– Образец, – ответила Чолок одной из простых, заранее заготовленных фраз, не требующих тщательно разработанной передачи. Но следующая реплика заняла почти пять минут, отягощенных сумбурными воспоминаниями о проведенных на Фобосе годах: – Маленький осколок гипералмаза.

Варгович кивнул. Он знал, что такое гипералмаз: трубчатый фуллерен сложной геометрической формы, по своей структуре похожий на целлюлозу или объемный хитин, но в тысячи раз крепче. Его прочность обеспечивал какой-то пьезоэлектрический фокус, которым Гильгамеш не владел.

– Интересно, – сказал Варгович. – Но, к сожалению, недостаточно интересно.

Она заказала еще чашку мокко, осушила ее залпом и продолжила:

– Включите воображение. Только Демархия знает, как его синтезировать.

– К тому же его нельзя применить как оружие.

– Это зависит от обстоятельств. Есть применение, о котором вы обязаны знать.

– Какое?

– Он удерживает этот город на плаву – и я говорю не об экономическом благосостоянии. Вы слышали о Бакминстере Фуллере? Он жил приблизительно четыреста лет назад и верил, что полную демократию можно установить технологическим путем.

– Глупец.

– Может быть. Но, кроме того, Фуллер изобрел геодезическую сферу, определяющую структуру бакибола – замкнутого аллотропа трубчатого фуллерена. Город в двойном долгу перед ним.

– Давайте обойдемся без лекций. Так при чем здесь гипералмаз?

– Плавучие пузыри, – объяснила она, – вокруг всего города. Диаметром в сто метров каждый, с вакуумом внутри. Одна молекула стометрового диаметра, поскольку каждая такая сфера состоит из одной бесконечной нити трубчатого фуллерена. Вдумайтесь, Мариус: молекула, способная вместить целый корабль.

Пока Варгович переваривал информацию, часть его сознания продолжала читать описание жерловиков. По своей биохимии они похожи на рифтий – лишенных кишечника червей, обитающих вблизи земных гидротермальных источников. Жерловики впитывали сероводород через свои воронки и с помощью модифицированной формы гемоглобина пропускали его сквозь насыщенный бактериями орган в нижней части мешка. Бактерии расщепляли и окисляли сероводород, образуя молекулы, сходные с глюкозой. Этот аналог глюкозы служил пищей жерловикам, поддерживая их жизнь и позволяя медленно перемещаться к другому краю жерла или даже переплывать к соседнему, пока взрослая особь окончательно не укоренится в грунт. Варгович прочитал все это, потом кое-что вспомнил и перечитал снова. Он вспомнил загадочное сообщение, перехваченное несколькими месяцами раньше и переданное ему после дешифровки, – что-то о планах Демархии приспособить биохимию жерловиков для более крупных животных. Какое-то мгновение он боролся с искушением спросить Чолок об этом напрямик, но решил придержать вопрос до подходящего времени.

– Хотите поделиться со мной еще какой-нибудь пропагандой?

– Вокруг города двести таких сфер. Они раздуваются и сдуваются, словно воздушные пузыри, поддерживая равновесие. Я не знаю точно, как там все происходит, кроме того, что это как-то связано с изменением пьезоэлектрических потоков в трубках.

– Я все еще не понимаю, как это может пригодиться Гильгамешу.

– Подумайте хорошенько. Если вы доставите этот образец на Ганимед, там найдут способ его разрушения. Нужен только молекулярный реагент, способный расширить промежутки между фуллереновыми нитями, чтобы молекулы воды проникли внутрь, или что-нибудь еще, способное задержать пьезоэлектрический импульс.

Варгович рассеянно наблюдал, как напоминающий кальмара хищник отхватил у жерловика часть мешка. Кровь кальмаров была насыщена двумя формами гемоглобина: одна содержала кислород, а другая была приспособлена под сероводород. Кальмары поддерживали кровообращение с помощью гликопротеинов и меняли метаболизм, переходя из богатой кислородом воды в богатую сероводородом.

Варгович переключил внимание на Чолок:

– Не могу поверить, что проделал весь этот путь ради… чего? Кусочка углерода? – Он покачал головой, возвращаясь к главной теме разговора. – Как вы это раздобыли?

– Несчастный случай с одним из жабраков.

– Продолжайте.

– Рядом с пузырем произошел взрыв. Мне поручили оперировать этого жабрака. Пришлось удалить множество осколков, так что не составило особого труда сохранить два-три для себя.

– Предусмотрительно с вашей стороны.

– Куда трудней было убедить Гильгамеш прислать вас сюда. Особенно после Манципла…

– Он не стоил того, чтобы терять из-за него сон, – сказал Варгович. – Просто жирный болван, не умевший быстро плавать.



Операция состоялась на следующий день. Варгович очнулся с такой сухостью во рту, словно там вовсю жарила печка.

Он чувствовал себя… странно. Его предупреждали об этом. Он даже опрашивал тех, кого подвергали подобной процедуре в экспериментальных лабораториях Гильгамеша. Они рассказали про это ощущение хрупкости, как будто твоя голова плохо прикреплена к туловищу. Периодические приливы холода к области шеи только усиливали эффект.

– Вам можно говорить, – сказала Чолок, склонившись над ним в белой хирургической одежде. – Но из-за модификаций в сердечно-сосудистой системе и большого количества доработок в области гортани голос будет звучать немного непривычно. Некоторые жабраки чувствуют себя уверенно только в разговоре с себе подобными.

Варгович поднес к глазам руку, чтобы рассмотреть прозрачные перепонки между пальцами. На бледной коже ладони виднелось темное пятно: Чолок внедрила туда образец. В другой руке был спрятан такой же.

– Все получилось, да? – Голос его звучал пискляво. – Теперь я могу дышать водой?

– И воздухом тоже, – прибавила Чолок. – Хотя то, что покажется вам сейчас тяжелыми упражнениями, в воде будет выглядеть совершенно естественно.

– Я могу двигаться?

– Да, конечно. Попробуйте встать. Вы крепче, чем вам кажется.

Он последовал совету, воспользовавшись моментом, чтобы осмотреть обстановку. Его макушку сжимал нейронный монитор. Варгович стоял голый в ярко освещенном реанимационном кабинете, стеклянная стена открывала вид на океан снаружи. Именно отсюда Чолок в первый раз связывалась с Гильгамешем.

– Здесь безопасно?


– Безопасно? – переспросила она, словно это слово было непристойным. – Да, наверное.

– Тогда расскажите об адаптах.

– О ком?

– Это кодовое название, которым пользуется Демархия. Недавно криптоаналитики перехватили сообщение – что-то насчет экспериментов по радикальной трансформации. Я вспомнил о нем там, возле аквариума. – Варгович коснулся пальцами жабр на шее. – Что-то, позволяющее сделать такую операцию похожей на обычную косметическую. Мы слышали, Демархия приспособила основанный на сере метаболизм жерловиков для нужд человека.

Чолок присвистнула:

– Вот это был бы хитрый фокус!

– Но не бесполезный… особенно если нужна рабочая сила, способная переносить бескислородную среду в районе гидротермальных источников, где у Демархии есть определенные минералогические интересы.

– Может быть. – Чолок помолчала немного. – Необходимые для этого изменения выходят за пределы хирургии. Это лучше описывать на уровне личностного развития. Но даже тогда… Возможно, тому, кто получится в итоге, не обязательно будет оставаться человеком. – Она как будто вздрогнула, хотя холодно было скорее Варговичу, все еще стоявшему голым возле реанимационного стола. – Если что-то и происходило, – закончила Чолок, – то я об этом не слышала. Больше мне нечего сказать.

– Я просто решил, что должен спросить.

– Хорошо. – Она взмахнула белым сканером. – Могу я теперь провести еще несколько тестов? Нам нужно продолжать процедуры.

Чолок была права. Варговичу сделали настоящую операцию, а это всегда чревато осложнениями, которые необходимо вовремя выявлять и отслеживать, и поэтому любые отклонения от обычного восстановительного процесса были нежелательны.



Приблизительно час спустя Варгович наконец-то осознал всю странность своей трансформации. До этого он относился к происходящему с беспечным равнодушием, и только увидев себя в большом ростовом зеркале в углу кабинета, осознал, что пути назад нет.

И даже если он есть, то легким не будет. Врачи Гильгамеша обещали ему, что справятся с работой, но он не очень-то верил. Демархия опережала Ганимед в развитии биологии, и тем не менее сама Чолок назвала обратный процесс хитрым фокусом. Но как бы там ни было, он добровольно пошел на эту миссию – оплата выглядела весьма заманчивой, а перспектива попасть на серные разработки привлекала намного меньше.

Большую часть дня Чолок провела с Варговичем, отвлекаясь лишь на переговоры с другими пациентами или совещания со своей командой. В основном они занимались дыхательными упражнениями: длительное пребывание под водой гасило реакцию мозга на утопление. Это было неприятно, но в ходе обучения Варговичу приходилось делать и кое-что похуже. Теперь его учили плавать с полным погружением, используя легкие для регулирования плавучести и сохраняя открытыми те органы, которые Чолок называла жаберными крышками. Так он обеспечивал здоровое развитие колонии комменсальных бактерий, оседавших в щелях и пробиравшихся сквозь тонкие вторичные клапаны его жаберных складок. Из брошюры Варгович уяснил, что Чолок хирургически преобразовала его анатомию, объединив биохимические процессы баррамунды и клариевого сома, то есть сделав его чем-то промежуточным между человеком и воздуходышащей рыбой. Рыба вдыхает воду ртом и возвращает в море через жабры; новый орган на шее Варговича выполнял функцию рыбьего рта. Серповидные прорези настоящих жабр располагались в грудной полости под ребрами.

– При ваших габаритах, – объяснила Чолок, – эти жабры никогда не дадут вам такого эффективного дыхания, какое могло бы быть, если бы вы отважились на более радикальные изменения.

– Как у адаптов?

– Я же сказала, что ничего об этом не знаю.

– Не беда.

Он поработал жаберными клапанами, с легким отвращением наблюдая за тем, как они сжимаются при вздохе.

– Мы закончили?

– Остался последний анализ крови, чтобы убедиться, что все работает как нужно. А потом вы можете поплавать вместе с рыбами.

Когда Чолок наклонилась над одним из своих приборов, окруженным неестественно ярким энтоптическим изображением его глотки, Варгович спросил:

– У вас найдется оружие?

Рассеянно кивнув, Чолок выдвинула ящик стола и достала ручной медицинский лазер.

– Не бог весть что. Я повредила ограничитель мощности, но если прицелиться в глаз, то можно нанести значительный ущерб.

Варгович взвесил лазер в руке, изучил кнопки управления на фигурной рукоятке. Затем схватил Чолок за шею, развернул к себе, осветив ее лицо фиолетово-синим лучом. Раздались два хлопка, и ее глазные яблоки превратились в пар.

– Ну как, понравилось?

Остальное доделали обычные скальпели.

Он смыл с себя кровь, оделся, вышел из медицинского центра и добрался до того места, где Кадм-Астерий сужался в одну точку. Хотя жабраки свободно бродили по городу – многие из них были добровольцами и пользовались всеми правами гражданина Демархии, – Варгович не хотел долго маячить на виду. Через несколько минут он оказался в безопасном лабиринте служебных коллагеновых тоннелей, посещаемых только техниками, сервиторами и жабраками. Покойная Чолок была права: дышать стало сложней, воздух казался слишком разреженным.

– Предупреждение службы безопасности Демархии, – донесся из-за стены монотонный машинный голос. – В медицинском центре произошло убийство. Подозреваемый в убийстве рабочий-жабрак может быть вооружен. Будьте осторожны, не подходите близко.

Чолок уже нашли. Рискованно было убивать ее. Но Гильгамеш предпочитал сжигать мосты, чтобы исключить предательство со стороны спящих агентов, переставших быть полезными. «В будущем лучше использовать яд, – подумал Варгович, – а не убивать грубо». И сделал мысленную пометку, чтобы упомянуть об этом в отчете.

Он вошел в последний тоннель перед воздушным шлюзом, который и был его целью. В дальнем конце перед смотровым люком сидел на ящике с инструментами техник и прислушивался через стетоскоп к происходящему за стеной. На мгновение Варгович задумался, но решил пройти мимо, надеясь на то, что техник целиком поглощен работой. Босые перепончатые ноги шумели куда меньше, чем ботинки, которые Варгович только что снял.

Вдруг техник кивнул своим мыслям, отложил стетоскоп и захлопнул люк. Потом поднял ящик и встретился взглядом с Варговичем.

– Тебе нельзя здесь находиться, – сказал он и продолжил сочувственно: – Может, тебе нужна помощь? Ты ведь недавно перенес операцию? Я всегда узнаю новеньких по небольшому покраснению вокруг жабр.

Варгович натянул воротник повыше, но тут же пожалел об этом. Дышать стало трудней.

– Стой, где стоишь. Опусти ящик и замри.