Кахари явно приложил все усилия, чтобы избавиться от крови и следов ночной вылазки. Кожа Рушана будто стала светлее в зимний период и сильнее контрастирует с его чёрной одеждой. Тёмные волосы свободно откинуты назад и блестят, не высохнув до конца.

Моя комната всё так же освещается свечами в бронзовых светильниках, хотя небо в окне светлеет, указывая на приближающийся рассвет.

– Ты устал, не нужно мне ничего рассказывать, можно сделать это позже. Сейчас просто поспи.

– Ты права, принцесса. Я устал, – он расплетает недоделанную косу, расчёсывает мои волосы гребнем. – Устал ждать, когда смогу услышать твой голос, смогу увидеть, как ты улыбаешься.

Я откидываю голову назад, наслаждаясь прикосновениями. Я не люблю, когда кто-то трогает мои волосы, но Рушану я позволяю всё, мне, наоборот, не хочется, чтобы он останавливался. В зеркале замечаю, как дергаются уголки его губ в намёке на улыбку. Назари ловко заплетает косу, а мои глаза расширяются от изумления.

– Опять удивляешься моим талантам, принцесса?

– Кто бы мог подумать, что мой Назари не просто превосходный воин, прекрасный, как ночь, но ещё и косы заплетать умеет? Себе ты тоже заплетаешь?

– Прекрасный? – игнорируя мой шутливый вопрос в конце, он насмешливо дёргает меня за прядь, чтобы я не крутила головой.

– Как ночь, – со всей серьёзностью киваю я.

Рушан намеренно опускает голову ниже и притворяется, что сосредоточен на своём занятии.

– Где ты этому научился? – интересуюсь я и, не скрывая улыбки, сверлю его отражение взглядом, знаю, что он чувствует моё внимание.

– У Суа, живя в Астаре.

– Ты помогал ей с причёской? – недоумеваю я, не в силах представить эту картину.

– Нет. Уже забыла слова Шиуна о том, что в Теяле не принято трогать чужие волосы? – с тихим смешком поддевает он. – Я просто смотрел, как она это делает.

– Но она сама касалась волос Дарена…

С вымученной улыбкой на губах Рушан качает головой, его забавляют мои вопросы.

– Суа в этом плане абсолютно бесхитростна. Думаю, ей действительно было интересно потрогать его светлые волосы, но я так же не исключаю, что он ей нравится.

Дарен?

Рушан затягивает конец косы лентой и подхватывает меня на руки прежде, чем я успеваю поинтересоваться другой глупостью.

– Значит, сказку хочешь? – переспрашивает кахари, вновь меняя тему.

Я киваю и, пока Рушан несёт меня к кровати, жадно наблюдаю, как бьется пульс на его шее, смотрю, как свет и тень скользят по его безупречной линии подбородка.

– Мне бы не хотелось тянуть в нашу кровать ещё и Шейна с Илосом, – наигранно морщится он, – но попытаюсь утолить твою жажду знаний, пока не буду занят.

– Чем ты будешь занят, кахари?

– Тобой, принцесса.

Под его внимательным взглядом я теряюсь с ответом. Он сажает меня на край кровати, а сам опускается передо мной на одно колено.

– Бенеша сказала, что тебе нужно тренироваться, чтобы ноги окрепли. Помнишь, на первой тренировке я сказал, что мы всегда можем позаниматься и у тебя в комнате.

Я прекрасно помню его двусмысленный намёк.

– Но тогда же ты не мог знать, что мы будем вместе.

– Не мог, но это не мешало мне хотеть этого, – его откровение бросает меня в жар, хотя лицо кахари остаётся абсолютно спокойным, будто он говорит о правильности моей стойки с луком в руках.

Рушан медленно снимает с меня сандалии, одну, а потом другую, обхватывая пальцами ногу под коленом.

– Значит, сказка. Говорят, что все Калануа детально знали, что случилось между Первыми. Илос поведал свою историю для потомков в дневниках, которые, к несчастью, вашему поколению пока не удалось найти. Поэтому правда, которую узнали вы, а затем и мы, раскрывает произошедшее лишь в общих чертах.

Я рассеянно киваю, когда Рушан пробегает пальцами по моей лодыжке и тёплыми губами касается колена, отчего пальцы на моих ногах подгибаются.

– Теялу действительно убил Шейн, но это несчастье произошло случайно. Он не хотел убивать сестру, но совершил ошибку и почти поплатился за это своей жизнью. Тот момент был первым, когда Илос спас жизнь старшему брату. Однако главное заблуждение всей истории кроется в самом её начале… – Рушан заговорщически понижает голос, его губы растягиваются в сладкой улыбке, замечая нетерпение, с которым я слежу за его движениями. Кахари привстаёт и нависает надо мной, придвигаясь ближе. – Главное в том, что побочная сила забирать чужой Дар была не у одного Первого… а у двух. У Шейна и у самой Теялы.

Рушан садится рядом и с лёгкостью сажает меня себе на колени, так что мы оказываемся лицом к лицу.

– Значит, таких было… двое? – Я стараюсь не обращать внимания, что моя и без того короткая сорочка задралась. Пытаюсь не думать о том, что стоит мне придвинуться поближе и сесть на его бедра, как я почувствую…

– Да. На праздновании Хокхан[3] по случаю конца Чёрной Зимы что-то произошло. Возможно, конфликт между ними, а может, случайность. Есть предположение, что первой раздор начала сама Теяла, пытаясь забрать Дар Воды у Шейна. В общем, применил ли этот Дар кто-то один или оба намеревались отобрать способности друг у друга, – неизвестно, – Рушан гладит меня по бедрам и спине, от чего я выгибаюсь к нему навстречу.

Кахари касается моей шеи языком и губами. Пальцами я сдавливаю его плечи, по телу проходит волна дрожи от трепетного ожидания, кожей чувствую наглую улыбку Рушана. Он намеренно растягивает рассказ, наслаждаясь тем, как я всеми силами пытаюсь сконцентрироваться на его словах, а не руках.


– В итоге старший брат оказался сильнее, – шепчет он мне в ключицу. – Помнишь, это как с Варайей[4]. Младшая дочь не может быть сильнее старшего брата. Именно на трагическом опыте Шейн узнал, что эта сила забирает не только Дар, но, если не остановиться вовремя, и саму жизнь. Однако последствия соединения противоположных стихий оказались ещё одной неожиданностью. Вода и огонь в одном теле… Что может быть хуже? Илос нашёл умирающего брата рядом с уже мёртвой сестрой. Зайди он пораньше, возможно, смог бы спасти и Теялу, зайди он позже, и сейчас семьи Юн не существовало бы вовсе. Но Илос пришёл тогда… когда пришёл.

Рушан делает паузу, чтобы посмотреть мне в глаза. Хочу поцеловать его, но не могу, потому что он должен закончить рассказ. Начинаю разматывать его широкий пояс, чтобы следом избавиться от рубашки.

– Илос дал свою кровь брату и тем самым спас его. После лишь однажды Шейн попробовал использовать огонь Теялы, но вновь чуть не сгорел заживо. Никто не знает причины, может, она в несовместимости Дара Огня и Воды или это своеобразное наказание за грех. Тогда Илос спас брата во второй раз, а позже и вовсе заставил его дать клятву на крови. Клятву, что Шейн больше не будет использовать Дар их сестры. И, несмотря на то что клятва оборвалась со смертью самого Шейна, его дети и дети их детей продолжали хранить всё в тайне и боялись пробовать. Знали, что их может ждать смерть даже за одну попытку.

– Почему в убийстве обвинили Илоса?

– Потому что он, наблюдая, как страдает его брат от вины, решил не отрицать обвинения в свою сторону. И это было просто, его Дар – это тьма. Ведь все думают, что всё зло таится в темноте.

Судя по этой истории, наш Первый был редкостным идиотом с добрым сердцем. Мне хочется фыркнуть, но называть своего могущественного предка – идиотом, да ещё и вслух вряд ли хорошее решение. Рушан приспускает лямку моей сорочки и отвлекает несколькими поцелуями в плечо. Одна его рука скользит по бедру вверх, сдвигая край моего платья выше.

– Поэтому Шейн дал своей стране имя убитой сестры. Его съедала вина, но он и Илос понимали, что признание к тому времени может обернуться чем-то похуже.

– А Мать? – хрипло спрашиваю я и тут же сглатываю, стараясь унять внезапную сухость в горле. Сердце нервно трепещет от каждого движения пальцев на внутренней стороне моего бедра.

– Что Мать?

– Она тоже пострадала.

– Да, она ворвалась, когда Теяла и Шейн уже сцепились. Она попыталась разорвать их руки, чтобы спасти детей, но сама чуть не погибла. Илос вылечил и её, но его кровь помогла мало. Её разум так же повредился, поэтому она не могла рассказать, что же на самом деле… произошло.

Расстегнув четыре пуговицы на чёрной рубашке Назари, я с недовольством замечаю, что больше их нет. Рушан снисходительно улыбается и не сразу, но помогает мне стянуть с него рубашку через голову. Он прикрывает глаза и открывает шею, откидывая голову назад, тем временем мои прохладные ладони скользят по напряженным мышцам его груди. Кожа Назари покрывается мурашками, он сглатывает, когда я спускаюсь пальцами на его пресс.

– Такой сказки тебе хватит, принцесса?

Мне достаточно, но я делаю вид, что размышляю над ответом, пока наклоняюсь, чтобы прикоснуться губами к коже на его груди.

– Думаю, да, этого хватит. Хотя мне интересно, что же стало с силой, способной забирать чужой…

Я не успеваю закончить, как Рушан приподнимает мой подбородок и накрывает мои губы своими, устав от затянувшейся игры. В его поцелуях сквозит жажда, такая же, как и во взгляде. Назари обхватывает руками мои ягодицы, притягивая вплотную к себе, сажая меня на свои бёдра. Моё дыхание сбивается, кровь грохочет в ушах от ощущения его желания. Я пальцами нетерпеливо ласкаю рельеф груди и живота, чувствуя, как сокращаются его мышцы.

Рушан перехватывает мою руку, скользящую ниже. Он разворачивается, укладывая меня спиной на кровать, а сам нависает сверху. В его взгляде смешивается всё, что он пережил за эти недели. Страх, голод, любовь, отчаяние, желание и ещё миллион других эмоций, которые он копил в себе, не желая выпускать наружу.

Пальцами аккуратно глажу его щёку, молча прошу прощения за пережитую боль, а его привычная маска спокойствия трескается. Он ложится рядом, а я раскрываю ему объятия. Назари без промедления обхватывает моё тело руками, с какой-то беззащитностью приникает ко мне, утыкаясь лицом в грудь, а я обнимаю его голову, перебирая тёмные волосы.

– Мне было страшно, – устало признаётся он. – Я сидел у кровати, смотрел на тебя, гадая, есть ли у нас хоть шанс. Или вся моя жизнь превратится в один сплошной ужас ожидания, который в итоге сведёт меня с ума.

Губами касаюсь его лба, нет подходящих слов в ответ на это откровение.

– Я не хочу проходить через подобное вновь, – твёрже заявляет Рушан, а его прикосновения из аккуратных и ласковых снова становятся настойчивыми.

Он хочет забыть произошедшее.

Рушан приподнимается, опираясь на локоть. Целует с той же жаждой, как в первый раз у стены. Ему не нужно моё утешение, в этот раз он просто хочет железной хваткой поймать счастье и насладиться отвоеванным новым шансом для нас. Ощущаю его улыбку, когда он поглаживает пальцами моё бедро, поддевает ткань ночной сорочки и начинает тянуть вверх. Я не возражаю, а лишь, наоборот, помогаю ему снять с меня одежду.





Глава 17

Ойро




Я спала дольше трёх недель, поэтому в этот раз просыпаюсь быстрее многих, за пару часов до ужина. Рушан всё так же мирно спит рядом. Его сон глубокий и спокойный. Он не просыпается, пока я выскальзываю из кровати, умываюсь и надеваю свежее платье. Мне не хочется его покидать, но я пролежала в кровати так долго, что не могу больше оставаться в горизонтальном положении. Оставляю кахари в моей спальне и выхожу в коридор. Ноги часто подводят, поэтому я иду в столовую невообразимо медленно, опираясь на стену. Вероятно, все в курсе нашего состояния, потому что во дворце сохраняют тишину. По пути я встречаю в два раза меньше слуг и стражи, чем обычно. И те шагают медленнее, переговариваясь полушёпотом. Некоторые предлагают мне помощь, глядя, как я устало задерживаюсь у полуколонн для короткой передышки, но я вежливо отказываюсь.

Я думала, что буду ужинать одна, но прямо у поворота в столовую сталкиваюсь с сонными Даяном и Дареном. Они в простых домашних одеждах. У Дарена на щеке до сих пор отпечатан след от вышивки на подушке.

– Ойро, я же сказал вам отдохнуть? Чем вы, черт возьми, занимались? – Даян оглядывает меня с ног до головы. Я неловко приглаживаю ладонью растрёпанные волосы.

– Думаю, вопрос, чем они занимались, – лишний, – бубнит Дарен, а брат предлагает мне руку, на которую я могу опереться.

– Ой, заткнись, кахари! – беззлобно бросаю другу.

– А то что? Ты меня сейчас и догнать не сможешь, – фыркает он.

– Тогда спи с открытыми глазами, а то, кто знает, что может случиться с твоей причёской ночью.

– Тронешь мои волосы, я твою косу отрежу!

– Захлопните рты, дети! А то заставлю их с мылом помыть! – Даян пытается сделать грозный тон, но его губы изгибаются в улыбке.