– Леон у нас примадонна. Я держу его в качестве декорации.
Достав длинную тонкую черную сигарету, она закурила и, выпустив облачко дыма, проследила, как оно поднялось к потолку. Когда облачко полностью рассеялось, она заговорила:
– Ответы на первые ваши три вопроса следующие: во-первых, это курьеры, а не проститутки. Во-вторых, то, чем они занимаются в свободное время, это их личное дело. В-третьих, да, он мой отец, и мы где-то раз в месяц разговариваем по телефону.
– Я не из полиции нравов, – сказал Майло, – и мне глубоко наплевать на то, если ваши курьерши в конечном счете трахаются с сексуально озабоченными стариками, нюхающими кокаин и постоянно теребящими свои яйца.
– Какая великодушная терпимость с вашей стороны, – холодно произнесла женщина.
– Я этим славлюсь. Живи сам и дай жить другим.
– В таком случае что вам нужно?
Он протянул свою визитную карточку.
– Убойный отдел? – Ее брови слегка взметнулись вверх, однако в целом лицо осталось бесстрастным. – И кого пристукнули?
– Возможно, никого, возможно, сразу нескольких человек. Пока что это подозрительное исчезновение. Семья, живущая на юге, у самой границы. Дочь работала на вас. Нона Своуп.
Женщина сделала глубокую затяжку, и кончик сигареты стал ярко-красным.
– А, Нона. Рыжая красавица. Она подозреваемая или жертва?
– Расскажите, что вам о ней известно, – сказал Майло, доставая записную книжку.
Достав из ящика стола ключ, женщина встала, разгладила юбку и подошла к шкафам. Она оказалась на удивление невысокой – пять футов и один-два дюйма.
– Наверное, мне следовало сыграть круто, правильно? – Вставив ключ в замок, она повернула его. Выдвинулся ящик. – Отказаться выдать вам информацию, завизжать, что мне нужен адвокат.
– Этот сценарий оставьте Леону.
Эта фраза ее развеселила.
– Леон – верный сторожевой пес. Нет, – сказала она, доставая папку. – Мне нет никакого дела до того, что вы будете читать про Нону. Мне нечего скрывать. Она для меня ничто.
Вернувшись за стол, женщина протянула папку Майло. Тот ее раскрыл, и я заглянул ему через плечо. Первой страницей была анкета о приеме на работу, заполненная спотыкающимся почерком.
Полное имя девушки было Аннона Блоссом Своуп. Она указала дату рождения, по которой следовало, что ей только-только исполнилось двадцать лет, и физические данные, соответствующие моим воспоминаниям о ней. В качестве места жительства она назвала адрес на бульваре Сансет – по этому адресу находилась Западная педиатрическая клиника, – не сопроводив его номером телефона.
Глянцевые фотографии восемь на десять дюймов были сделаны в кабинете – я узнал кожаную мебель – и представляли Нону в разнообразных позах, исключительно сексуальных. Черно-белые снимки не могли воздать ей должное, поскольку не передавали ее неповторимую окраску. Тем не менее Нона обладала тем, что профессионалы называют «породой», и по фотографиям это чувствовалось.
Мы с Майло перебрали снимки: Нона в крохотном бикини, не скрывающем промежность, в бразильском стиле; Нона без лифчика в прозрачной майке и джинсах, сквозь тонкую ткань проступают соски; Нона-кошка в кружевной комбинации с завораживающим взглядом черных глаз.
Майло тихо присвистнул. Я ощутил, как у меня что-то непроизвольно шевельнулось ниже пояса.
– Хороша девчонка, а? – спросила Джен Рэмбо. – Через эти двери проходит много плоти, джентльмены. Нона выделялась из остальных. Я повадилась называть ее Маргариткой, потому что в ней было что-то наивное. Скудный жизненный опыт. Несмотря на это маленькая девочка знала, что к чему, вы меня понимаете?
– Когда были сделаны эти снимки? – спросил Майло.
– В первый же день, когда Нона сюда пришла, то есть неделю назад. Бросив на нее всего один взгляд, я сразу же позвала фотографа. Мы ее отсняли и в тот же день напечатали снимки. Увидев в ней хорошее вложение капитала, я отправила ее в курьерскую службу.
– Заниматься чем конкретно? – уточнил Майло.
– Конкретно – быть курьером. У нас есть несколько основных сюжетов – врач и медсестра, профессор и студентка, Адам и Ева, повелитель и рабыня или наоборот. Старые как мир клише, но средний американский мужчина не может вырваться за рамки клише, даже когда приходит пора буйных фантазий. Клиент выбирает сюжет, мы отправляем нашу парочку, и они доставляют все в виде сообщения – понимаете, что-нибудь вроде «С днем рождения, Джо Смит, это подарок от ребят, с которыми вы по вторникам вечером играете в покер», и представление начинается. Все строго по закону – веселые шутки, но ничего такого, что нарушает уголовный кодекс.
– И во что это обходится ребятам, с которыми именинник играет в покер?
– Две сотни. Шестьдесят получают курьеры, поровну. Плюс чаевые.
Я быстро произвел в уме нехитрые арифметические подсчеты. Работая неполный день, Нона запросто могла зарабатывать сто долларов, а то и больше. Большие деньги для девушки из провинции, едва достигшей совершеннолетия.
– А что, если клиент готов заплатить больше, чтобы больше увидеть? – спросил я.
Джен Рэмбо пристально посмотрела на меня:
– А я уже гадала, не лишились ли вы дара речи. Как я уже говорила, в свое личное время курьеры вольны заниматься тем, чем пожелают. Как только представление заканчивается, они свободны. Вам нравится джаз?
– Хороший джаз, – уточнил я.
– И мне тоже. Майлз Дэвис, Джон Колтрейн, Чарли Паркер. Знаете, что делает всех их великими? Они умеют импровизировать. И уж не мне отбивать у своих ребят желание импровизации.
Вытряхнув из пачки новую сигарету, она прикурила от той, которая дымилась у нее во рту.
– Это все, чем занималась Нона, так? – спросил Майло. – Участвовала в представлениях.
– Она могла пойти дальше – у меня были большие планы относительно нее. Кино, глянцевые журналы. – Мясистое лицо скривилось в улыбке. – И Нона была послушной – раздевалась не моргнув глазом. Похоже, в глуши они вырастают дикими. – Джен Рэмбо покатала сигарету короткими толстыми пальцами. – Да, у меня были большие планы, но Нона смылась. Отработала неделю и… – Она щелкнула пальцами. – Пшик!
– Она не намекнула, куда отправилась?
– Ни словом. А я не спрашивала. Это не приемная семья. Это бизнес. Я не строю из себя мамашу и не стремлюсь к тому, чтобы ко мне так относились. Плоть приходит и уходит – в нашем городе полно идеальных тел, полагающих, что их задница сделает их богатыми. Одни учатся быстрее других. Большой объем, большая текучка. И все же, – призналась она, – в этой рыжей было что-то.
– Больше о ней никто ничего не знает?
– Мне в голову ничего не приходит. Нона особо не рассказывала о себе.
– А что насчет парней, с которыми она работала?
– С парнем. С одним. Она проработала у меня всего одну неделю. Имени его я так навскидку не вспомню, и у меня нет желания рыться в архивах. Ребята, вам и так задарма достался большой кусок. – Она указала на папку. – Можете оставить это себе, договорились?
– Напрягите свою память, – настаивал Майло. – Это же не так сложно – сколько у вас на конюшне жеребцов?
– Вы удивитесь, – сказала Джен Рэмбо, поглаживая мраморную столешницу. – Встреча закончена.
– Послушайте, – не сдавался Майло, – вы оказали минимальное содействие, и это еще не делает вас добропорядочной гражданкой. На улице жарко, а у вас здесь замечательный кондиционер, отсюда открывается фантастический вид. Зачем потеть в участке, дожидаясь неизвестно сколько своего адвоката? – Он развел руками и по-мальчишески улыбнулся. – Не желаете попробовать еще раз?
Мутные глаза прищурились, лицо стало неприятным, свиноподобным. Джен Рэмбо нажала кнопку, и тотчас же появился Леон.
– С кем в паре работала та рыжая, Своуп?
– С Дугом, – без колебаний ответил тот.
– Фамилия! – отрезала она.
– Кармайкл. Дуглас Кармайкл.
Повернувшись к нам:
– Довольны?
– Досье. – Майло протянул руку.
– Найди, – приказала она, и ямаец достал из шкафа папку. – Пусть они взглянут.
Майло забрал у ямайца папку, и мы направились к двери.
– Эй, подождите! – хрипло окликнула нас Джен Рэмбо. – Он активно работает! Вы не можете забрать его досье!
– Я сниму ксерокопию и вышлю вам оригинал по почте.
Она начала было возражать, но осеклась на полуслове. Когда мы уходили, я слышал, как она орет на Леона.
Глава 8
Если верить досье, Дуглас Кармайкл проживал в богатой части Венеции[21], рядом с причалом. Майло попросил меня позвонить ему домой из телефона-автомата, пока сам справлялся по рации, есть ли что-нибудь новое о Своупах.
В квартире Кармайкла ответил автоответчик. На заднем плане играла классическая гитара, а сочный баритон произнес: «Привет, это Дуг», – после чего постарался убедить меня в том, что мое сообщение крайне важно для его эмоционального благополучия. Дождавшись сигнала, я сказал, что крайне важно позвонить детективу Стёрджису в управление полиции Западного Лос-Анджелеса, и продиктовал номер телефона.
Вернувшись в машину, я застал Майло с закрытыми глазами, откинувшим голову на подголовник.
– Есть что-нибудь?
– Я попал на автоответчик.
– Я так и думал. И на этом конце также полный ноль. Своупы не были замечены нигде отсюда до Сан-Исидро. – Зевнув, Майло буркнул что-то себе под нос и завел «Матадор». – Едем, – сказал он, выруливая в бурлящий бульон потока машин, направляющийся на запад. – Я не ел с шести утра. Ранний ужин или поздний обед – выбирай.
Мы находились в паре миль от океана, однако мягкий восточный ветерок доносил запах морской соли.
– Как насчет рыбы?
– Не возражаю.
Майло подъехал к крохотному заведению на Оушен у горловины причала, напоминающему столовую тридцатых. Нередко по вечерам, когда наступает пора ужинать, здесь бывает трудно найти место на стоянке, заставленной «Роллс-Ройсами», «Мерседесами» и «Ягуарами». Столик забронировать заранее нельзя, кредитки не принимаются, но те, кто понимает толк в морской кухне, готовы ждать и не имеют ничего против того, чтобы расплачиваться настоящими деньгами. В обеденный час здесь гораздо свободнее, и нас сразу же усадили за столик в углу.
Достав длинную тонкую черную сигарету, она закурила и, выпустив облачко дыма, проследила, как оно поднялось к потолку. Когда облачко полностью рассеялось, она заговорила:
– Ответы на первые ваши три вопроса следующие: во-первых, это курьеры, а не проститутки. Во-вторых, то, чем они занимаются в свободное время, это их личное дело. В-третьих, да, он мой отец, и мы где-то раз в месяц разговариваем по телефону.
– Я не из полиции нравов, – сказал Майло, – и мне глубоко наплевать на то, если ваши курьерши в конечном счете трахаются с сексуально озабоченными стариками, нюхающими кокаин и постоянно теребящими свои яйца.
– Какая великодушная терпимость с вашей стороны, – холодно произнесла женщина.
– Я этим славлюсь. Живи сам и дай жить другим.
– В таком случае что вам нужно?
Он протянул свою визитную карточку.
– Убойный отдел? – Ее брови слегка взметнулись вверх, однако в целом лицо осталось бесстрастным. – И кого пристукнули?
– Возможно, никого, возможно, сразу нескольких человек. Пока что это подозрительное исчезновение. Семья, живущая на юге, у самой границы. Дочь работала на вас. Нона Своуп.
Женщина сделала глубокую затяжку, и кончик сигареты стал ярко-красным.
– А, Нона. Рыжая красавица. Она подозреваемая или жертва?
– Расскажите, что вам о ней известно, – сказал Майло, доставая записную книжку.
Достав из ящика стола ключ, женщина встала, разгладила юбку и подошла к шкафам. Она оказалась на удивление невысокой – пять футов и один-два дюйма.
– Наверное, мне следовало сыграть круто, правильно? – Вставив ключ в замок, она повернула его. Выдвинулся ящик. – Отказаться выдать вам информацию, завизжать, что мне нужен адвокат.
– Этот сценарий оставьте Леону.
Эта фраза ее развеселила.
– Леон – верный сторожевой пес. Нет, – сказала она, доставая папку. – Мне нет никакого дела до того, что вы будете читать про Нону. Мне нечего скрывать. Она для меня ничто.
Вернувшись за стол, женщина протянула папку Майло. Тот ее раскрыл, и я заглянул ему через плечо. Первой страницей была анкета о приеме на работу, заполненная спотыкающимся почерком.
Полное имя девушки было Аннона Блоссом Своуп. Она указала дату рождения, по которой следовало, что ей только-только исполнилось двадцать лет, и физические данные, соответствующие моим воспоминаниям о ней. В качестве места жительства она назвала адрес на бульваре Сансет – по этому адресу находилась Западная педиатрическая клиника, – не сопроводив его номером телефона.
Глянцевые фотографии восемь на десять дюймов были сделаны в кабинете – я узнал кожаную мебель – и представляли Нону в разнообразных позах, исключительно сексуальных. Черно-белые снимки не могли воздать ей должное, поскольку не передавали ее неповторимую окраску. Тем не менее Нона обладала тем, что профессионалы называют «породой», и по фотографиям это чувствовалось.
Мы с Майло перебрали снимки: Нона в крохотном бикини, не скрывающем промежность, в бразильском стиле; Нона без лифчика в прозрачной майке и джинсах, сквозь тонкую ткань проступают соски; Нона-кошка в кружевной комбинации с завораживающим взглядом черных глаз.
Майло тихо присвистнул. Я ощутил, как у меня что-то непроизвольно шевельнулось ниже пояса.
– Хороша девчонка, а? – спросила Джен Рэмбо. – Через эти двери проходит много плоти, джентльмены. Нона выделялась из остальных. Я повадилась называть ее Маргариткой, потому что в ней было что-то наивное. Скудный жизненный опыт. Несмотря на это маленькая девочка знала, что к чему, вы меня понимаете?
– Когда были сделаны эти снимки? – спросил Майло.
– В первый же день, когда Нона сюда пришла, то есть неделю назад. Бросив на нее всего один взгляд, я сразу же позвала фотографа. Мы ее отсняли и в тот же день напечатали снимки. Увидев в ней хорошее вложение капитала, я отправила ее в курьерскую службу.
– Заниматься чем конкретно? – уточнил Майло.
– Конкретно – быть курьером. У нас есть несколько основных сюжетов – врач и медсестра, профессор и студентка, Адам и Ева, повелитель и рабыня или наоборот. Старые как мир клише, но средний американский мужчина не может вырваться за рамки клише, даже когда приходит пора буйных фантазий. Клиент выбирает сюжет, мы отправляем нашу парочку, и они доставляют все в виде сообщения – понимаете, что-нибудь вроде «С днем рождения, Джо Смит, это подарок от ребят, с которыми вы по вторникам вечером играете в покер», и представление начинается. Все строго по закону – веселые шутки, но ничего такого, что нарушает уголовный кодекс.
– И во что это обходится ребятам, с которыми именинник играет в покер?
– Две сотни. Шестьдесят получают курьеры, поровну. Плюс чаевые.
Я быстро произвел в уме нехитрые арифметические подсчеты. Работая неполный день, Нона запросто могла зарабатывать сто долларов, а то и больше. Большие деньги для девушки из провинции, едва достигшей совершеннолетия.
– А что, если клиент готов заплатить больше, чтобы больше увидеть? – спросил я.
Джен Рэмбо пристально посмотрела на меня:
– А я уже гадала, не лишились ли вы дара речи. Как я уже говорила, в свое личное время курьеры вольны заниматься тем, чем пожелают. Как только представление заканчивается, они свободны. Вам нравится джаз?
– Хороший джаз, – уточнил я.
– И мне тоже. Майлз Дэвис, Джон Колтрейн, Чарли Паркер. Знаете, что делает всех их великими? Они умеют импровизировать. И уж не мне отбивать у своих ребят желание импровизации.
Вытряхнув из пачки новую сигарету, она прикурила от той, которая дымилась у нее во рту.
– Это все, чем занималась Нона, так? – спросил Майло. – Участвовала в представлениях.
– Она могла пойти дальше – у меня были большие планы относительно нее. Кино, глянцевые журналы. – Мясистое лицо скривилось в улыбке. – И Нона была послушной – раздевалась не моргнув глазом. Похоже, в глуши они вырастают дикими. – Джен Рэмбо покатала сигарету короткими толстыми пальцами. – Да, у меня были большие планы, но Нона смылась. Отработала неделю и… – Она щелкнула пальцами. – Пшик!
– Она не намекнула, куда отправилась?
– Ни словом. А я не спрашивала. Это не приемная семья. Это бизнес. Я не строю из себя мамашу и не стремлюсь к тому, чтобы ко мне так относились. Плоть приходит и уходит – в нашем городе полно идеальных тел, полагающих, что их задница сделает их богатыми. Одни учатся быстрее других. Большой объем, большая текучка. И все же, – призналась она, – в этой рыжей было что-то.
– Больше о ней никто ничего не знает?
– Мне в голову ничего не приходит. Нона особо не рассказывала о себе.
– А что насчет парней, с которыми она работала?
– С парнем. С одним. Она проработала у меня всего одну неделю. Имени его я так навскидку не вспомню, и у меня нет желания рыться в архивах. Ребята, вам и так задарма достался большой кусок. – Она указала на папку. – Можете оставить это себе, договорились?
– Напрягите свою память, – настаивал Майло. – Это же не так сложно – сколько у вас на конюшне жеребцов?
– Вы удивитесь, – сказала Джен Рэмбо, поглаживая мраморную столешницу. – Встреча закончена.
– Послушайте, – не сдавался Майло, – вы оказали минимальное содействие, и это еще не делает вас добропорядочной гражданкой. На улице жарко, а у вас здесь замечательный кондиционер, отсюда открывается фантастический вид. Зачем потеть в участке, дожидаясь неизвестно сколько своего адвоката? – Он развел руками и по-мальчишески улыбнулся. – Не желаете попробовать еще раз?
Мутные глаза прищурились, лицо стало неприятным, свиноподобным. Джен Рэмбо нажала кнопку, и тотчас же появился Леон.
– С кем в паре работала та рыжая, Своуп?
– С Дугом, – без колебаний ответил тот.
– Фамилия! – отрезала она.
– Кармайкл. Дуглас Кармайкл.
Повернувшись к нам:
– Довольны?
– Досье. – Майло протянул руку.
– Найди, – приказала она, и ямаец достал из шкафа папку. – Пусть они взглянут.
Майло забрал у ямайца папку, и мы направились к двери.
– Эй, подождите! – хрипло окликнула нас Джен Рэмбо. – Он активно работает! Вы не можете забрать его досье!
– Я сниму ксерокопию и вышлю вам оригинал по почте.
Она начала было возражать, но осеклась на полуслове. Когда мы уходили, я слышал, как она орет на Леона.
Глава 8
Если верить досье, Дуглас Кармайкл проживал в богатой части Венеции[21], рядом с причалом. Майло попросил меня позвонить ему домой из телефона-автомата, пока сам справлялся по рации, есть ли что-нибудь новое о Своупах.
В квартире Кармайкла ответил автоответчик. На заднем плане играла классическая гитара, а сочный баритон произнес: «Привет, это Дуг», – после чего постарался убедить меня в том, что мое сообщение крайне важно для его эмоционального благополучия. Дождавшись сигнала, я сказал, что крайне важно позвонить детективу Стёрджису в управление полиции Западного Лос-Анджелеса, и продиктовал номер телефона.
Вернувшись в машину, я застал Майло с закрытыми глазами, откинувшим голову на подголовник.
– Есть что-нибудь?
– Я попал на автоответчик.
– Я так и думал. И на этом конце также полный ноль. Своупы не были замечены нигде отсюда до Сан-Исидро. – Зевнув, Майло буркнул что-то себе под нос и завел «Матадор». – Едем, – сказал он, выруливая в бурлящий бульон потока машин, направляющийся на запад. – Я не ел с шести утра. Ранний ужин или поздний обед – выбирай.
Мы находились в паре миль от океана, однако мягкий восточный ветерок доносил запах морской соли.
– Как насчет рыбы?
– Не возражаю.
Майло подъехал к крохотному заведению на Оушен у горловины причала, напоминающему столовую тридцатых. Нередко по вечерам, когда наступает пора ужинать, здесь бывает трудно найти место на стоянке, заставленной «Роллс-Ройсами», «Мерседесами» и «Ягуарами». Столик забронировать заранее нельзя, кредитки не принимаются, но те, кто понимает толк в морской кухне, готовы ждать и не имеют ничего против того, чтобы расплачиваться настоящими деньгами. В обеденный час здесь гораздо свободнее, и нас сразу же усадили за столик в углу.