Алисия дернула головой и уставилась на меня в упор.

– Вам страшно, я понимаю это. Я пытался помочь, но вы не дали мне возможности. И теперь я понятия не имею, что делать дальше.

Я устало замолчал.

И тут произошло то, чего я не забуду никогда. Алисия протянула ко мне дрожащую руку, в которой сжимала маленькую книжечку в черном кожаном переплете.

– Что это? – изумился я.

В ответ не раздалось ни звука. Она по-прежнему протягивала книжечку. Мне стало любопытно.

– Хотите, чтобы я это взял? – уточнил я.

Молчание. Тогда я аккуратно принял книжечку из дрожащих пальцев и с любопытством начал просматривать листы… дневника! Написано от руки, с указанием дат. Ее личный журнал. Судя по почерку, Алисия делала записи, когда находилась в сильном душевном смятении, особенно последние страницы: надписи были едва читаемыми, на отдельные куски текста в разных местах страниц указывали стрелочки. На некоторых страницах поверх записей виднелись рисунки и узоры: цветы и виноградные лозы словно заштриховывали написанное ранее.

– Что мне нужно с этим делать? – спросил я у Алисии, снедаемый любопытством.

Впрочем, я и сам догадывался: она хотела, чтобы я прочел дневник.





Часть III




Не стоит излишне мистифицировать простые вещи. В этом и кроется главная опасность ведения дневника: вы начинаете преувеличивать, становитесь чрезмерно подозрительным и неизбежно искажаете правду.

Жан-Поль Сартр



Хоть от природы я и склонен врать, но иногда бываю честен.

Уильям Шекспир

«Зимняя сказка»



Из дневника Алисии Беренсон

8 августа

Сегодня произошел странный случай. Я была на кухне: варила кофе и бесцельно глазела в окно. Просто смотрела, думая о чем-то своем. И вдруг заметила на улице кое-что, а точнее, кое-кого. Мужчину. Он привлек мое внимание, потому что стоял без движения, как статуя, и смотрел на наш дом. Незнакомец прятался в тени большого дерева через дорогу, возле входа в парк. Высокий, крепкого телосложения. Черты лица я толком не разглядела, так как он носил темные очки и кепку. Не знаю, видел ли мужчина хоть что-то сквозь оконное стекло, но казалось, будто он пялится прямо на меня. Это было странно. У нас напротив дома автобусная остановка, и там постоянно стоят люди, однако этот мужчина находился здесь явно с другой целью. Он следил за нашим домом!

Наконец, сообразив, что проторчала так слишком долго, я с трудом отошла от окна и отправилась в мастерскую. Пыталась рисовать, но не могла сосредоточиться на работе. Подозрительный незнакомец никак не шел из головы. Я решила выждать двадцать минут, а потом вернуться на кухню. А что, если мужчина окажется там? Формально он не делает ничего плохого. Сначала я подумала, что это вор, исследующий дом перед ограблением. Но ведь, стоя там вот так, он привлекает внимание… А может, планирует переселиться по соседству? Например, собирается купить выставленный на продажу дом в конце улицы? Тогда все понятно.

Двадцать минут спустя я вернулась на кухню и снова выглянула в окно. Под деревом никого не было. Улица опустела. Видимо, я так и не узнаю, что тот мужчина делал напротив нашего дома. Очень странно.



10 августа

Вчера вечером ходила с Жан-Феликсом в театр. Габриэль протестовал, но я все равно сделала по-своему. Хотя я боялась встречи с Жан-Феликсом, следовало уступить – иначе он не отстанет. По крайней мере, я искренне надеялась, что вечер в театре позволит поставить в наших отношениях точку. Мы договорились выпить перед спектаклем (это была его идея), и, когда я добралась до места, было еще светло. Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая воду в реке в кроваво-красные тона. Жан-Феликс стоял возле входа в Национальный театр. Я первой увидела его. Его глаза всматривались в толпу прохожих, на лице застыло раздраженное выражение. Последние остатки надежды, что я поступаю правильно, разлетелись вдребезги. Я запаниковала и уже подумывала спастись бегством, когда Жан-Феликс обернулся и заметил меня. Помахал рукой, и я направилась к нему. Я старалась улыбаться, и он делал так же.

– Молодец, что пришла, – произнес Жан-Феликс. – Я уж думал, не появишься… Ну что? Пропустим по бокалу до спектакля?

Мы были в фойе. Сказать, что атмосфера была натянутой, – не сказать ничего. Ни один из нас не упомянул вчерашний разговор. Мы трепались о пустяках, точнее – больше говорил Жан-Феликс, а я молчала. Мы выпили по паре бокалов. Весь день я не могла проглотить ни кусочка, и алкоголь слегка ударил мне в голову. Вероятно, Жан-Феликс на это и рассчитывал. Он делал все, чтобы я участвовала в беседе, однако разговор выходил искусственный, постановочный. Все фразы Жан-Феликса начинались с «правда ведь, было весело, когда мы…» или «а помнишь, мы с тобой…», как будто он специально раскручивал тему прошлого, чтобы поколебать мою уверенность в принятом решении и напомнить, сколько воспоминаний нас связывает, как «близки» мы были. Судя по всему, Жан-Феликс никак не мог понять, что я приняла решение. И любые его попытки что-либо изменить обречены на провал.

На самом деле я даже рада, что пошла в театр. Не из-за встречи с Жан-Феликсом, а из-за потрясающего спектакля. Я раньше не слышала об «Алкесте». Пьеса кажется непонятной, наверное, потому, что является аллегорией самой обыкновенной бытовой драмы. Этим она мне и понравилась. Постановку осовременили: действие разворачивается в наши дни, в небольшом доме, расположенном неподалеку от Афин. Трактовка режиссера пришлась мне по душе – интимная обстановка, все очень земное. Главный герой обречен на смерть, и его жена, Алкеста, решается спасти супруга. Исполнительница роли Алкесты напоминала греческую статую. Потрясающе красивое лицо. Я то и дело ловила себя на мысли, что хочу написать ее портрет. Я подумала узнать ее имя и уже планировала связаться с агентом актрисы. И чуть не проболталась Жан-Феликсу, но вовремя прикусила язык. Не желаю, чтобы он и дальше присутствовал в моей жизни, ни в каком виде. Концовка спектакля тронула до слез: Алкеста погибает, а затем воскресает из мертвых. Она в буквальном смысле возвращается с того света. Есть в этом что-то такое, вернусь к этому попозже. Я пока не могла сформулировать, что именно меня зацепило. Хотя Жан-Феликс о спектакле говорил много, ни одна из его оценок не перекликалась с моими чувствами. В итоге я перестала вслушиваться в эту бесконечную трескотню.

Выйдя из театра и шагая по мосту к станции метро, я все время думала о смерти и воскрешении Алкесты. Жан-Феликс спросил, не хочу ли я посидеть где-нибудь после спектакля. Я отказалась, сославшись на усталость. Повисла очередная неловкая пауза. Мы стояли у входа на станцию метро. Я поблагодарила Жан-Феликса за поход в театр и честно призналась, что спектакль мне понравился.

– Давай заскочим куда-нибудь! Честное слово, ненадолго, в память о старых добрых временах, – стал уговаривать Жан-Феликс.

– Прости, не могу. Пора домой.

Я двинулась ко входу в метро, но он резко схватил меня за руку.

– Алисия, постой! Я должен тебе кое-что сообщить.


– Пожалуйста, не начинай. Мы уже все обсудили…

– Просто выслушай! Это не то, о чем ты думаешь.

Он не соврал. Я ошибалась, думая, что Жан-Феликс станет умолять о дружбе или попытается надавить на совесть за то, что покидаю его галерею. То, что я услышала, повергло меня в шок.

– Будь осторожнее! Ты слишком доверчива. Ты доверяешь тем, кто рядом с тобой, – быстро сказал он. – И напрасно.

Я изумленно уставилась на Жан-Феликса и не сразу смогла говорить.

– О чем ты говоришь? Что это значит?

Он покачал головой, но ничего не ответил. Внезапно выпустил мою руку и пошел прочь.

– Жан-Феликс, постой! – кричала я.

Он даже не оглянулся и исчез за поворотом. Я стояла посреди улицы как громом пораженная. В голове царил хаос. Что за манера – делать таинственные предостережения, а потом молча исчезать! Наверное, Жан-Феликс намеренно разыграл эту сцену, желая запугать меня и создать впечатление, будто я без него беспомощна. Признаю, замысел удался! А еще я разозлилась. Ну что ж, так даже проще: теперь я без единого сомнения оборву любые контакты с Жан-Феликсом!

И что еще за «те, кто рядом»? Намек на Габриэля? Он-то здесь при чем? Нет уж, я на этот бред покупаться не собираюсь. Именно этого Жан-Феликс и хочет – сбить меня с толку. Заставить быть одержимой его словами. Встать между мной и Габриэлем. Не выйдет! И думать об этом я тоже не стану.

Когда я вернулась домой, Габриэль уже спал. Следующим утром у мужа были очень ранние съемки, в пять утра, но я все-таки его разбудила, и мы занялись любовью. Я как будто не могла прижаться к нему достаточно близко или почувствовать его достаточно глубоко. Хотела слиться с ним, забраться куда-то внутри него и там исчезнуть. Я мечтала раствориться в Габриэле.



11 августа

Я снова видела того мужчину. Теперь он сидел на скамейке в парке – чуть дальше; но это был он. В отличие от обычных людей, гуляющих по парку в жаркий день в футболках и шортах светлых тонов, этот человек был одет в темные брюки, рубашку, солнечные очки и кепку. Судя по повороту головы, он смотрел на наш дом. Неожиданно мне пришла забавная мысль: а может, мужчина вовсе не вор, а художник? Может, он такой же, как и я, и задумал нарисовать нашу улицу – или наш дом?.. Увы, я знала, что пытаюсь выдать желаемое за действительное. Если б он хотел нарисовать дом, то не сидел бы вот так. Он делал бы какие-то наброски. Я не на шутку испугалась и решила позвонить Габриэлю. Это было ошибкой. Попала не вовремя. Судя по отрывистой интонации мужа, мой звонок раздался в самый разгар работы. Габриэль был совершенно не готов выслушивать мое нытье про какого-то мужчину, который якобы следит за нашим домом.

Конечно, я лишь предполагаю, что объектом слежки выступает дом. Вполне возможно, мужчина следит за мной.



13 августа

Мужчина в темном снова там. Он появился сразу после того, как Габриэль уехал на работу. Я принимала душ и увидела жуткую фигуру из окна ванной. Сегодня он расположился поближе к дому, возле автобусной остановки, – словно в ожидании транспорта. Интересно, кого этот тип пытается одурачить? Я быстро оделась и пошла на кухню: из того окна лучше видно. Однако мужчина исчез.

Вечером я обо всем рассказала Габриэлю. Вопреки моим ожиданиям, муж принял мои слова всерьез и разволновался.

– Это Жан-Феликс? – напрямую спросил он.

– Нет, конечно, не он. Как ты мог такое подумать?

Говоря уверенно и возмущенно, на самом деле в глубине души я тоже подозревала его. По телосложению незнакомец и Жан-Феликс были похожи. Но я отказывалась верить в такое вероломство. Не думаю, что он способен опуститься до откровенного запугивания! Или я ошибаюсь?

– Дай мне номер Жан-Феликса. Я ему сейчас позвоню! – решительно проговорил Габриэль.

– Дорогой, пожалуйста, не надо. Я уверена, что это не он.

– Точно?

– Точно. И ведь ничего не произошло. Скорее всего, мне показалось. Вечно я делаю из мухи слона…

– Сколько он там простоял? – не унимался муж.

– Не очень долго. Примерно час. А потом исчез.

– Как это?

– Просто исчез, и всё.

– Та-а-к… А может, у тебя разыгралось воображение? – поинтересовался Габриэль.

Что-то в его тоне меня разозлило.

– Не разыгралось! – отрезала я. – Ты должен верить мне.

– Я тебе верю.

Но я видела, что доверие это неполное. Какая-то часть Габриэля все же сомневается. Часть его подтрунивает надо мной. И это, честно говоря, ужасно бесило. Настолько, что здесь я, пожалуй, остановлюсь, иначе напишу такое, о чем впоследствии сильно пожалею.



14 августа