– У тебя будет малыш? – спросила маленькая ведьмочка в фиолетовой шляпе и лицом, покрытым зеленой краской.
– Да, – кивнула я. Мой живот уже был довольно заметным и прилично округлился под моим платьем.
– А у тебя родится вампир или, может, оборотень?
– У меня родится супергерой.
– А-а-а, круто, – рассмеялись дети, суя конфеты по карманам. – А какая у него будет суперсила?
– Хм… Останавливать войну одним взмахом ресниц, – усмехнулась я. – Было бы неплохо?
– Да! – согласились дети.
– Все, ступайте и всегда слушайтесь мамочек, а не то съем! – сказала им я.
– Начинаешь осваивать воспитательные приемчики? – спросил Сет, как только я закрыла дверь.
– Иди в задницу, – рассмеялась я и устроилась на коленях Гэбриэла. – Включайте кино. Не терпится поглядеть на малютку Гэджа, восставшего из кладбищенской земли.
Стивена Кинга я не читала до восемнадцати лет. Опять же, отец считал его книги чтивом, не соответствующим христианской морали. Первую книгу Кинга я купила, когда стала жить отдельно. Это было «Кладбище домашних животных». Сюжет поглотил меня полностью, это был эталонный ужастик, простой и будоражащий одновременно: земля заброшенного индейского кладбища обладала страшным свойством – она могла воскрешать мертвых. Главный герой зарыл в эту землю сдохшего кота своей дочки – и кот вернулся домой. Кот странно пах и странно себя вел, однако это не помешало герою закопать в ту же землю своего маленького сына, которого сбил грузовик. Он очень хотел вернуть ребенка, очень…
Может быть, мне тоже повезло с той землей, на которой я лежала после избиения? Может быть, и меня оживила страшная, древняя черная магия? Может быть, это именно она остановила моего отца и спасла моего ребенка? Что, если сумрак и темный лес не всегда таят в себе опасность и зло? Что, если порой они укрывают от зла тех, кто ищет защиты?
В дверь позвонили, и я снова пошла открывать. За порогом стояла парочка подростков в костюмах.
– Конфеты или жизнь! – гаркнули они.
Я отсыпала им шоколадных батончиков и, заметив позади них человека в черном пальто и в маске Вендетты, сказала:
– И папу угостите.
Подростки оглянулись, рассмеялись и ответили:
– Это не наш отец.
Они соскочили с порога и побежали к следующему дому на пригорке. А человек в маске остался. Он стоял в отдалении, не двигался и смотрел на меня.
Необъяснимый ужас парализовал мое тело. Его лицо скрывала маска, и он не имел отношения к детям, которые только что стояли на моем пороге, – и этого было достаточно, чтобы запаниковать. Мужчина крупного телосложения, он мог быть кем угодно: прислужником отца, наемником Стаффордов или еще кем-то, кто включил меня в список врагов.
Одной рукой я прижала к груди миску с конфетами, а другой инстинктивно прикрыла живот.
И в этот момент незнакомец проговорил:
– Счастливого Хеллоуина, Кристи.
– Гэбриэл! – закричала я и захлопнула дверь. Уронила миску и принялась задвигать замки. Батончики разлетелись по всему полу. Ко мне выбежали Гэбриэл и Сет, в руке которого, как по волшебству, возник пистолет.
– Там, снаружи… – Мне понадобилось немало времени, чтобы суметь внятно объяснить, что я увидела.
Анджи усадила меня на диван, обняла и завернула в одеяло. Парни вышли оглядеть улицу и вернулись, никого там не обнаружив. Хеллоуин что надо. Я знала, что не смогу уснуть ночью, зная, что там, во мраке, есть кто-то, кто знает меня, но предпочитает скрывать лицо за маской.
– Больше ничего подозрительного в последнее время не случалось? – поинтересовался Гэбриэл. – Какие-нибудь странные звонки, люди, происшествия?
– Нет, – ответила я. – Ну разве что звонила медсестра из того госпиталя, где меня поставили на ноги, интересовалась моим самочувствием.
– Номер сохранился?
– Вообще-то, он был засекречен.
Гэбриэл поднял на меня глаза.
– Ты же ничего не сказала ей?
– Вообще-то, сказала. Звонок не показалось мне подозрительным…
– Ну конечно, только звонили непонятно откуда! Чем конкретно интересовалась та женщина, которая представилась медсестрой?
– Спросила, как мое самочувствие и нет ли у меня жалоб. – Я напрягла память, пытаясь вспомнить тот разговор. – Я сказала, что меня иногда мучают головные боли, но я больше не могу принимать сильные обезболивающие, потому что мой гинеколог запретил мне… Она спросила, почему он запретил мне… И… и я сказала ей о своей беременности…
Меня охватила паника. Я молча проклинала свою неосмотрительность. Ведь это могли быть Стаффорды. И теперь они в курсе, что я беременна. Дэмиен в курсе, и я не представляю, что он может сделать. А сделать он может все что угодно…
Гэбриэл прижал меня к себе, успокаивая.
– У этого парня снаружи – какой у него был рост, комплекция? Какой голос? Ты запомнила, во что он был одет?
– Достаточно высокий. Как ты. Но от ужаса я больше ни на что не обратила внимание. Разве что…
Его одеколон. Ветер донес до меня шлейф, когда я угощала конфетами детей. Древесный, пряный и почему-то знакомый. Так пахла кожа Дэмиена в ту ночь, когда мы переспали.
– Это был Дэмиен, – одними губами сказала я. – Теперь он знает, где меня искать.
* * *
Ночь Хеллоуина странным образом изменила все. Страх и предчувствие какой-то скорой беды поселились где-то глубоко внутри. Гэбриэл стал очень сосредоточенным, если не замкнутым, засиживался в гостиной за полночь, разбираясь с делами, о которых у меня не было ни малейшего представления. Он не мог бросить все и отменить свои поездки в Дублин, поэтому решил сделать так, чтоб до меня не добрался даже отряд террористов.
Бригада рабочих начала вырубать заросли диких роз и ежевики, чтобы вместо них поставить каменный забор. Во всем доме поменяли окна и двери, установили навороченную сигнализацию и датчики движения.
Мне нравились романтика дикой природы, заросли, в которых вили гнезда дрозды, и вид на море, но теперь предстояло смотреть на бетонную изгородь, увенчанную металлическими шипами. Я попыталась протестовать, но Гэбриэл даже слушать не стал. Он опасался, что я в очередной раз стану разменной монетой между двумя враждующими кланами; что Дэмиен, который так и не нашел жену, снова решит искать правду, шагая по головам своих врагов; что я, как самый уязвимый элемент, снова подпаду под раздачу, – и не собирался допустить этого. А все остальное для Харта вообще не имело значения. Какие розы, какой еще вид на море? Он только рассмеялся, когда я упомянула о них.
Мы впервые серьезно повздорили, когда Гэбриэл сказал, что планирует расчистить пространство вокруг дома, чтобы к нему сложнее было подобраться незамеченным. «Расчистить» означало полностью вырубить и уничтожить фруктовый сад и несколько аллей из роскошных старых рододендронов. Я сказала ему, что он с ума сошел и это слишком. Он ответил: это всего лишь деревья и если ему нужно выбирать, деревья или моя жизнь, то он выбирает меня. Я сражалась с ним до последнего. Он сдался, когда увидел, что я плачу, обняв дуб, которому лет явно было больше, чем мне.
– Если тебя еще раз похитят, выследив с верхушки этого самого дуба, то я пущу его на дрова в тот же день, – предупредил меня он.
– Если я вернусь и дуба на месте не будет, то даже не надейся, что я останусь с тобой.
Он расхохотался, сто раз повторил, что я невыносима, но вырубку деревьев отменил. Мы сошлись на том, что я буду предельно осторожна и не буду выходить на улицу одна. Я была готова на любые жертвы, лишь бы не стать причиной разрушений и смерти.
Мой отец, когда мне было десять, срубил во дворе сакуру, которая цвела по весне роскошными розовыми цветами. Срубил только потому, что я не хотела идти в церковь, а хотела кататься на качелях, привязанных к ветвям этой самой сакуры. Я плакала у пня несколько дней, он сочился смолой, и мне казалось, будто это кровь погибшего дерева. Помню, как собрала обломки веток и посадила их, надеясь, будто они примутся. Они не принялись, хотя я поливала их каждый день.
Я рассказала эту историю Гэбриэлу вечером в постели, лежа у него на груди.
– Мы посадим сакуру в саду, – шепнул мне он. – Ты можешь ходить и поливать ее хоть каждый день. Коннор и Оливер могут носить ведра. В оговоренный список обязанностей это не входило, но думаю, не поздно это вписать.
– Коннор и Оливер? – переспросила я. – Это кто?
Оказалось, что Гэбриэл нанял еще и пару телохранителей, которые будут сопровождать меня на прогулках и приглядывать за территорией, когда он будет уезжать. Я заспорила, нужно ли, но он даже слушать не стал, и через несколько дней нашему райскому уединению пришел конец.
Оливеру было около тридцати, весь в татуировках и с ручищами такими, что он мог бы ими бревно переломить, как спичку. Мрачный и молчаливый, как будто грохнул кого-то только что в подворотне. Зато второй, Коннор – само обаяние, постоянно улыбался очаровательной улыбкой кита-убийцы и готов был чуть что прийти на помощь. С ним общаться оказалось намного приятней, хотя, будь моя воля, парни отправились бы обратно – туда, откуда явились. Жить вдвоем с Гэбриэлом мне нравилось куда больше.
* * *
Через две недели после Хеллоуина Рейчел сообщила мне о смерти деда. Последние десять лет он не помнил о том, кто он и где находится, и меня не подпускали к нему после того, как он однажды напал на меня. Но я помнила те дни, когда он был веселым, энергичным мужчиной, который учил меня, маленькую, ирландскому языку и кататься на лошади. Еще он, правда, научил меня кричать «Стаффордам смерть и на ветке висеть!» и говорил, что если я хоть раз трону себя между ног, то Дева Мария превратит меня в слизняка. Но обо всем этом я предпочитала не вспоминать и решила, что все же должна поехать на похороны. Мое отсутствие весь клан, включая братьев отца, их жен и моих кузенов, посчитает верным признаком того, что я отреклась от семьи, – когда я не отрекалась. И решат, будто бы музыка, книги и самостоятельная жизнь таки отвратили меня от Бога, – когда причина вовсе не в них. Мне нужно было явиться и дать всем понять, что я по-прежнему верна тем, кого люблю.
Гэбриэл был против, но отговаривать меня не стал. Он понял, зачем мне нужно поехать туда, хотя, будь его воля, запер бы меня в доме и кормил бы через окошко…
Когда мы прибыли на кладбище Гласневин в Дублине, парковку уже заполнили дорогие машины, а услышать шорох дизайнерских траурных юбок и учуять шлейф духов можно было за версту. Дедушку приехал проводить в последний путь весь клан.
Гласневин был и останется самым знаменитым кладбищем Дублина, поражающим своей мрачной готической красотой. Кельтские кресты, статуи ангелов, тисовые аллеи могли заворожить кого угодно. Я не раз бывала в этом удивительно живописном месте в детстве, и каждый раз меня очаровывал его викторианским стиль и надменная изысканность. Особенно красиво здесь было осенью, когда листья устилали надгробия, а в воздухе мерцали тонкие летучие паутинки.
Но в день похорон деда погода выдалась жуткая. Ледяной ветер с градом ломал черные зонты и срывал с голов шляпы. Я прикрыла свое лицо густой вуалью и разглядывала людей, которые пришли попрощаться с дедом. Отец, Рейчел, Майкл и Агнес стояли у самого гроба, опустив головы. В ряду за ними – братья отца, Шон и Пэдди МакАлистеры, вместе со своими женами и моими кузенами – суровыми религиозными парнями, которые убили бы за Господа и даже глазом не моргнули. Там же были друзья и партнеры отца, разряженные в дорогие черные плащи, и подруги Рейчел, тоже религиозные до мозга костей.
Ветер то и дело пытался сорвать с меня вуаль. Она хлестала меня по лицу и вот-вот грозилась улететь вместе со шляпой. В конце концов я сняла вуаль, и среди гостей пролетел шепоток. Нетрудно было догадаться, о чем они толкуют. Смотрите, дочь Джо МакАлистера, забеременевшая не иначе, как в плену у Стаффорда, приехала делать вид, что ее заботит судьба ее клана. Бедный Джо, какая напасть на его голову. Несчастная Рейчел, ей бы, наверно, и в страшном сне не привиделось нянчить внука, в котором течет кровь Стаффордов. Бедняжка Сет, которого одурачила и вынудила следовать за собой коварная сестрица.
Коварная Кристи МакАлистер.
Змея.
Аспид.
Гэбриэл тоже заметил, что моя родня вот-вот шеи посворачивает, и крепко обнял меня. Привлек к себе, покровительственно и властно. Я чувствовала оружие на его бедре, и только это ощущение вкупе с его объятием и заставило меня остаться на месте и не сбежать в ужасе прочь.
– Упокой, Господь, его душу в вечном сиянии во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, – проговорил священник и перекрестился. Церемония была окончена.
Я решила перекинуться парой слов с Рейчел, по которой безумно скучала, и передать Агнес коробку шоколадных конфет, которые мы с Анджи сами приготовили своими руками, но у меня на пути встал отец. Он был ненамного выше меня и не слишком массивным, но в ту минуту показался мне просто огромным, как утесы Мохер.
– Я надеялся и молился, что у тебя хватит благоразумия вести себя в плену достойно, но, видимо, дьявол знает, где вера тонка, и рвет именно там, – громко сказал он и бросил красноречивый взгляд на мой живот. Услышали все. Десятки глаз остановились на мне и на моем животе.
– Джо! – окрикнула его Рейчел. – Мы на святой земле, не стоит…
– Да, – кивнула я. Мой живот уже был довольно заметным и прилично округлился под моим платьем.
– А у тебя родится вампир или, может, оборотень?
– У меня родится супергерой.
– А-а-а, круто, – рассмеялись дети, суя конфеты по карманам. – А какая у него будет суперсила?
– Хм… Останавливать войну одним взмахом ресниц, – усмехнулась я. – Было бы неплохо?
– Да! – согласились дети.
– Все, ступайте и всегда слушайтесь мамочек, а не то съем! – сказала им я.
– Начинаешь осваивать воспитательные приемчики? – спросил Сет, как только я закрыла дверь.
– Иди в задницу, – рассмеялась я и устроилась на коленях Гэбриэла. – Включайте кино. Не терпится поглядеть на малютку Гэджа, восставшего из кладбищенской земли.
Стивена Кинга я не читала до восемнадцати лет. Опять же, отец считал его книги чтивом, не соответствующим христианской морали. Первую книгу Кинга я купила, когда стала жить отдельно. Это было «Кладбище домашних животных». Сюжет поглотил меня полностью, это был эталонный ужастик, простой и будоражащий одновременно: земля заброшенного индейского кладбища обладала страшным свойством – она могла воскрешать мертвых. Главный герой зарыл в эту землю сдохшего кота своей дочки – и кот вернулся домой. Кот странно пах и странно себя вел, однако это не помешало герою закопать в ту же землю своего маленького сына, которого сбил грузовик. Он очень хотел вернуть ребенка, очень…
Может быть, мне тоже повезло с той землей, на которой я лежала после избиения? Может быть, и меня оживила страшная, древняя черная магия? Может быть, это именно она остановила моего отца и спасла моего ребенка? Что, если сумрак и темный лес не всегда таят в себе опасность и зло? Что, если порой они укрывают от зла тех, кто ищет защиты?
В дверь позвонили, и я снова пошла открывать. За порогом стояла парочка подростков в костюмах.
– Конфеты или жизнь! – гаркнули они.
Я отсыпала им шоколадных батончиков и, заметив позади них человека в черном пальто и в маске Вендетты, сказала:
– И папу угостите.
Подростки оглянулись, рассмеялись и ответили:
– Это не наш отец.
Они соскочили с порога и побежали к следующему дому на пригорке. А человек в маске остался. Он стоял в отдалении, не двигался и смотрел на меня.
Необъяснимый ужас парализовал мое тело. Его лицо скрывала маска, и он не имел отношения к детям, которые только что стояли на моем пороге, – и этого было достаточно, чтобы запаниковать. Мужчина крупного телосложения, он мог быть кем угодно: прислужником отца, наемником Стаффордов или еще кем-то, кто включил меня в список врагов.
Одной рукой я прижала к груди миску с конфетами, а другой инстинктивно прикрыла живот.
И в этот момент незнакомец проговорил:
– Счастливого Хеллоуина, Кристи.
– Гэбриэл! – закричала я и захлопнула дверь. Уронила миску и принялась задвигать замки. Батончики разлетелись по всему полу. Ко мне выбежали Гэбриэл и Сет, в руке которого, как по волшебству, возник пистолет.
– Там, снаружи… – Мне понадобилось немало времени, чтобы суметь внятно объяснить, что я увидела.
Анджи усадила меня на диван, обняла и завернула в одеяло. Парни вышли оглядеть улицу и вернулись, никого там не обнаружив. Хеллоуин что надо. Я знала, что не смогу уснуть ночью, зная, что там, во мраке, есть кто-то, кто знает меня, но предпочитает скрывать лицо за маской.
– Больше ничего подозрительного в последнее время не случалось? – поинтересовался Гэбриэл. – Какие-нибудь странные звонки, люди, происшествия?
– Нет, – ответила я. – Ну разве что звонила медсестра из того госпиталя, где меня поставили на ноги, интересовалась моим самочувствием.
– Номер сохранился?
– Вообще-то, он был засекречен.
Гэбриэл поднял на меня глаза.
– Ты же ничего не сказала ей?
– Вообще-то, сказала. Звонок не показалось мне подозрительным…
– Ну конечно, только звонили непонятно откуда! Чем конкретно интересовалась та женщина, которая представилась медсестрой?
– Спросила, как мое самочувствие и нет ли у меня жалоб. – Я напрягла память, пытаясь вспомнить тот разговор. – Я сказала, что меня иногда мучают головные боли, но я больше не могу принимать сильные обезболивающие, потому что мой гинеколог запретил мне… Она спросила, почему он запретил мне… И… и я сказала ей о своей беременности…
Меня охватила паника. Я молча проклинала свою неосмотрительность. Ведь это могли быть Стаффорды. И теперь они в курсе, что я беременна. Дэмиен в курсе, и я не представляю, что он может сделать. А сделать он может все что угодно…
Гэбриэл прижал меня к себе, успокаивая.
– У этого парня снаружи – какой у него был рост, комплекция? Какой голос? Ты запомнила, во что он был одет?
– Достаточно высокий. Как ты. Но от ужаса я больше ни на что не обратила внимание. Разве что…
Его одеколон. Ветер донес до меня шлейф, когда я угощала конфетами детей. Древесный, пряный и почему-то знакомый. Так пахла кожа Дэмиена в ту ночь, когда мы переспали.
– Это был Дэмиен, – одними губами сказала я. – Теперь он знает, где меня искать.
* * *
Ночь Хеллоуина странным образом изменила все. Страх и предчувствие какой-то скорой беды поселились где-то глубоко внутри. Гэбриэл стал очень сосредоточенным, если не замкнутым, засиживался в гостиной за полночь, разбираясь с делами, о которых у меня не было ни малейшего представления. Он не мог бросить все и отменить свои поездки в Дублин, поэтому решил сделать так, чтоб до меня не добрался даже отряд террористов.
Бригада рабочих начала вырубать заросли диких роз и ежевики, чтобы вместо них поставить каменный забор. Во всем доме поменяли окна и двери, установили навороченную сигнализацию и датчики движения.
Мне нравились романтика дикой природы, заросли, в которых вили гнезда дрозды, и вид на море, но теперь предстояло смотреть на бетонную изгородь, увенчанную металлическими шипами. Я попыталась протестовать, но Гэбриэл даже слушать не стал. Он опасался, что я в очередной раз стану разменной монетой между двумя враждующими кланами; что Дэмиен, который так и не нашел жену, снова решит искать правду, шагая по головам своих врагов; что я, как самый уязвимый элемент, снова подпаду под раздачу, – и не собирался допустить этого. А все остальное для Харта вообще не имело значения. Какие розы, какой еще вид на море? Он только рассмеялся, когда я упомянула о них.
Мы впервые серьезно повздорили, когда Гэбриэл сказал, что планирует расчистить пространство вокруг дома, чтобы к нему сложнее было подобраться незамеченным. «Расчистить» означало полностью вырубить и уничтожить фруктовый сад и несколько аллей из роскошных старых рододендронов. Я сказала ему, что он с ума сошел и это слишком. Он ответил: это всего лишь деревья и если ему нужно выбирать, деревья или моя жизнь, то он выбирает меня. Я сражалась с ним до последнего. Он сдался, когда увидел, что я плачу, обняв дуб, которому лет явно было больше, чем мне.
– Если тебя еще раз похитят, выследив с верхушки этого самого дуба, то я пущу его на дрова в тот же день, – предупредил меня он.
– Если я вернусь и дуба на месте не будет, то даже не надейся, что я останусь с тобой.
Он расхохотался, сто раз повторил, что я невыносима, но вырубку деревьев отменил. Мы сошлись на том, что я буду предельно осторожна и не буду выходить на улицу одна. Я была готова на любые жертвы, лишь бы не стать причиной разрушений и смерти.
Мой отец, когда мне было десять, срубил во дворе сакуру, которая цвела по весне роскошными розовыми цветами. Срубил только потому, что я не хотела идти в церковь, а хотела кататься на качелях, привязанных к ветвям этой самой сакуры. Я плакала у пня несколько дней, он сочился смолой, и мне казалось, будто это кровь погибшего дерева. Помню, как собрала обломки веток и посадила их, надеясь, будто они примутся. Они не принялись, хотя я поливала их каждый день.
Я рассказала эту историю Гэбриэлу вечером в постели, лежа у него на груди.
– Мы посадим сакуру в саду, – шепнул мне он. – Ты можешь ходить и поливать ее хоть каждый день. Коннор и Оливер могут носить ведра. В оговоренный список обязанностей это не входило, но думаю, не поздно это вписать.
– Коннор и Оливер? – переспросила я. – Это кто?
Оказалось, что Гэбриэл нанял еще и пару телохранителей, которые будут сопровождать меня на прогулках и приглядывать за территорией, когда он будет уезжать. Я заспорила, нужно ли, но он даже слушать не стал, и через несколько дней нашему райскому уединению пришел конец.
Оливеру было около тридцати, весь в татуировках и с ручищами такими, что он мог бы ими бревно переломить, как спичку. Мрачный и молчаливый, как будто грохнул кого-то только что в подворотне. Зато второй, Коннор – само обаяние, постоянно улыбался очаровательной улыбкой кита-убийцы и готов был чуть что прийти на помощь. С ним общаться оказалось намного приятней, хотя, будь моя воля, парни отправились бы обратно – туда, откуда явились. Жить вдвоем с Гэбриэлом мне нравилось куда больше.
* * *
Через две недели после Хеллоуина Рейчел сообщила мне о смерти деда. Последние десять лет он не помнил о том, кто он и где находится, и меня не подпускали к нему после того, как он однажды напал на меня. Но я помнила те дни, когда он был веселым, энергичным мужчиной, который учил меня, маленькую, ирландскому языку и кататься на лошади. Еще он, правда, научил меня кричать «Стаффордам смерть и на ветке висеть!» и говорил, что если я хоть раз трону себя между ног, то Дева Мария превратит меня в слизняка. Но обо всем этом я предпочитала не вспоминать и решила, что все же должна поехать на похороны. Мое отсутствие весь клан, включая братьев отца, их жен и моих кузенов, посчитает верным признаком того, что я отреклась от семьи, – когда я не отрекалась. И решат, будто бы музыка, книги и самостоятельная жизнь таки отвратили меня от Бога, – когда причина вовсе не в них. Мне нужно было явиться и дать всем понять, что я по-прежнему верна тем, кого люблю.
Гэбриэл был против, но отговаривать меня не стал. Он понял, зачем мне нужно поехать туда, хотя, будь его воля, запер бы меня в доме и кормил бы через окошко…
Когда мы прибыли на кладбище Гласневин в Дублине, парковку уже заполнили дорогие машины, а услышать шорох дизайнерских траурных юбок и учуять шлейф духов можно было за версту. Дедушку приехал проводить в последний путь весь клан.
Гласневин был и останется самым знаменитым кладбищем Дублина, поражающим своей мрачной готической красотой. Кельтские кресты, статуи ангелов, тисовые аллеи могли заворожить кого угодно. Я не раз бывала в этом удивительно живописном месте в детстве, и каждый раз меня очаровывал его викторианским стиль и надменная изысканность. Особенно красиво здесь было осенью, когда листья устилали надгробия, а в воздухе мерцали тонкие летучие паутинки.
Но в день похорон деда погода выдалась жуткая. Ледяной ветер с градом ломал черные зонты и срывал с голов шляпы. Я прикрыла свое лицо густой вуалью и разглядывала людей, которые пришли попрощаться с дедом. Отец, Рейчел, Майкл и Агнес стояли у самого гроба, опустив головы. В ряду за ними – братья отца, Шон и Пэдди МакАлистеры, вместе со своими женами и моими кузенами – суровыми религиозными парнями, которые убили бы за Господа и даже глазом не моргнули. Там же были друзья и партнеры отца, разряженные в дорогие черные плащи, и подруги Рейчел, тоже религиозные до мозга костей.
Ветер то и дело пытался сорвать с меня вуаль. Она хлестала меня по лицу и вот-вот грозилась улететь вместе со шляпой. В конце концов я сняла вуаль, и среди гостей пролетел шепоток. Нетрудно было догадаться, о чем они толкуют. Смотрите, дочь Джо МакАлистера, забеременевшая не иначе, как в плену у Стаффорда, приехала делать вид, что ее заботит судьба ее клана. Бедный Джо, какая напасть на его голову. Несчастная Рейчел, ей бы, наверно, и в страшном сне не привиделось нянчить внука, в котором течет кровь Стаффордов. Бедняжка Сет, которого одурачила и вынудила следовать за собой коварная сестрица.
Коварная Кристи МакАлистер.
Змея.
Аспид.
Гэбриэл тоже заметил, что моя родня вот-вот шеи посворачивает, и крепко обнял меня. Привлек к себе, покровительственно и властно. Я чувствовала оружие на его бедре, и только это ощущение вкупе с его объятием и заставило меня остаться на месте и не сбежать в ужасе прочь.
– Упокой, Господь, его душу в вечном сиянии во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, – проговорил священник и перекрестился. Церемония была окончена.
Я решила перекинуться парой слов с Рейчел, по которой безумно скучала, и передать Агнес коробку шоколадных конфет, которые мы с Анджи сами приготовили своими руками, но у меня на пути встал отец. Он был ненамного выше меня и не слишком массивным, но в ту минуту показался мне просто огромным, как утесы Мохер.
– Я надеялся и молился, что у тебя хватит благоразумия вести себя в плену достойно, но, видимо, дьявол знает, где вера тонка, и рвет именно там, – громко сказал он и бросил красноречивый взгляд на мой живот. Услышали все. Десятки глаз остановились на мне и на моем животе.
– Джо! – окрикнула его Рейчел. – Мы на святой земле, не стоит…