* * *
Пребывая в роли шефа, носящего фамилию «Котов», Владимир тщательно следил за сохранением требуемого уровня анонимности, на которой так настаивал предусмотрительный и опасливый Олег. Никто из членов Группы, кроме Алены, не знал его настоящего имени, как не знал ни места работы, ни места жительства. Никто, кроме Алены, не был знаком ни с Виталием, ни с Олегом, которые в разговорах упоминались только как «партнеры». И никто, кроме, разумеется, Ященко и самой Алены, не был в курсе, что она любовница одного из партнеров. Настоящую Алену Владимир Ященко увидел впервые, когда Виталий их знакомил. После этого на встречах Группы присутствовала тихая испуганная женщина, некрасивая и забитая. Во время встреч с тройкой партнеров-игроков и обсуждений, как реальных, так и видео-, она снова бывала настоящей: красивой, яркой, уверенной в себе. Как ей удавалось добиваться такого преображения – Ященко понять не мог.
– Меня не должны воспринимать всерьез и бояться, – объясняла она. – Если все будут видеть красивую сильную женщину, к мнению которой прислушивается руководитель, меня начнут ненавидеть и попытаются подставить. А я этого не люблю. Я существо мирное, воевать ни с кем не хочу, на лидерство не претендую.
Ященко видел, что Вадим нервничает, ревнует, всеми способами пытается доказать, что он лучше Алены. Не надо было срываться и орать на него, когда выяснилось, что Каменская что-то вынюхивает в кафе, бармен из которого был так ловко сделан свидетелем. Полковник извлек урок и в следующий раз сдержался. А следующий раз был как раз тогда, когда Вадим докладывал о том, что Каменская едет в командировку. Ничего не зная о своем шефе, Вадим, конечно же, не мог даже предположить, что та направляется в его родной город. Город, где когда-то жили и Ященко, и судья Гнездилов со своей семьей. Вадим даже не упомянул название города в своем докладе. Гнездиловы так давно живут в Москве, что для выполнения заказа уже совершенно неважно, где и как они проживали почти двадцать лет назад. Хорошо, что Владимир угадал выразить недоверие, а Вадим показал свой айпад. Вот тут Ященко и увидел хорошо знакомый номер поезда, уходящего с Ярославского вокзала в сторону Нижнего Поволжья.
Это ему не понравилось, и он позвонил Лене-Мародеру, попросил проконтролировать. Леня напряг связи, дал указание местному авторитету Аржо и сообщил Владимиру, что москвичи приехали к Веденееву. Это не понравилось полковнику еще больше, он не забыл того звонка Виктора, его гнева, командных ноток в его голосе, когда судья обозвал Владимира Ященко «недоделанным Котовым». И, уж конечно, он не забыл, что сын Максима Викторовича Веденеева когда-то изложил зачатки концепции полярности.
Сначала Каменская зачем-то приходит в кафе, где ей совершенно нечего делать, потом едет к Веденееву… Причем неизвестно, к которому из них. Или к обоим сразу? Плохо. Опасно, потому что непонятно.
В следующем разговоре с Мародером он в подробности не вдавался, но опасений своих скрывать не стал. Дескать, все очень осложнилось, Веденеев еще тогда, много лет назад, что-то почуял, как бы волна не поднялась. Он не собирался пугать Мародера, хотел только дать понять, что работа по выполнению заказа не так легка и безопасна, как казалось на первый взгляд. Рыхлил почву для последующих намеков об увеличении оплаты. Если о старшем Веденееве Владимир говорил много, то о младшем не произнес ни слова, хотя думал на самом деле больше о Костике, нежели о его отце. А вдруг Каменская после посещения кафе что-то придумала, до чего-то догадалась и каким-то немыслимым образом связала это с автором идеи? Невероятно. Но вдруг?
Как Леня-Мародер понял его слова и что потом сказал Аржаеву – неизвестно, известен только результат: Аржо проявил инициативу, его люди накосячили, почему-то решили убить Веденеева, а вместо этого грохнули московского кинопродюсера и тяжело ранили того самого Костика, мастера – золотые руки, автора основ концепции, используя которую Ященко заработал кучу денег.
Что все это означает и почему так связалось и переплелось, полковник Ященко не понимал. И от этого сильно нервничал.
Когда Алена вчера поздно вечером рассказала о том, что Вадим самовольно запустил проект по заказу Мародера, вступил в прямой контакт со Светланой Гнездиловой и, судя по всему, познакомился с Каменской, Владимир понял, что ситуация внезапно вышла из-под контроля. Олег прав, надо сворачиваться от греха подальше. Вадима, конечно, можно прижать к ногтю, Леню-Мародера – уболтать и убедить, что все развивается как нельзя лучше, а с Каменской что делать? Она та еще штучка. Глупо надеяться на то, что она остановится на полпути, если учует запах жареного. Ему, Владимиру Ященко, пора отступить и скрыться за кулисами. Деньги нужны, но жизнь нужна все-таки больше.
Виталий Гнездилов
– Ты знала.
Он не спрашивал, он утверждал.
– Ты обо всем знала. И ничего не сказала мне. Почему, Алена?
Она молчала, его Кармен. Да, она оставалась Кармен, потому что предала его, как та, книжно-оперная Кармен предала Хосе.
– Мы столько лет вместе… И ты лгала мне. Твои проблемы с сердцем – это ведь тоже ложь, я правильно понимаю?
Алена покачала головой.
– Проблемы есть. Но они появились, когда я начала скрывать от тебя заказ. Я люблю тебя, и мне трудно было постоянно врать и делать вид, что ничего не происходит. Я привыкла за эти годы быть с тобой откровенной. Поверь, вся эта история нелегко мне далась. Так что на консультацию к профессору ехать все равно придется.
– Тебе трудно было врать? – Виталий повысил голос. – Так не врала бы! Почему ты это сделала? Почему пошла на поводу у Владимира? Что тебя заставило?
Она пожала плечами:
– Деньги. За этот заказ хорошо платили. Ты же знаешь, какая мизерная зарплата в лаборатории.
– Тебе нужны деньги?! – он уже почти кричал. – Я тысячу раз предлагал их тебе! Любые! Сколько угодно! На какие угодно нужды! И ты всегда отказывалась. А теперь выясняется, что ты готова меня предать ради денег. Алена, что происходит?
Она посмотрела ему прямо в глаза и горько улыбнулась.
– Я не могу и не хочу находиться на позиции содержанки. Для меня это принципиально. Я могу много лет быть любовницей женатого мужчины, хоть это и не особенно высокоморально. Но я могу. А становиться его содержанкой – нет. Вот такая я нелепая.
Она помолчала, собираясь с мыслями.
– Ты имеешь полное право не простить меня. Я приму любое твое решение. Я люблю тебя, но если ты скажешь, что мы больше не вместе, значит, так и будет.
Виталий смотрел на знакомые очертания мебели и не узнавал. Все теперь казалось чужим, некрасивым и даже враждебным. Это здесь он чувствовал себя свободно и уютно? На этой широкой кровати обнимал и любил свою Кармен? Да не может такого быть! Все морок и страшный сон. Как могло получиться, что он за девятнадцать лет так и не узнал Алену, ничего в ней не понял? Она умело притворялась? Или он сам плохо старался?
Конечно, он плохо старался, вернее, не старался вообще. Он же чувствовал в последние месяцы, что что-то не так, что-то изменилось, но разобраться не попытался. Сам виноват.
Он понимал, что на зарплату ведущего научного сотрудника прожить трудно. Он предлагал Алене деньги. Не брала. Тогда он привел ее к Ященко, ведь там очень солидные доходы. Своими руками привел! Безмозглый кретин! Надо было развестись, жениться на ней и обеспечивать полностью на правах мужа. Да, сам виноват.
В голову пришел неожиданный вопрос.
– А если бы я развелся, ты бы стала брать у меня деньги?
– Но ты ведь не развелся, – улыбнулась она. – Что об этом говорить?
– И все-таки, – настаивал Виталий. – Если бы я развелся и мы были бы свободными от брака любовниками, брала бы?
– Нет, – твердо ответила Алена. – В моей жизни деньги могут быть либо заработанные мной, либо супружеские. Я надеялась, что ты хотя бы это обо мне знаешь. Мне жаль, что так все вышло. Я понимала, что тебе будет больно, когда заказ начнет выполняться, и переживала за тебя. Если ты считаешь это предательством, значит, так и есть. Но просить прощения я не буду.
Считает ли он ее поступок предательством? Наверное, да. Но Алена действительно имеет полное право не просить прощения, потому что сам он ничем не лучше. Сначала предал Лиану, закрутив во время двухмесячной практики в Петербурге роман со студенткой-москвичкой Аленой, потом предал Алену, женившись все-таки на Лиане и утешая себя тем, что не может поступить иначе, ведь его невеста беременна. Совсем недавно он уверенно говорил, что родители, не соблюдающие приличия, не имеют права требовать достойного поведения от своих детей. Разве единожды, а в данном случае – дважды предавший имеет право требовать абсолютной верности и честности?
Нам никогда не узнать полностью тех, кто рядом. И никогда до конца не понять их. Настоящей близости, сродненности душ не бывает, ее выдумали писатели и сказочники. Можно много лет тешить себя иллюзией, что стоишь ярким солнечным днем посреди прекрасного парка и держишь за руку того, кого любишь, и внезапно обнаружить, что бредешь под темным небом по ледяной пустыне. Один.
Он вытащил из кухонного ящика рулон пакетов для мусора, отмотал, оторвал и принялся складывать вещи: туалетные принадлежности из ванной, зарядники, еще какие-то мелочи, которыми обрастаешь, когда много лет пользуешься одной и той же съемной квартирой, даже если не живешь в ней. Он все это выбросит в ближайший мусорный бак.
– Ты не просишь прощения, – сказал он, стоя у двери с мешком в руках, – а мне, видимо, придется. Прости меня. Если что – аренда оплачена до конца года.
Положил ключи на тумбочку в прихожей и аккуратно, почти неслышно закрыл за собой дверь.
Эпилог
Каменская
Декабрь для госслужащих – время хлопотное и нервное, завершение отчетного периода. А тут еще инсайдерская информация просочилась, что сразу после новогодних каникул состоится-таки смена правительства. Резкая, внезапная и одномоментная. Ее ждали давно, но все равно получилось, как всегда, неожиданно. Назывались разные имена кандидатов на должности министров, голова у всех занята тревогами за собственные карьеры, а тут еще концы нужно подбивать, чтобы отчеты об итогах работы за год выглядели поприличнее. Анастасия Каменская была уверена, что в таких обстоятельствах Большаков вряд ли найдет время для встречи с ней.
Но он нашел. Выкроил полчаса между визитом на Житную улицу, где находится Министерство внутренних дел, и встречей в Департаменте Кадрового обеспечения МВД России, который располагается в Газетном переулке. Настя приехала на метро, вышла на станции «Октябрьская», прошла по пенсионному удостоверению полковника милиции на министерскую служебную парковку, нашла машину Большакова. Предупрежденный генералом водитель усадил ее на заднее сиденье и вежливо развлекал разговорами о том, какие подарки лучше всего дарить на Новый год детям. Настя в этом вопросе экспертом не была, но изо всех сил добросовестно напрягала фантазию.
Большаков задерживался, ждать пришлось долго. Наконец, он появился, с побледневшим от усталости лицом, но, как обычно, собранный и сосредоточенный.
Настя постаралась быть краткой. Человек и так перегружен проблемами, а то, что она собиралась рассказать, не требовало ни действий, ни решений. Просто для информации.
– Ященко, значит, – задумчиво протянул Большаков, выслушав ее рассказ. – Занятно. Буду иметь в виду. А то, что написано в книге Веденеева, сильно похоже на то, что было в реальности?
– Не особенно. Концепция очень похожа, а воплощение разное. Константин придумал свой вариант структуры и механизма взаимодействия, Ященко – свой. Но про семью Гнездиловых все оказалось довольно близко к истине.
– Константин, – повторил Константин Георгиевич, – мой тезка, стало быть. Приятно, когда у тебя такие умные тезки. Забавно человек устроен: тезку часто воспринимают как модификацию себя самого. Если он талантливый или знаменитый – нам приятно почему-то, как будто это мы сами такие, а если с ним случается беда – нам неприятно, даже если мы с ним лично не знакомы. Не замечали, Анастасия Павловна?
– Бывает такое, вы правы.
– Как он? Что врачи говорят?
– Более или менее. Жив, это главное. Лиана Гнездилова его выˊходит, я уверена.
– Она все еще там, с ним? – удивился Большаков.
– Не еще, а уже. Она дождалась, когда Константин выйдет из комы, вернулась в Москву, объяснилась с мужем, собрала вещи и уехала в Поволжье.
Генерал помолчал, глядя на медленно ползущие машины. Перед Новым годом на дорогах всегда не протолкнуться.
– Вот и думай теперь, какова цена репутации, – негромко проговорил он. – Бережешь ее, лелеешь, укрепляешь, а потом оказывается, что разрушены и семьи, и жизни. Парадокс.
– Парадокс, – согласилась Настя. – Фанатичная преданность идее или цели до добра не доводит, даже если идея праведная и цель благородная. Не зря же Конфуций говорил, что слишком сильно любить так же плохо, как слишком сильно ненавидеть.
– Вы знаток Конфуция? – удивился Большаков.
– Что вы, нет, конечно. Но ваш любимчик Дзюба меня периодически просвещает, проводит ликбез. У него какая-то знакомая есть, так вот она – настоящий знаток, просто сыплет цитатами.
Настя вышла из машины, пересела на метро и поехала домой.
* * *
Стасов отнесся к ее просьбе без восторга, но с пониманием.