Но эти мысли лишь вернули ему чувство безнадежности, которое он испытывал уже столько раз за последнее время. Если Ньют и остальные не были способны разгадать Лабиринт, спустя два года поисков, то казалось невозможным, что тут вообще есть решение. Тот факт, что Глэйдеры до сих пор не сдались, говорил больше о качествах самих людей, чем о чем-либо еще.

И теперь он один из них.

«Это моя жизнь», - думал он. - «Жить в гигантском лабиринте, наполненном жуткими чудовищами». Грусть заполняла его как яд. Крики Алби, теперь раздающиеся на расстоянии, делали только хуже. Ему приходилось зажимать уши каждый раз, когда он слышал их.

В конце концов день приблизился к завершению, и заход солнца привел с собой уже ставшее знакомым грохотание четырех Дверей, закрывающихся на ночь. Томас не помнил свою жизнь до Коробки, но сейчас он был уверен, что закончились самые ужасные двадцать четыре часа его существования.

Уже после того, как стемнело, Чак принес ему ужин и большой стакан холодной воды.

- Спасибо, - сказал Томас, чувствуя прилив теплоты к мальчику. Он откусил мясо и лапшу с тарелки настолько быстро, насколько могли двигаться его руки. – Мне это было так нужно, - пробубнил он между откусываниями. Он сделал большой глоток воды, затем снова накинулся на еду. Он не осознавал, насколько был голоден, пока не начал есть.

- Ты выглядишь отвратительно, когда ешь, - сказал Чак, садясь рядом с ним. – Все равно, что смотреть на голодного поросенка, поедающего собственное дерьмо.

- Забавно, - сказал Томас с сарказмом в голосе. – Тебе стоит пойти развлекать Гриверов, посмотрим, засмеются ли они.

Быстрая вспышка боли мелькнула на лице Чака, отчего Томас почувствовал себя нехорошо, но она исчезла почти сразу же, как появилась.

– Это напомнило мне, что теперь ты звезда дня.

Томас выпрямился, не зная, что должен чувствовать при этой новости.

– Что это должно значить?

- О, хоспади, дай-ка подумать. Во-первых, ты поперся в Лабиринт, хотя не должен был. Ночью. Потом ты оказался каким-то чуваком из джунглей, умеющим лазить по веткам и привязывающим людей к стенам. Затем ты стал первым человеком за все время, который пережил целую ночь за пределами Глэйда. И в конце списка ты еще убил четверых Гриверов. Даже представить не могу, о чем вообще говорят эти шэнки.

Волна гордости затопила Томаса, а затем заморозила. Томас почувствовал себя плохо из-за счастья, которое только что испытал. Алби все еще был прикован к постели, крича от разрывающей голову боли, вероятно, желая быть мертвым.

– Заманить их к Обрыву была идея Минхо, не моя.

- Ну он не сам придумал. Он видел, как ты сделал ту подожди-и-нырни штуку, затем придумал повторить это на Обрыве.

- Подожди-и-нырни штуку? – спросил Томас, закатывая глаза. – Любой идиот на планете сделал бы также.

- Не строй из себя няшку-стесняшку, то, что ты сделал – чертовски невероятно. Ты и Минхо, оба.

Томас поставил пустую тарелку на землю, внезапно разозлившись.

– Тогда почему же я чувствую себя так отстойно, Чак? Не хочешь ответить мне на это?

Томас изучал лицо Чака в поисках ответа, но не находил. Мальчик сидел, обхватив колени и свесив голову. Наконец, больше бормоча себе под нос, он пробубнил, - Потому же, почему и все мы чувствуем себя отстойно.

Они просидели в тишине несколько минут, пока не подошел Ньют, выглядя как смерть на двух ножках. Он сел на землю перед ними, такой печальный и обеспокоенный, насколько вообще человек может быть. Но все-таки Томас был рад ему.

- Я думал, что худшее позади, - сказал Ньют. – Он должен был проспать пару дней, затем очнуться нормальным. Может, лишь пару раз покричать.

Томас не мог представить, насколько все было плохо, но весь процесс Изменения был загадкой для него. Он повернулся к старшему мальчику, стараясь звучать максимально непринужденно.

– Ньют, что происходит там? Серьезно, я не понимаю, что значит это Изменение.

Ответ Ньюта ошарашил Томаса.

– Думаешь, мы понимаем? – Он сплюнул, вскинув руки вверх, затем кладя их снова на колени. – Все, что мы, черт возьми, знаем, если Гривер ужалил тебя своей жуткой иглой, ты получаешь инъекцию Серума либо умираешь. Если получаешь Серум, то твое тело меняется и трясется, кожа пузырится и становится уродски зеленой, и ты блюешь на все вокруг. Тебе достаточно объяснений, Томми?

Томас замер. Он не хотел расстраивать Ньюта еще сильнее, чем было, но ему нужны были ответы.

– Эй, я знаю, что это отстойно – видеть, как твой друг проходит через такое, но я просто хочу знать, что на самом деле там происходит. Почему вы называете это Изменением?

Ньют расслабился, как будто даже уменьшился в размерах, затем вздохнул.

– Оно возвращает воспоминания. Лишь обрывки, но реальные воспоминания из жизни до того, как мы пришли в это жуткое место. Все, кто проходит через это, ведут себя как чертовы психи, когда все заканчивается, хотя обычно все не так плохо, как было с Беном. В любом случае, это все равно что вернуть свою старую жизнь назад, только что бы потерять ее снова.

Мозг Томаса закипал.

– Ты уверен? – спросил он.

Ньют выглядел смущенным.

– Что ты имеешь ввиду? Уверен в чем?

- Что они меняются потому, что хотят вернуться к прошлой жизни, или же они настолько подавлены, узнав о том, что их прошлое было ничуть не лучше, чем настоящее?

Ньют уставился на него на секунду, затем отвел взгляд, выглядя глубоко задумавшимся.

– Шэнки, прошедшие через это, никогда особо не говорили об этом. Они становились…другими. Неприятными. Их несколько таких в Глэйде, но я не могу находиться рядом с ними. – Его голос звучал отстраненно, его глаза смотрели в пространство где-то на уровне деревьев. Томас знал, что он думает о том, что Алби никогда не станет прежним.


- Рассказывай мне об этом, - вмешался Чак. – Галли хуже всех из них.

- А про девочку есть какие-то новости? – спросил Томас, меняя тему. Он был не в настроении говорить о Галли. Плюс, его мысли по-прежнему возвращались к ней. – Я видел, что Медики пытались накормить ее наверху.

- Нет, ответил Ньют. – Все еще в дурацкой коме, или что это. Все, что она бубнит во сне, не имеет никакого смысла, будто она просто спит. Она принимает еду, вроде бы все делает правильно. Это как-то странно.

Последовала длинная пауза, как будто все трое пытались придумать объяснение этому. Томас снова задумался о своем необъяснимом чувстве связи с ней, хотя оно словно слегка ослабло, но это могло быть из-за того, что его голову занимала куча других мыслей.

Ньют наконец нарушил тишину.

– В любом случае, следующая наша задача – выяснить, что мы теперь будем делать с Томми.

Томас оживился, смущенный таким утверждением.

– Делать со мной? О чем ты?

Ньют поднялся, вытягивая руки.

– Ты перевернул это место с ног на голову, чертов шэнк. Половина Глэйдеров считает тебя Богом, другая хочешь кинуть твою задницу назад в Дыру от Коробки. Тут есть, что обсудить.

- Например? – Томас не знал, что было более тревожным: что некоторые люди считали его каким-то героем, или что некоторые хотели бы избавиться от него.

- Терпение, - сказал Ньют. – Узнаешь утром.

- Завтра? Но почему? – Томасу не понравилось, как это все звучит.

- Я созвал Собрание. И ты там будешь. Ты единственный на повестке дня.

И после этих слов он развернулся и ушел, оставляя Томаса гадать, зачем Собранию из всех тем приспичило обсуждать именно его.





24





На следующее утро Томас сидел на стуле обеспокоенный, встревоженный, вспотевший, в окружении одиннадцати мальчиков. Они сидели на стульях полукругом вокруг него. Устроившись, он вдруг понял, что они все Смотрители, и к его несчастью Галли был среди них. Один стул прямо напротив Томаса оставался пустым - не нужно было объяснять, что это место Алби.

Они сидели в большой комнате Усадьбы, которую Томас раньше не видел. Кроме стульев другой мебели не было, за исключением маленького столика в углу. Стены были из дерева, таким же был и пол, и казалось, что никто ни разу не предпринимал попытки сделать это место более гостеприимным. Здесь не было окон, в комнате пахло плесенью и старыми книгами. Томасу не было холодно и было зябко одновременно.

Но он испытывал облегчение, что хотя бы Ньют был здесь. Он сидел на стуле справа от пустующего места Алби.

– Как вы все знаете, последние несколько дней были чертовски сумасшедшими, и в центре событий постоянно оказывался Новичок, Томми, который сидит перед нами. – Лицо Томаса порозовело от смущения.

- Он больше не Новичок, - сказал Галли, его едкий голос был таким низким и жестоким, что казался практически комичным. – Он всего лишь правонарушитель теперь.

После этих слов начались шептания и бурчания, но Ньют всех угомонил. Томас внезапно захотел оказаться настолько далеко от этой комнаты, насколько вообще возможно.

- Галли, - сказал Ньют, - сохраняй хоть какой-то порядок, пожалуйста. Если ты собираешься открывать свой болтливый рот каждый раз, когда я что-то скажу, то можешь сразу проваливать, потому что я сейчас не в самом веселом настроении. – Томасу хотелось бы, чтобы он как раз повеселел.

Галли скрестил руки и откинулся на спинку стула, его лицо было таким хмурым, что Томас был готов засмеяться. Ему все сложнее и сложнее было представить, что он боялся этого парня всего пару дней назад – мальчик теперь казался ему глупым, даже жалким.

Ньют посмотрел на Галли тяжелым взглядом, затем продолжил.

– Хорошо, что с этим мы разобрались. – Он закатил глаза. – Причина, по которой мы все здесь собрались, в том, что практически каждый ребенок в Глэйде за последний день подошел ко мне, чтобы либо зачморить Томаса, либо умолять жениться на нем. Нам нужно решить, что мы будем с ним делать.

Галли наклонился вперед, но Ньют перебил его раньше, чем тот успел что-то сказать.

- У тебя будет шанс высказаться, Галли. Когда до тебя дойдет очередь. И Томми, тебе не разрешается говорить ни слова до тех пор, пока ты мы тебя не попросим. Понял? – Он ждал кивка от Томаса, который сделал это неохотно, затем посмотрел на мальчика, сидящего справа с краю. – Зарт Вонючка, начнем с тебя.

Раздалось несколько смешков, когда Зарт, тихий крупный парень, который был главный по Садам, повернулся на стуле. Он смотрел на Томаса как на морковь на томатном заводе.

- Что ж, - начал Зарт, его глаза метались, как будто он желал, чтобы кто-то другой сказал ему, что говорить. – Я не знаю. Он нарушил одно из самых важных наших правил. Мы не должны позволять людям думать, что такое может сойти с рук. – Он сделал паузу и посмотрел на свои руки, потирая их друг об друга. – Но опять-таки, он…меняет положение вещей. Теперь мы знаем, что можем выжить там и можем победить Гриверов.

Облегчение затопило Томаса. Хоть кто-то был на его стороне. Он пообещал себе, что будет предельно вежлив с Зартом.

- Ой, да прекрати, - едко выдал Галли. – Я готов поспорить, что это Минхо был тем, кто уделал этих тупых тварей.

- Галли, заткнись! – Заорал Ньют, на этот раз вскочив с места для лучшего эффекта. Томасу снова стало немного весело. – Сейчас я тут Главный, черт побери, и если я услышу еще хоть слово с твоей стороны раньше, чем дойдет твоя очередь, я выдвину идею очередного Изгнания, на этот раз твоей задницы.