сывороткой?
Красивый профиль водителя. Я безумно по нему скучала.
У серебристой машины завелся мотор.
*****
(Charlotte Cardin – Dirty Dirty)
Бернарда.
Этим вечером мы с Дрейком собирались посетить оперу, и потому на мне наряд классической леди – обтягивающее платье, наглухо закрывающее фигуру, но ее же демонстрирующее, при виде которого взгляд моего мужчины сделался томным. И моментально расхотелось куда-то идти.
Дрейк умел был сексуальным в любом виде. В серебристой форме, в джемпере и джинсах, в выглаженной рубахе и брюках со стрелками. Полагаю, он производил бы на меня впечатление желанного мужчины хоть в скафандре, хоть в гидрокостюме. И дело не в фигуре, но в ауре: уверенные в себе мужчины во все времена покоряли сердца женщин, а уверенности в Великом и Ужасном было очень много. Если преуменьшать. И более всего заводила ее «недемонстративность», обманчивая простота, мягкость.
– Готова, моя дорогая?
Как только мы покинем Реактор, форма моего спутника сменится на классический костюм, после чего о том, что мы отправились куда-то помимо постели, пожалею я.
Касание декоративной пуговицы на моей груди – жест в высшей степени невинный и настолько же возбуждающий. Кажется, Дрейк размышлял о том, чтобы прямо сейчас создать для нас временной карман, в котором мы успеем предаться обожанию друг друга и не опоздать на арию.
– Даже не думай об этом…
– Не думай о чем?
Меня всегда восхищало его умение выглядеть простым парнем и одновременно змеем-искусителем.
– Обо мне… в этом смысле.
– В этом смысле я о тебе думаю всегда, увы. Ты согласилась на это до бесконечности.
Точно. И кольцо на моем пальце с одноименным символом стало тому подтверждением – лучшее событие моей жизни. Но вспомнилось вдруг, что перед выходом в свет я хотела спросить еще кое о чем.
– Дрейк…
– Да, любовь моя?
– Ты и правда дал Риду недоработанную сыворотку?
– Плохо ты обо мне думаешь, – улыбка ласковая, теплая. – Во-первых, не дал пока, во-вторых, она, конечно, доработанная.
– Но пятнадцать процентов…
Он знал, что я лезу во все дыры, и обожал меня за пытливый, любопытный ум. Никогда не ругал за сочувствие или слишком доброе сердце.
– Ты мне доверяешь?
Взгляд глаза в глаза.
– Я… доверяю. – И пауза не от сомнений, а от глубины чувств всякий раз, когда он так глубоко смотрел.
– И?
– И думаю, что ты хитрый манипулятор. И о чем-то недосказал.
– В смысле «я бесконечно умный мужчина, которым ты восхищаешься?» Так звучит лучше, как мне кажется.
– Ты всегда любил эстетику. Даже в словах.
– Не без того. А что касается процентов… – Дрейк притворно вздохнул оттого, что его сбили с волны построения временного кармана. – Видишь ли, сыворотка работает немного не так, как ты себе это представляешь. Она не объединяет энергию самостоятельно, хотя катализирует этот процесс, она проверяет силу желания сторон это сделать.
– Что это значит?
– Это значит, что, если в партнерах нет истинного желания объединиться, смешаться, то процент смертности будет равен ста, потому что человек, не желающий стать парой Комиссионеру, не выдержит энергию последнего.
– А если хочет?
– Если хочет по-настоящему, то шансов погибнуть нет. Но чтобы это проверить, они должны решиться рискнуть друг ради друга.
– Ах ты… интриган!
– Обзываешься.
Прозвучало елейно, очень ласково, мол, я все помню. «И неважно, что опера. Когда вернемся домой…»
– Значит, ты просто напугал Рида?
– Я его не пугал. Я дал возможность сделать выбор. И это очень важный шаг, возможно, самый важный в этом процессе. Инга должна сделать выбор тоже, иначе все это не имеет смысла.
Мы снова сидели в его машине, в той самой, которая когда-то везла меня на Землю сквозь слои Вселенной.
Новый Рид пугал и притягивал еще сильнее. Он сделался бетонным, он принял какое-то решение, он стал готов идти против всех. От этого я чувствовала себя мягкой, дикой и пьяной. Так случается, когда против этого мира вас становится двое.
– Я не сказал тебе о том, что один вариант все же есть – сыворотка адаптации.
Его взгляд изменился, стал взглядом мужчины, готовым возвести вокруг тебя защитные стены. Их же пробить ради тебя, если придется.
– Проблема лишь в том, что вероятность смерти в случае ее использования – пятнадцать процентов.
Мне было хорошо. Я была там, где хотела быть, я больше не была одна, я была «вдвоем». И препятствия меня не страшили.
– Значит, это восемьдесят пять процентов успеха – вот о чем ты мне говоришь. Отличная новость!
Он знал об этом, о том, что я могу умереть, он, вероятно, думал об этом еще до нашей встречи. Пытался разрывом меня уберечь. «Друг».
– Это будет больно…
«Больнее будет без тебя».
–…действительно больно, я не шучу. Трое суток агонии.
– А после чудесная совместная жизнь. – Я не собиралась заострять внимания на мелких камешках, покуда колесо судьбы крутится в верном направлении.
Взгляд Рида непроницаемый, его сила внутри ужасающая, а я словно счастливая фея, нашедшая демонический костер, неожиданно согревший сердце.
Он не просто был на моей стороне, этим вечером он официально приписал меня себе. Вдруг подумалось, что все вышло так, как мне с самого начала хотелось – мы сидим рядом в том же автомобиле. И неважно, как далеко мы вместе уедем. Если вдруг эти пятнадцать процентов окажутся роковыми, я не буду жалеть.
И я расслабилась. Повернулась на сиденье боком, посмотрела на Рида так, как всегда хотела – с честной нежностью, с любовью. Согрелась ответным теплом, пока пробивающимся сквозь бетонный барьер.
– Очень хочется, чтобы ты меня обнял.
Я не жаловалась, просто констатировала тот факт, что в его руках мне ничего не страшно, что в них всегда смогу отогреться.
Когда на его пальцах появились защитные перчатки, я не знала, но именно они погладили меня по щеке.
– Я обниму тебя. Много раз.
Обещание той же силы, что и на крыше: «Не дать уйти через шестьдесят секунд уже никогда…»
Против всех миров мы остались вдвоем.
Наверное, он хотел сказать, что «все будет хорошо», но сказал, как и раньше, правду. Комиссионеры не приукрашивали и не утешали зря.
– Есть вероятность, что ты умрешь.
– Я готова пробовать.
Он долго молчал, прежде чем добавить.
– Я найду тебя, если ты уйдешь в смерть. Где угодно, Инга.
Чуть-чуть зябко об этом говорить, но двигаться вперед лучше, чем в сторону или назад.
– Даже если для этого тебе самому придется умереть?
– Даже если так.
Прозвучало спокойно, без тени сомнений.
Он был готов идти до конца. И он только что сказал мне о том, что любит.
Его ладонь была теплой сквозь перчатку, и от нее все равно фонило. Я взялась за нее, и мои пальцы пожали мужские. Не так, как пожал бы Даг, по-дружески, но иначе – как тот, кто действительно не отпустит. И если тебе суждено полететь в пропасть, он полетит следом за тобой.
– Ты сумасшедшая человеческая девчонка.
Я однажды слышала эти слова.
– Точно. Чего мы ждем? Едем за сывороткой?
Красивый профиль водителя. Я безумно по нему скучала.
У серебристой машины завелся мотор.
*****
(Charlotte Cardin – Dirty Dirty)
Бернарда.
Этим вечером мы с Дрейком собирались посетить оперу, и потому на мне наряд классической леди – обтягивающее платье, наглухо закрывающее фигуру, но ее же демонстрирующее, при виде которого взгляд моего мужчины сделался томным. И моментально расхотелось куда-то идти.
Дрейк умел был сексуальным в любом виде. В серебристой форме, в джемпере и джинсах, в выглаженной рубахе и брюках со стрелками. Полагаю, он производил бы на меня впечатление желанного мужчины хоть в скафандре, хоть в гидрокостюме. И дело не в фигуре, но в ауре: уверенные в себе мужчины во все времена покоряли сердца женщин, а уверенности в Великом и Ужасном было очень много. Если преуменьшать. И более всего заводила ее «недемонстративность», обманчивая простота, мягкость.
– Готова, моя дорогая?
Как только мы покинем Реактор, форма моего спутника сменится на классический костюм, после чего о том, что мы отправились куда-то помимо постели, пожалею я.
Касание декоративной пуговицы на моей груди – жест в высшей степени невинный и настолько же возбуждающий. Кажется, Дрейк размышлял о том, чтобы прямо сейчас создать для нас временной карман, в котором мы успеем предаться обожанию друг друга и не опоздать на арию.
– Даже не думай об этом…
– Не думай о чем?
Меня всегда восхищало его умение выглядеть простым парнем и одновременно змеем-искусителем.
– Обо мне… в этом смысле.
– В этом смысле я о тебе думаю всегда, увы. Ты согласилась на это до бесконечности.
Точно. И кольцо на моем пальце с одноименным символом стало тому подтверждением – лучшее событие моей жизни. Но вспомнилось вдруг, что перед выходом в свет я хотела спросить еще кое о чем.
– Дрейк…
– Да, любовь моя?
– Ты и правда дал Риду недоработанную сыворотку?
– Плохо ты обо мне думаешь, – улыбка ласковая, теплая. – Во-первых, не дал пока, во-вторых, она, конечно, доработанная.
– Но пятнадцать процентов…
Он знал, что я лезу во все дыры, и обожал меня за пытливый, любопытный ум. Никогда не ругал за сочувствие или слишком доброе сердце.
– Ты мне доверяешь?
Взгляд глаза в глаза.
– Я… доверяю. – И пауза не от сомнений, а от глубины чувств всякий раз, когда он так глубоко смотрел.
– И?
– И думаю, что ты хитрый манипулятор. И о чем-то недосказал.
– В смысле «я бесконечно умный мужчина, которым ты восхищаешься?» Так звучит лучше, как мне кажется.
– Ты всегда любил эстетику. Даже в словах.
– Не без того. А что касается процентов… – Дрейк притворно вздохнул оттого, что его сбили с волны построения временного кармана. – Видишь ли, сыворотка работает немного не так, как ты себе это представляешь. Она не объединяет энергию самостоятельно, хотя катализирует этот процесс, она проверяет силу желания сторон это сделать.
– Что это значит?
– Это значит, что, если в партнерах нет истинного желания объединиться, смешаться, то процент смертности будет равен ста, потому что человек, не желающий стать парой Комиссионеру, не выдержит энергию последнего.
– А если хочет?
– Если хочет по-настоящему, то шансов погибнуть нет. Но чтобы это проверить, они должны решиться рискнуть друг ради друга.
– Ах ты… интриган!
– Обзываешься.
Прозвучало елейно, очень ласково, мол, я все помню. «И неважно, что опера. Когда вернемся домой…»
– Значит, ты просто напугал Рида?
– Я его не пугал. Я дал возможность сделать выбор. И это очень важный шаг, возможно, самый важный в этом процессе. Инга должна сделать выбор тоже, иначе все это не имеет смысла.