Ему хотелось закричать, бежать до тех пор, пока он не сможет больше бежать. Он добрался до Восточной Двери и выбежал через нее, прочь из Глэйда. Продолжая бежать, коридор за коридором, в самую глубь Лабиринта, неважно, по правилам это или нет. Но он все еще не мог скрыться от голоса.
«Это были ты и я, Том. Мы сделали это с ними. С нами».
29
Томас не останавливался до тех пор, пока голос не исчез.
Он был шокирован, когда понял, что бегал почти час – тени от стены развернулись к востоку, скоро солнце сядет и Двери закроются. Ему нужно было вернуться. Это только косвенно задевало его сознание, но он узнавал дорогу и время.
Его инстинкты были сильны.
Ему нужно вернуться.
Но он не был уверен, что готов снова встретиться с ней. Голос в его голове. Странные вещи, которые она сказала.
У него не было выбора. Отрицать правду не было решением. И он бы лучше предпочел нападение Гривера в любой день, чем еще одну такую ментальную атаку.
Пока он возвращался в Глэйд, он многое понял о самом себе. Не вполне осознавая это, он представил в голове конкретный маршрут через Лабиринт по длинным коридорам, обратный тому, которым оказался здесь. Он знал, что это значит.
Минхо был прав. Скоро Томас станет лучшим Бегуном.
Вторая вещь, которую он понял о себе, пока ночь в Лабиринте еще не наступила – это то, что его тело было в прекрасной форме. Всего день назад он держался из последних сил, болело все с головы до пят. Он поправился очень быстро, и бежал сейчас практически без усилий, хотя уже приближался к концу второй час его пробежки. Не нужно быть математическим гением, чтобы посчитать, что с его скоростью и потраченным временем он пробежал половину марафона к тому времени, как вернется в Глэйд.
Раньше он не осознавал истинные масштабы Лабиринта. Километры, километры и километры. С двигающимися каждую ночь стенами. Он наконец осознал, почему Лабиринт было так сложно разгадать. Он сомневался в этом до этого момента, думая, почему Бегуны такие неспособные.
Он бежал, налево и направо, прямо, вперед и вперед. К тому времени, когда он переступил порог Глэйда, до закрытия Дверей на ночь оставалось всего несколько минут. Утомленный, он направился прямиком к Каторге, забираясь поглубже в лес до тех пор, пока не достиг места, где деревья заполняли юго-западный угол. Больше всего на свете ему хотелось побыть в одиночестве.
Когда он стал слышать лишь едва различимые звуки разговоров в Глэйде, также как блеяние овец и хрюканье поросят, его желание исполнилось. Он нашел стык между двумя стенами и уселся к нему отдохнуть. Никто не пришел, никто не докучал ему. Южная стена наконец двинулась, закрываясь на ночь. Он наклонился вперед до тех пор, пока все не прекратилось. Несколько минут спустя он снова прижался спиной к слою толстого плюща и уснул.
На следующее утро кто-то аккуратно потряс его.
- Томас, проснись. – Это был Чак. Казалось, мальчик уже успел поискать его везде.
Застонав, Томас наклонился вперед вытягивая спину и руки. Он понял, что накрыт парой одеял – кто- то решил поиграть в Мать Глэйда.
- Который час? – спросил он.
- Ты почти опоздал на завтрак, - Чак практически потащил его за руку. – Давай, вставай. Тебе нужно начать вести себя нормально, иначе все станет только хуже.
События предыдущего дня обрушились на него, и его желудок сделал сальто.
«Что они сделают со мной?» - думал он. – «Все, что она сказала. Что-то про то, что это мы с ней сделали это все с ними. С нами. Что это значит?»
Затем он задумался, а что, если он сумасшедший. Может, стресс от Лабиринта свел его с ума. Как еще объяснить, что он слышал голос в своей голове. Никто не знал о тех странных вещах, которые говорила Тереза, или в которых обвиняла. Они даже не знали, что она сказала ему свое имя. Ну, за исключением Ньюта.
И он будет продолжаться держаться этой позиции. Все и так было достаточно плохо, и он не хотел делать все еще хуже, рассказывая людям о голосах в его голове. Единственной проблемой оставался Ньют. Томасу надо убедить его как-то, что это стресс как-то доконал его, и что нормальный ночной сон решил проблему.
«Я не псих», - сказал Томас сам себе. Конечно, он им не был.
Чак смотрел на него, подняв брови.
- Прости, - сказал Томас, вставая, ведя себя настолько нормально, насколько мог. – Просто задумался. Пойдем поедим, я умираю с голоду.
- Хорошо, - сказал Чак, хлопая Томаса по спине.
Они направились в сторону Усадьбы, Чак болтал всю дорогу. Томас не жаловался – это было самое близкое к нормальному в его жизни.
- Ньют нашел тебя прошлой ночью и сказал всем дать тебе поспать. И сказал нам, что Собрание решило насчет тебя: один день за решеткой, а потом ты приступишь к программе подготовки Бегунов. Некоторые шэнки были недовольны, некоторые воодушевлены, большинство вели себя так, словно им все равно. Как по мне, я думаю, это довольно круто, - Чак сделал паузу, чтобы сделать вдох, затем продолжил. – Когда ты в первую ночь бредил о том, чтобы стать Бегуном и прочем клике, черт побери, я мысленно так смеялся. Я продолжал повторять себе, что этого простачка ждет сильный облом. Но ты доказал мне, что я ошибся, ха?
Но Томасу не очень хотелось говорить об этом.
– Я лишь сделал то, что сделал был бы любой. Не моя вина, что Минхо и Ньют захотели сделать меня Бегуном.
- Да, верно. Давай играть в скромность.
То, что его сделали Бегуном – было последним, о чем думал Томас. О чем он не мог перестал думать, так это о Терезе, голосе в голове, о том, что она сказала.
«Кажется, я немного взволнован», - Томас усмехнулся, хотя он и съежился при мысли о Тюрьме, что он будет сидеть там весь день перед основным действием.
- Посмотрим, как ты себя будешь чувствовать, после того как побегаешь столько. В любом случае, как ты знаешь, старина Чаки гордится тобой.
Томас улыбнулся от такого энтузиазма.
– Если бы ты только был моей мамой, - пробубнил Томас, - жизнь казалась бы медом.
«Моя мама», - подумал он. Мир нахмурился на мгновение – он даже не помнил собственную мать. Он попытался отвлечься.
Они пришли на кухню и сделали себе быстрый завтрак, занимая два свободных места за большим столом внутри. Каждый входящий и выходящий Глэйдер смотрел на Томаса. Некоторые подходили и поздравляли. И хотя то тут, то там он ловил недружелюбные взгляды, большинство, кажется, были на его стороне. Тогда он вспомнил Галли.
- Эй, Чак, - спросил он, дожевав яйца и стараясь, чтобы его голос звучал обыденно. – Они не нашли Галли?
- Нет. Я собирался тебе сказать: кто-то видел, как он убегал в Лабиринт после того, как покинул Собрание. С тех пор его никто не видел.
Томас уронил вилку, не зная, чего он ожидал или на что надеялся. В любом случае, новость ошеломила его.
– Что? Ты серьезно? Он пошел в Лабиринт?
- Да. Все знают, что он чокнулся, некоторые даже обвиняли тебя, что ты собрался его убить, когда тоже убежал вчера.
- Поверить не могу… - Томас уставился в тарелку, и пытаясь понять, зачем Галли сделал это.
- Не беспокойся об этом, приятель. Никто не любит его, за исключением нескольких его закадычных дружков. Они-то и обвиняли тебя во всяком.
Томас не мог поверить, что Чак так спокойно об этом говорит.
– Ты знаешь, парень, вероятно, уже мертв. А ты говоришь о нем так, словно он отправился на каникулы.
У Чака сделался задумчивый взгляд.
– Не думаю, что он мертв.
- А? Тогда где он? Разве мы с Минхо не единственные, кто смог выжить после ночи в Лабиринте?
- Об этом я и говорю. Я думаю, его дружки прячут его где-то в Глэйде. Галли был идиотом, но он не настолько глуп, чтобы провести в Лабиринте всю ночь. Как ты.
Томас покачал головой.
– Может, это именно то, что он в итоге и сделал. Хотел доказать, что может сделать то же, что могу и я. Парень ненавидит меня. – Пауза. – Ненавидел.
- Ну, без разницы, - Чак пожал плечами так, словно они спорили просто о том, что подать на завтрак. – Если он умер, вы, ребята, вероятно, скоро его найдете. Если нет, то он проголодается и появится. Мне плевать.
Томас взял свою тарелку и поставил ее на стойку.
– Все, чего я хочу – это нормальный день. Один день, чтобы расслабиться.
- Тогда твое желание исполнилось, - донесся голос от кухонной двери позади них.
Томас обернулся и увидел Ньюта, который улыбался. Такая ухмылка заставила Томаса почувствовать себя неуверенно, как будто ему сообщили, что мир снова в порядке.
- Пойдем, ты, тюремная птичка, - сказал Ньют. – Ты сможешь расслабиться, пока будешь торчать в Тюрьме. Пошли. Чак принесет тебе немного еды в обед.
Томас кивнул и направился к Двери, Ньют показывал дорогу. Внезапно день в тюрьме стал казаться чудесной идеей. Целый день просто сидеть и расслабляться.
Хотя ему и казалось, что вероятнее уж Галли принес бы ему букет цветов, чем в Глэйде пройдет один день без происшествий.
30
Тюрьма стояла в невзрачном месте между Усадьбой и северной стеной Глэйда, спрятанном за тернистыми кустами, которые выглядели так, словно их не стригли годами. Это был большой блок из грубого бетона с одним маленьким огороженным решеткой окошком и деревянной дверью, которая закрывалась на угрожающего вида ржавую металлическую защелку, выглядящую так, словно она сохранилась с Темных Веков.
Ньют достал ключ и отпер ее, затем указал Томасу войти.
– Там только стул и больше вообще ничего, даже заняться нечем. Отдыхай.
«Это были ты и я, Том. Мы сделали это с ними. С нами».
29
Томас не останавливался до тех пор, пока голос не исчез.
Он был шокирован, когда понял, что бегал почти час – тени от стены развернулись к востоку, скоро солнце сядет и Двери закроются. Ему нужно было вернуться. Это только косвенно задевало его сознание, но он узнавал дорогу и время.
Его инстинкты были сильны.
Ему нужно вернуться.
Но он не был уверен, что готов снова встретиться с ней. Голос в его голове. Странные вещи, которые она сказала.
У него не было выбора. Отрицать правду не было решением. И он бы лучше предпочел нападение Гривера в любой день, чем еще одну такую ментальную атаку.
Пока он возвращался в Глэйд, он многое понял о самом себе. Не вполне осознавая это, он представил в голове конкретный маршрут через Лабиринт по длинным коридорам, обратный тому, которым оказался здесь. Он знал, что это значит.
Минхо был прав. Скоро Томас станет лучшим Бегуном.
Вторая вещь, которую он понял о себе, пока ночь в Лабиринте еще не наступила – это то, что его тело было в прекрасной форме. Всего день назад он держался из последних сил, болело все с головы до пят. Он поправился очень быстро, и бежал сейчас практически без усилий, хотя уже приближался к концу второй час его пробежки. Не нужно быть математическим гением, чтобы посчитать, что с его скоростью и потраченным временем он пробежал половину марафона к тому времени, как вернется в Глэйд.
Раньше он не осознавал истинные масштабы Лабиринта. Километры, километры и километры. С двигающимися каждую ночь стенами. Он наконец осознал, почему Лабиринт было так сложно разгадать. Он сомневался в этом до этого момента, думая, почему Бегуны такие неспособные.
Он бежал, налево и направо, прямо, вперед и вперед. К тому времени, когда он переступил порог Глэйда, до закрытия Дверей на ночь оставалось всего несколько минут. Утомленный, он направился прямиком к Каторге, забираясь поглубже в лес до тех пор, пока не достиг места, где деревья заполняли юго-западный угол. Больше всего на свете ему хотелось побыть в одиночестве.
Когда он стал слышать лишь едва различимые звуки разговоров в Глэйде, также как блеяние овец и хрюканье поросят, его желание исполнилось. Он нашел стык между двумя стенами и уселся к нему отдохнуть. Никто не пришел, никто не докучал ему. Южная стена наконец двинулась, закрываясь на ночь. Он наклонился вперед до тех пор, пока все не прекратилось. Несколько минут спустя он снова прижался спиной к слою толстого плюща и уснул.
На следующее утро кто-то аккуратно потряс его.
- Томас, проснись. – Это был Чак. Казалось, мальчик уже успел поискать его везде.
Застонав, Томас наклонился вперед вытягивая спину и руки. Он понял, что накрыт парой одеял – кто- то решил поиграть в Мать Глэйда.
- Который час? – спросил он.
- Ты почти опоздал на завтрак, - Чак практически потащил его за руку. – Давай, вставай. Тебе нужно начать вести себя нормально, иначе все станет только хуже.
События предыдущего дня обрушились на него, и его желудок сделал сальто.
«Что они сделают со мной?» - думал он. – «Все, что она сказала. Что-то про то, что это мы с ней сделали это все с ними. С нами. Что это значит?»
Затем он задумался, а что, если он сумасшедший. Может, стресс от Лабиринта свел его с ума. Как еще объяснить, что он слышал голос в своей голове. Никто не знал о тех странных вещах, которые говорила Тереза, или в которых обвиняла. Они даже не знали, что она сказала ему свое имя. Ну, за исключением Ньюта.
И он будет продолжаться держаться этой позиции. Все и так было достаточно плохо, и он не хотел делать все еще хуже, рассказывая людям о голосах в его голове. Единственной проблемой оставался Ньют. Томасу надо убедить его как-то, что это стресс как-то доконал его, и что нормальный ночной сон решил проблему.
«Я не псих», - сказал Томас сам себе. Конечно, он им не был.
Чак смотрел на него, подняв брови.
- Прости, - сказал Томас, вставая, ведя себя настолько нормально, насколько мог. – Просто задумался. Пойдем поедим, я умираю с голоду.
- Хорошо, - сказал Чак, хлопая Томаса по спине.
Они направились в сторону Усадьбы, Чак болтал всю дорогу. Томас не жаловался – это было самое близкое к нормальному в его жизни.
- Ньют нашел тебя прошлой ночью и сказал всем дать тебе поспать. И сказал нам, что Собрание решило насчет тебя: один день за решеткой, а потом ты приступишь к программе подготовки Бегунов. Некоторые шэнки были недовольны, некоторые воодушевлены, большинство вели себя так, словно им все равно. Как по мне, я думаю, это довольно круто, - Чак сделал паузу, чтобы сделать вдох, затем продолжил. – Когда ты в первую ночь бредил о том, чтобы стать Бегуном и прочем клике, черт побери, я мысленно так смеялся. Я продолжал повторять себе, что этого простачка ждет сильный облом. Но ты доказал мне, что я ошибся, ха?
Но Томасу не очень хотелось говорить об этом.
– Я лишь сделал то, что сделал был бы любой. Не моя вина, что Минхо и Ньют захотели сделать меня Бегуном.
- Да, верно. Давай играть в скромность.
То, что его сделали Бегуном – было последним, о чем думал Томас. О чем он не мог перестал думать, так это о Терезе, голосе в голове, о том, что она сказала.
«Кажется, я немного взволнован», - Томас усмехнулся, хотя он и съежился при мысли о Тюрьме, что он будет сидеть там весь день перед основным действием.
- Посмотрим, как ты себя будешь чувствовать, после того как побегаешь столько. В любом случае, как ты знаешь, старина Чаки гордится тобой.
Томас улыбнулся от такого энтузиазма.
– Если бы ты только был моей мамой, - пробубнил Томас, - жизнь казалась бы медом.
«Моя мама», - подумал он. Мир нахмурился на мгновение – он даже не помнил собственную мать. Он попытался отвлечься.
Они пришли на кухню и сделали себе быстрый завтрак, занимая два свободных места за большим столом внутри. Каждый входящий и выходящий Глэйдер смотрел на Томаса. Некоторые подходили и поздравляли. И хотя то тут, то там он ловил недружелюбные взгляды, большинство, кажется, были на его стороне. Тогда он вспомнил Галли.
- Эй, Чак, - спросил он, дожевав яйца и стараясь, чтобы его голос звучал обыденно. – Они не нашли Галли?
- Нет. Я собирался тебе сказать: кто-то видел, как он убегал в Лабиринт после того, как покинул Собрание. С тех пор его никто не видел.
Томас уронил вилку, не зная, чего он ожидал или на что надеялся. В любом случае, новость ошеломила его.
– Что? Ты серьезно? Он пошел в Лабиринт?
- Да. Все знают, что он чокнулся, некоторые даже обвиняли тебя, что ты собрался его убить, когда тоже убежал вчера.
- Поверить не могу… - Томас уставился в тарелку, и пытаясь понять, зачем Галли сделал это.
- Не беспокойся об этом, приятель. Никто не любит его, за исключением нескольких его закадычных дружков. Они-то и обвиняли тебя во всяком.
Томас не мог поверить, что Чак так спокойно об этом говорит.
– Ты знаешь, парень, вероятно, уже мертв. А ты говоришь о нем так, словно он отправился на каникулы.
У Чака сделался задумчивый взгляд.
– Не думаю, что он мертв.
- А? Тогда где он? Разве мы с Минхо не единственные, кто смог выжить после ночи в Лабиринте?
- Об этом я и говорю. Я думаю, его дружки прячут его где-то в Глэйде. Галли был идиотом, но он не настолько глуп, чтобы провести в Лабиринте всю ночь. Как ты.
Томас покачал головой.
– Может, это именно то, что он в итоге и сделал. Хотел доказать, что может сделать то же, что могу и я. Парень ненавидит меня. – Пауза. – Ненавидел.
- Ну, без разницы, - Чак пожал плечами так, словно они спорили просто о том, что подать на завтрак. – Если он умер, вы, ребята, вероятно, скоро его найдете. Если нет, то он проголодается и появится. Мне плевать.
Томас взял свою тарелку и поставил ее на стойку.
– Все, чего я хочу – это нормальный день. Один день, чтобы расслабиться.
- Тогда твое желание исполнилось, - донесся голос от кухонной двери позади них.
Томас обернулся и увидел Ньюта, который улыбался. Такая ухмылка заставила Томаса почувствовать себя неуверенно, как будто ему сообщили, что мир снова в порядке.
- Пойдем, ты, тюремная птичка, - сказал Ньют. – Ты сможешь расслабиться, пока будешь торчать в Тюрьме. Пошли. Чак принесет тебе немного еды в обед.
Томас кивнул и направился к Двери, Ньют показывал дорогу. Внезапно день в тюрьме стал казаться чудесной идеей. Целый день просто сидеть и расслабляться.
Хотя ему и казалось, что вероятнее уж Галли принес бы ему букет цветов, чем в Глэйде пройдет один день без происшествий.
30
Тюрьма стояла в невзрачном месте между Усадьбой и северной стеной Глэйда, спрятанном за тернистыми кустами, которые выглядели так, словно их не стригли годами. Это был большой блок из грубого бетона с одним маленьким огороженным решеткой окошком и деревянной дверью, которая закрывалась на угрожающего вида ржавую металлическую защелку, выглядящую так, словно она сохранилась с Темных Веков.
Ньют достал ключ и отпер ее, затем указал Томасу войти.
– Там только стул и больше вообще ничего, даже заняться нечем. Отдыхай.