– По крайней мере, это самые вероятные претенденты. Они также любят ткани млекопитающих. Попадая в нервную систему человека, вызывают потерю памяти, ориентации в пространстве и множество других физических эффектов. Их можно было запустить в систему вентиляции базы, распылив в виде токсичного аэрозоля. Думаю, кто-то имеющий доступ к лабораторному оборудованию мог превратить их из просто неприятных в смертельно опасные.
– Мы должны были обнаружить их, Галиана. Разве мы не проверяли воздуховоды?
– Да, проверяли, но не искали земные организмы. Фактически не обращали на них внимания, фильтруя только основные биохимические элементы местного происхождения. Мы не думали тогда ни о каком преступлении.
– Непростительная глупость, – заметил Клавэйн.
Он выбрался наружу, уже сожалея о том, что покидал базу в такой спешке и теперь вынужден действовать в скафандре старой конструкции, не имея никаких средств обороны. В поисках оружия, дающего хотя бы моральную поддержку, он осмотрел уложенное на крыше вездехода оборудование и нашел ледоруб. Не бог весть что, но Клавэйн сразу почувствовал себя уверенней.
– Он тебе не понадобится, – сказала Галиана.
– А если Иверсон будет вести себя агрессивно?
– Все равно не понадобится.
Клавэйн все равно прихватил ледоруб с собой, – в конце концов, здесь он уместен, – и они направились к тому месту, где ледяной покров загибался, уходя вглубь впадины. Клавэйн внимательно изучил расположенную на запястье матричную клавиатуру управления скафандром с загадочными, вышедшими из употребления значками. Нажал наугад и с удовлетворением почувствовал, как выступившие из подошвы шипы вцепились в лед.
– Иверсон! – крикнул он. – Фелка!
Но прошедший сквозь шлем крик был слаб, и непрерывно хлещущий ветер уносил его прочь от впадины. Ничего не оставалось, как начать трудный спуск в синеющую глубину. Клавэйн шел первым, сердце колотилось в груди, старый скафандр сделался неудобным и ужасно тяжелым. Раз-другой Клавэйн чуть не потерял равновесие, и пот заливал ему глаза, когда он наконец достиг дна впадины и остановился, чтобы отдышаться.
Он огляделся. Отпечатки ног уходили горизонтально на десять-пятнадцать метров вперед, петляя между хрупкими, похожими на занавески пластами матового льда. Клавэйн с холодной отстраненностью подумал, что это место обладает каким-то зловещим очарованием, – он легко мог представить, как воздух, пролетая сквозь ледяные завесы, создает причудливую музыку, но необходимость найти Фелку подавляла эти фантазии. Он сосредоточил внимание на низком иссиня-черном отверстии тоннеля во льду, в котором исчезали человеческие следы.
– Если этот негодяй затащил ее туда…
Клавэйн крепче сжал ледоруб, включил фонарь на шлеме и шагнул в тоннель. Галиана шла следом. Идти было нелегко, тоннель изгибался, поднимался и опускался на многие десятки метров, и Клавэйн никак не мог решить, имел ли он естественное происхождение – может быть, проплавленный теплой водой подледниковой реки, – или его прорыли вручную много лет назад. Стены были покрыты ходами, разбегающимися во все стороны, словно многократно увеличенный рисунок сетчатки человеческого глаза. То тут, то там Клавэйн различал темные пятна движущихся червей, хотя прекрасно знал, что нужно не одну секунду неотрывно смотреть на них, чтобы заметить какое-то движение. Он тяжело дышал – ходить, согнувшись в три погибели, становилось все болезненней, и тут вдруг тоннель резко расширился. Клавэйн оказался в куда более обширном пространстве.
Они все еще находились под землей, хотя лед над головой светился голубым от проникающего сквозь него дневного света. Ледяная оболочка толщиной не больше двух метров нависала куполом над десятками кубических метров пустоты. Почти отвесные стены из тонкого льда, изрезанные причудливыми узорами, высились над плоским полом, который был покрыт спутанными человеческими следами.
– О, вы решили составить нам компанию, – произнес Иверсон, стоявший возле одной из стен.
У Клавэйна гора упала с плеч, когда он увидел Фелку рядом с каким-то прибором, чье назначение было ему неизвестно. Судя по виду, с Фелкой ничего страшного не произошло. Девочка повернулась к Клавэйну, и ему из-за странной игры света и тени на закрытом шлемом лице показалось, что она старше, чем на самом деле.
– Привет, Невил, – услышал он голос Фелки и двинулся к ней по льду, опасаясь, что вся эта красота обрушится на них в любую минуту.
– Зачем вы привезли ее сюда, Иверсон?
– Хотел кое-что показать. Такое, что обязательно ей понравится, даже больше, чем другие вещи. – Он обернулся к стоявшей рядом фигурке. – Правда ведь, Фелка?
– Да.
– И тебе нравится?
Ответ был очевиден, но он напоминал нормальную человеческую речь гораздо больше, чем все, что Клавэйну приходилось слышать от Фелки.
– Да, мне нравится.
Галиана шагнула вперед и протянула девочке руку.
– Фелка, я рада, что тебе здесь нравится. Я тоже в восторге. Но нам пора возвращаться.
Клавэйн ожидал возражений, какого-то противостояния, но, к его великому облегчению, Фелка как ни в чем не бывало подошла к Галиане.
– Я отведу ее в вездеход, – сказала Галиана. – Хочу убедиться, что у нее нет никаких трудностей с дыханием в этом старом скафандре.
Незамысловатая хитрость, но и этого было достаточно.
Потом Галиана заговорила с Клавэйном – очень коротко, почти бессвязно, но она вложила свои мысли прямо ему в голову.
И он понял, что должен сделать.
Как только они с Иверсоном остались одни, Клавэйн сказал:
– Это вы убили его.
– Сеттерхольма?
– Нет, вы не могли убить Сеттерхольма, потому что вы и есть Сеттерхольм.
Клавэйн поднял голову, и луч фонаря на его шлеме двигался вверх по нитевидному узору, пока тот не сделался совсем зыбким, с неразличимыми деталями, расплывшись в дымку под самым сводом. Так люди обычно любуются потрясающими фресками.
– Невил, сделайте одолжение, проверьте ваш скафандр. Похоже, вам не хватает кислорода.
– С моим скафандром все в порядке. – Клавэйн улыбнулся, восхищаясь тонкой иронией происходящего. – В сущности, именно скафандр и дал мне первую подсказку. Когда вы столкнули Иверсона в расщелину, его шлем отлетел в сторону. Такого не могло случиться, если только он с самого начала не был неправильно закреплен… А этого не могло случиться, если только кто-то не снял шлем уже после того, как вы оба покинули базу.
Сеттерхольм – а Клавэйн не сомневался, что этот человек и есть Сеттерхольм, – лишь саркастически фыркнул в ответ.
– Не ручаюсь за точность, – продолжал Клавэйн, – но вот как мне все это представляется. Вы решили поменяться местами с Иверсоном, потому что у Иверсона не было очевидного мотива для убийства остальных, а у Сеттерхольма определенно был.
– Полагаю, у вас нет предположений о том, каким мог быть этот мотив?
– Дайте время, и я соображу. Но сначала разберемся с одним отдельно взятым убийством. Подделать электронные записи не составляет большого труда. Вы могли даже заменить изображения Иверсона и его медицинские данные на свои собственные, но это только половина дела. Вам нужно было переодеть Иверсона в вашу одежду и ваш скафандр, чтобы мы решили, что найденное в расщелине тело – это ваш труп, Сеттерхольм. Я точно не знаю, как вы это проделали.
– Тогда, может быть…
Однако Клавэйн еще не закончил:
– Но предполагаю, что вы заразили его той же дрянью, которую распылили на главной базе, – pfiesteria, правильно? – а потом вышли вместе с ним наружу. Набросились, опрокинули на лед, стащили с него скафандр и переодели в свой. Вероятно, к тому времени он уже был без сознания. Но тут он начал приходить в себя, или же вы запаниковали по какой-то другой причине. Вы надели ему на голову шлем и столкнули в расщелину. Может, если бы все ограничилось слетевшим шлемом, я бы не зациклился на этом происшествии. Но он не умер сразу и успел процарапать на льду сообщение. Я думал, что он хотел назвать имя убийцы, но оказалось наоборот. Он пытался сказать, кто такой он сам. Не Сеттерхольм, а Иверсон.
– Чудесная гипотеза.
Сеттерхольм взглянул на дисплей в задней части стоявшего рядом с ним прибора. Установленный на треноге, тот напоминал огромный бинокль, направленный под небольшим углом к одной из стен пещеры.
– Иногда гипотеза – это все, что нужно. Кстати, недурная у вас игрушка. Что-то вроде георадара, да?
Сеттерхольм отмахнулся от вопроса:
– Если я – это он, то зачем мне это понадобилось? Просто потому, что я интересовался ледяными червями?
– Это совсем просто, – ответил Клавэйн, надеясь, что в голосе не прозвучит неуверенность. – Остальные не считали червей настолько важными. Только вы видели их такими, какими они были.
Он тщательно подыскивал слова, скрывая свое незнание истинных мотивов Сеттерхольма и пытаясь сыграть на его тщеславии.
– Было бы очень мудро с моей стороны.
– О да, нисколько не сомневаюсь. И вас, должно быть, приводило в отчаяние то, что вы это видите, а остальные нет. Конечно же, вы решили защитить червей, когда поняли, что им грозит опасность.
– Мне очень жаль, Невил, но вам придется подумать еще раз, и усердней, чем прежде. – Сеттерхольм замолчал и похлопал по матово-серебряному корпусу прибора, очевидно, не в силах притворяться, будто не знает, что это такое. – Да, это радар. Он позволяет исследовать внутренние слои на глубине десятков метров с разрешением около сантиметра.
– Что было бы вам весьма полезно, если бы вы изучали червей.
Сеттерхольм пожал плечами:
– Думаю, да. Климатолог, изучающий движение ледников, тоже мог бы добыть с его помощью много полезной информации.
Клавэйн подошел поближе к Сеттерхольму и радару. Теперь ему лучше было видно изображение на дисплее: медленно вращающийся клубок линий, преимущественно зеленых, с более плотными вкраплениями в центре, обозначенными красным цветом.
– Например, Иверсон? Тот, кого вы убили?
– Говорю же вам, что я и есть Иверсон.
Клавэйн снова двинулся к Сеттерхольму, сжимая ледоруб обеими руками, но когда оставалось всего два-три метра, свернул в сторону и подошел к стене. Сеттерхольм вздрогнул, однако не было похоже, чтобы он беспокоился из-за того, что Клавэйн собирается на него напасть.
– Честно говоря, – сказал Клавэйн, поднимая ледоруб, – я не вполне понимаю, что такого особенного в этих червях.
– Что вы задумали?
– А вот что!
Клавэйн со всей силы ударил ледорубом по стене. Этого хватило: слой льда откололся и, словно миниатюрная лавина, с шумом соскользнул вниз, разбившись под его ногами. Каждый из осколков размером с кулак был усеян прожилками червоточин.
– Прекратите! – потребовал Сеттерхольм.
– С чего бы? Какое вам дело, если вы не интересуетесь червями?
Клавэйн ударил снова, обрушив еще один кусок.
– Вы… – Сеттерхольм осекся. – Вы можете по неосторожности свалить все это на наши головы.
Клавэйн снова занес ледоруб, охнув от напряжения. На этот раз он вложил в замах весь свой вес, всю свою ярость, и от стены отлетел обломок размером с его грудную клетку.
– Я готов рискнуть, – заявил Клавэйн.
– Нет! Вы должны прекратить!
– Почему? Это же просто лед.
– Нет!
– Мы должны были обнаружить их, Галиана. Разве мы не проверяли воздуховоды?
– Да, проверяли, но не искали земные организмы. Фактически не обращали на них внимания, фильтруя только основные биохимические элементы местного происхождения. Мы не думали тогда ни о каком преступлении.
– Непростительная глупость, – заметил Клавэйн.
Он выбрался наружу, уже сожалея о том, что покидал базу в такой спешке и теперь вынужден действовать в скафандре старой конструкции, не имея никаких средств обороны. В поисках оружия, дающего хотя бы моральную поддержку, он осмотрел уложенное на крыше вездехода оборудование и нашел ледоруб. Не бог весть что, но Клавэйн сразу почувствовал себя уверенней.
– Он тебе не понадобится, – сказала Галиана.
– А если Иверсон будет вести себя агрессивно?
– Все равно не понадобится.
Клавэйн все равно прихватил ледоруб с собой, – в конце концов, здесь он уместен, – и они направились к тому месту, где ледяной покров загибался, уходя вглубь впадины. Клавэйн внимательно изучил расположенную на запястье матричную клавиатуру управления скафандром с загадочными, вышедшими из употребления значками. Нажал наугад и с удовлетворением почувствовал, как выступившие из подошвы шипы вцепились в лед.
– Иверсон! – крикнул он. – Фелка!
Но прошедший сквозь шлем крик был слаб, и непрерывно хлещущий ветер уносил его прочь от впадины. Ничего не оставалось, как начать трудный спуск в синеющую глубину. Клавэйн шел первым, сердце колотилось в груди, старый скафандр сделался неудобным и ужасно тяжелым. Раз-другой Клавэйн чуть не потерял равновесие, и пот заливал ему глаза, когда он наконец достиг дна впадины и остановился, чтобы отдышаться.
Он огляделся. Отпечатки ног уходили горизонтально на десять-пятнадцать метров вперед, петляя между хрупкими, похожими на занавески пластами матового льда. Клавэйн с холодной отстраненностью подумал, что это место обладает каким-то зловещим очарованием, – он легко мог представить, как воздух, пролетая сквозь ледяные завесы, создает причудливую музыку, но необходимость найти Фелку подавляла эти фантазии. Он сосредоточил внимание на низком иссиня-черном отверстии тоннеля во льду, в котором исчезали человеческие следы.
– Если этот негодяй затащил ее туда…
Клавэйн крепче сжал ледоруб, включил фонарь на шлеме и шагнул в тоннель. Галиана шла следом. Идти было нелегко, тоннель изгибался, поднимался и опускался на многие десятки метров, и Клавэйн никак не мог решить, имел ли он естественное происхождение – может быть, проплавленный теплой водой подледниковой реки, – или его прорыли вручную много лет назад. Стены были покрыты ходами, разбегающимися во все стороны, словно многократно увеличенный рисунок сетчатки человеческого глаза. То тут, то там Клавэйн различал темные пятна движущихся червей, хотя прекрасно знал, что нужно не одну секунду неотрывно смотреть на них, чтобы заметить какое-то движение. Он тяжело дышал – ходить, согнувшись в три погибели, становилось все болезненней, и тут вдруг тоннель резко расширился. Клавэйн оказался в куда более обширном пространстве.
Они все еще находились под землей, хотя лед над головой светился голубым от проникающего сквозь него дневного света. Ледяная оболочка толщиной не больше двух метров нависала куполом над десятками кубических метров пустоты. Почти отвесные стены из тонкого льда, изрезанные причудливыми узорами, высились над плоским полом, который был покрыт спутанными человеческими следами.
– О, вы решили составить нам компанию, – произнес Иверсон, стоявший возле одной из стен.
У Клавэйна гора упала с плеч, когда он увидел Фелку рядом с каким-то прибором, чье назначение было ему неизвестно. Судя по виду, с Фелкой ничего страшного не произошло. Девочка повернулась к Клавэйну, и ему из-за странной игры света и тени на закрытом шлемом лице показалось, что она старше, чем на самом деле.
– Привет, Невил, – услышал он голос Фелки и двинулся к ней по льду, опасаясь, что вся эта красота обрушится на них в любую минуту.
– Зачем вы привезли ее сюда, Иверсон?
– Хотел кое-что показать. Такое, что обязательно ей понравится, даже больше, чем другие вещи. – Он обернулся к стоявшей рядом фигурке. – Правда ведь, Фелка?
– Да.
– И тебе нравится?
Ответ был очевиден, но он напоминал нормальную человеческую речь гораздо больше, чем все, что Клавэйну приходилось слышать от Фелки.
– Да, мне нравится.
Галиана шагнула вперед и протянула девочке руку.
– Фелка, я рада, что тебе здесь нравится. Я тоже в восторге. Но нам пора возвращаться.
Клавэйн ожидал возражений, какого-то противостояния, но, к его великому облегчению, Фелка как ни в чем не бывало подошла к Галиане.
– Я отведу ее в вездеход, – сказала Галиана. – Хочу убедиться, что у нее нет никаких трудностей с дыханием в этом старом скафандре.
Незамысловатая хитрость, но и этого было достаточно.
Потом Галиана заговорила с Клавэйном – очень коротко, почти бессвязно, но она вложила свои мысли прямо ему в голову.
И он понял, что должен сделать.
Как только они с Иверсоном остались одни, Клавэйн сказал:
– Это вы убили его.
– Сеттерхольма?
– Нет, вы не могли убить Сеттерхольма, потому что вы и есть Сеттерхольм.
Клавэйн поднял голову, и луч фонаря на его шлеме двигался вверх по нитевидному узору, пока тот не сделался совсем зыбким, с неразличимыми деталями, расплывшись в дымку под самым сводом. Так люди обычно любуются потрясающими фресками.
– Невил, сделайте одолжение, проверьте ваш скафандр. Похоже, вам не хватает кислорода.
– С моим скафандром все в порядке. – Клавэйн улыбнулся, восхищаясь тонкой иронией происходящего. – В сущности, именно скафандр и дал мне первую подсказку. Когда вы столкнули Иверсона в расщелину, его шлем отлетел в сторону. Такого не могло случиться, если только он с самого начала не был неправильно закреплен… А этого не могло случиться, если только кто-то не снял шлем уже после того, как вы оба покинули базу.
Сеттерхольм – а Клавэйн не сомневался, что этот человек и есть Сеттерхольм, – лишь саркастически фыркнул в ответ.
– Не ручаюсь за точность, – продолжал Клавэйн, – но вот как мне все это представляется. Вы решили поменяться местами с Иверсоном, потому что у Иверсона не было очевидного мотива для убийства остальных, а у Сеттерхольма определенно был.
– Полагаю, у вас нет предположений о том, каким мог быть этот мотив?
– Дайте время, и я соображу. Но сначала разберемся с одним отдельно взятым убийством. Подделать электронные записи не составляет большого труда. Вы могли даже заменить изображения Иверсона и его медицинские данные на свои собственные, но это только половина дела. Вам нужно было переодеть Иверсона в вашу одежду и ваш скафандр, чтобы мы решили, что найденное в расщелине тело – это ваш труп, Сеттерхольм. Я точно не знаю, как вы это проделали.
– Тогда, может быть…
Однако Клавэйн еще не закончил:
– Но предполагаю, что вы заразили его той же дрянью, которую распылили на главной базе, – pfiesteria, правильно? – а потом вышли вместе с ним наружу. Набросились, опрокинули на лед, стащили с него скафандр и переодели в свой. Вероятно, к тому времени он уже был без сознания. Но тут он начал приходить в себя, или же вы запаниковали по какой-то другой причине. Вы надели ему на голову шлем и столкнули в расщелину. Может, если бы все ограничилось слетевшим шлемом, я бы не зациклился на этом происшествии. Но он не умер сразу и успел процарапать на льду сообщение. Я думал, что он хотел назвать имя убийцы, но оказалось наоборот. Он пытался сказать, кто такой он сам. Не Сеттерхольм, а Иверсон.
– Чудесная гипотеза.
Сеттерхольм взглянул на дисплей в задней части стоявшего рядом с ним прибора. Установленный на треноге, тот напоминал огромный бинокль, направленный под небольшим углом к одной из стен пещеры.
– Иногда гипотеза – это все, что нужно. Кстати, недурная у вас игрушка. Что-то вроде георадара, да?
Сеттерхольм отмахнулся от вопроса:
– Если я – это он, то зачем мне это понадобилось? Просто потому, что я интересовался ледяными червями?
– Это совсем просто, – ответил Клавэйн, надеясь, что в голосе не прозвучит неуверенность. – Остальные не считали червей настолько важными. Только вы видели их такими, какими они были.
Он тщательно подыскивал слова, скрывая свое незнание истинных мотивов Сеттерхольма и пытаясь сыграть на его тщеславии.
– Было бы очень мудро с моей стороны.
– О да, нисколько не сомневаюсь. И вас, должно быть, приводило в отчаяние то, что вы это видите, а остальные нет. Конечно же, вы решили защитить червей, когда поняли, что им грозит опасность.
– Мне очень жаль, Невил, но вам придется подумать еще раз, и усердней, чем прежде. – Сеттерхольм замолчал и похлопал по матово-серебряному корпусу прибора, очевидно, не в силах притворяться, будто не знает, что это такое. – Да, это радар. Он позволяет исследовать внутренние слои на глубине десятков метров с разрешением около сантиметра.
– Что было бы вам весьма полезно, если бы вы изучали червей.
Сеттерхольм пожал плечами:
– Думаю, да. Климатолог, изучающий движение ледников, тоже мог бы добыть с его помощью много полезной информации.
Клавэйн подошел поближе к Сеттерхольму и радару. Теперь ему лучше было видно изображение на дисплее: медленно вращающийся клубок линий, преимущественно зеленых, с более плотными вкраплениями в центре, обозначенными красным цветом.
– Например, Иверсон? Тот, кого вы убили?
– Говорю же вам, что я и есть Иверсон.
Клавэйн снова двинулся к Сеттерхольму, сжимая ледоруб обеими руками, но когда оставалось всего два-три метра, свернул в сторону и подошел к стене. Сеттерхольм вздрогнул, однако не было похоже, чтобы он беспокоился из-за того, что Клавэйн собирается на него напасть.
– Честно говоря, – сказал Клавэйн, поднимая ледоруб, – я не вполне понимаю, что такого особенного в этих червях.
– Что вы задумали?
– А вот что!
Клавэйн со всей силы ударил ледорубом по стене. Этого хватило: слой льда откололся и, словно миниатюрная лавина, с шумом соскользнул вниз, разбившись под его ногами. Каждый из осколков размером с кулак был усеян прожилками червоточин.
– Прекратите! – потребовал Сеттерхольм.
– С чего бы? Какое вам дело, если вы не интересуетесь червями?
Клавэйн ударил снова, обрушив еще один кусок.
– Вы… – Сеттерхольм осекся. – Вы можете по неосторожности свалить все это на наши головы.
Клавэйн снова занес ледоруб, охнув от напряжения. На этот раз он вложил в замах весь свой вес, всю свою ярость, и от стены отлетел обломок размером с его грудную клетку.
– Я готов рискнуть, – заявил Клавэйн.
– Нет! Вы должны прекратить!
– Почему? Это же просто лед.
– Нет!