Британская либеральная «Манчестер Гардиан»: «Страшные потери османских войск. Русское оружие не знает пощады. Снова вернулись ужасные времена Тюренчена. Русские армии торжествуют, а их враги разгромлены. Русская кавалерия – это будто всадники апокалипсиса. Конные эскадроны сопровождают подрессоренные повозки с пулеметами, готовыми смести любого построившегося к бою врага».
Российская «Русские ведомости»: «Решительное наступление двумя клиньями-армиями на Константинопольском направлении. Враг не выдержал и одного дня штурма, его части сбиты с позиций и отступают. Неудержимая кавалерия генерала Келлера вошла в прорыв и наотмашь рубит спасающихся османских аскеров. Как говорил генералиссимус Суворов: Мы русские – какой восторг!».
Болгарская «Державен Вестник»: «Софийская дивизия атакует на нож, и враг бежит. Первые освобожденные болгарские селения. Начисто сожженный турками Свиленград, который еще вчера назывался Мустафа-Пашой, трупы мирных жителей, убитых турками при отступлении, и замешкавшиеся аскеры, застигнутые при совершении злодеяний и повешенные за это на древе, как дети иуды».
Сербская «Политика»: «Сербы, болгары и русские вместе ставят точку в полутысячелетнем османском господстве. Ожесточенные сражения в Косовском крае. Албанские и сербские села горят одинаковым черным дымом, турецкая солдатня оставляет за собой лишь выжженную землю».
9 августа 1907 года, 13:15. Санкт-Петербург, Зимний дворец, рабочий кабинет Канцлера Российской Империи.
Визит австро-венгерского наследника престола к канцлеру Российской империи протекал в тихой и спокойной рабочей обстановке. Впрочем, если бы дядя этого человека узнал, о чем сговариваются эти двое, то схватился бы за голову. Однако все зашло настолько далеко, что в любом случае отделаться шуточками не получилось бы. С проторенной дороги по направлению к общеевропейской бойне мир сворачивал на непроезжую обочину, и его вот-вот должно было изрядно затрясти на кочках и ухабах.
– Первым делом я хотел бы знать обстоятельства своей смерти в вашем мире, – сказал эрцгерцог после того, как поздоровался.
– Не только вашей, но и госпожи Софии, – поправил его канцлер, – в июне четырнадцатого года вас обоих застрелили сербские террористы во время визита в Сараево…
– Так, значит, это было чисто политическое убийство?! – полувопросительно, полуутвердительно произнес Франц Фердинанд. – И главными его виновниками, как я понимаю, были поддерживаемые вами сербы?
– Нет, это не так, – отрицательно покачал головой Одинцов. – Сербии это убийство не принесло никаких бонусов. Она была поставлена на грань существования, и если бы не заступничество держав Антанты, была бы уничтожена полностью. Приказ на эту акцию к боснийским четникам пришел не из Белграда. Как раз за год до того убийства Франция изменила срок срочной армейской службы с двух до трех лет и призвала сразу два возраста, фактически увеличив армию мирного времени в полтора раза. Чтобы на штыках русских солдат вернуть себе Эльзас и Лотарингию, Третья республика отчаянно нуждалась в поводе для развязывания масштабной общеевропейской войны, а жизнь наследника австро-венгерского престола и миллионов солдат по всему континенту оказались разменной монетой. А еще смерть вашего дяди, которая могла предположительно наступить в любой момент, ужасно нервировала все тех же французов и, возможно англичан, желающих ограничить увеличение германской мощи на море. Новый император, то есть вы, грозил так радикально изменить политику Двуединой монархии, что поводы для войны на европейском континенте если не исчезли бы совсем, то изрядно бы поблекли.
– Какая низость и мерзость! – воскликнул наследник австро-венгерского престола. – Впрочем, чего еще ждать от наций, уже отрубавших головы своим королям?
– Такие уж отчаянные люди сидят у власти в Париже и Лондоне – готовые любой ценой добиться предмета своей мечты, – сказал российский канцлер. – Но, как удачно выразился один умный человек, «любую цену обычно платят из чужого кармана». За все должны были заплатить сербы, русские и еще немного – рядовые французы, погибшие во время великой схватки. Англичане же при этом вовсе рассчитывали остаться вне войны, поддерживая Францию и Россию морально и материально. И только обходной маневр германской армии через территорию Бельгии, нарушивший ее нейтралитет, вынудил их изменить намерения. Таким образом, в течение нескольких дней войной оказалась объята вся Европа, а Центральные державы вдобавок оказались вынуждены воевать на два фронта в условиях полной транспортной блокады. А это важно, ибо в настоящий момент ни одна европейская страна не в состоянии обеспечить свои потребности в продовольствии. Англичане и отчасти французы имели возможность ввозить к себе пшеницу и консервированное мясо из Южной и Северной Америки, а Германия и Австро-Венгрия – нет, в результате чего вскоре там разразился настоящий голод, еще одно оружие их врагов. Была надежда на быструю победу, но она не оправдалась. Войска зарылись в землю и ощетинились огромным количеством пулеметов, в результате чего любая атака – что с той, что с другой стороны – оборачивалась огромным количеством жертв, при полном отсутствии результатов. Полки, дотла сгоравшие во время таких попыток наступления, сделались мелкими разменными монетами: их швыряли в топку как дрова во время крещенских морозов, но весь результат вместе с дымом вылетал в трубу. На круг по Европе примерно пять миллионов солдат было убито, десять миллионов стали калеками, а число раненых, которых доктора сумели вернуть в строй, и вовсе не поддается подсчету. И это – быстрая и почти бескровная война, о которой сейчас мечтают все генштабы мира, кроме российского.
– Да уж, жуткая картина… – сказал Франц Фердинанд. – Крайне неприятно осознавать, что причиной такому ужасу стала моя смерть. Такая война может закончиться только тогда, когда будет убит последний солдат.
– По счастью, до этого не дошло, – отрицательно покачал головой российский канцлер. – Главными победителями Центральных держав стали голод и усталость от затяжной войны. Их противники тоже устали, но там хотя бы не было голода, если его не создавали искусственно.
– Что вы имеете в виду, когда говорите об искусственном голоде? – насторожился Франц Фердинанд.
– О, это наша чисто российская заморочка, – ответил тот. – Когда победа антигерманского альянса уже была видна на горизонте, в Лондоне и Париже решили достичь еще одну цель этой войны и избавиться от неудобного союзника. С этой целью франко-британская агентура влияния, внедренная на железную дорогу, организовала продовольственную блокаду столицы. Без всякого объявления забастовки поезда с хлебом просто перестали пропускать в сторону Петербурга. И все это делалось под лозунгами свержения отсталого самодержавия и введения в России самого прогрессивного парламентско-демократического общественного строя. Самодержавие эти господа свергли, однако в результате «отскока от стены» к власти в России пришли такие люди «без страха и упрека», что в Европах схватились за голову. Но было уже поздно, да и спохватились в европейских столицах далеко не сразу.
– Насколько я понимаю, вы сами являетесь идейным потомком тех самых людей «без страха и упрека», – кивнул эрцгерцог, – уж слишком крутой разворот совершила российская политика с вашим приходом, чтобы счесть вас продуктом развития существовавшей прежде системы.
– А вы умны, – усмехнулся российский канцлер, – и я понимаю, почему в Париже так возжелали вашей смерти. Мы одновременно и революционеры, считающие, что правящий класс должен радикально изменить отношение к своему народу, и в то же время консерваторы, которые категорически против разрушения всего и вся до основания. Наш лозунг – это социально-ответственная абсолютная монархия, действующая в интересах своего народа. Поэтому государыня Ольга ведет себя скромно, новых дворцов не строит, бриллиантов не скупает, балов не закатывает, а все возможные средства тратит на борьбу с бедностью, школы, больницы и, конечно же, на армию.
– Вот это-то и шокирует, – вздохнул Франц Фердинанд, – планка этой вашей социально-ответственной монархии задрана так высоко, что достичь ее фактически невозможно, как ни старайся…
– Это оттого, что в России ситуация была крайне запущена, – сказал канцлер Одинцов, – и пришлось принимать экстренные меры, чтобы обстановка не дошла до точки кипения. В других странах Европы все совсем не так. Если что, берите пример с Германии – и все будет в лучшем виде. Кайзер Вильгельм – достаточно социально ответственный монарх для того, чтобы вы могли перенимать его опыт.
– Ну хорошо, – согласился эрцгерцог, – когда я стану императором, то учту это обстоятельство. А теперь все-таки расскажите, при каких обстоятельствах, и по каким, по вашему мнению, причинам распалась Австро-Венгерская империя…
– В том варианте мировой войны пострадали не только династии Романовых и австро-венгерских Габсбургов, – сказал российский канцлер, – трона лишились турецкий султан и кайзер Германии, а в Италии победило такое явление как фашизм, сведшее роль правящего дома к ничего не значащей декорации. Это вам к сведению – чтобы вы понимали, в каком направлении текла история. Едва надломившиеся Центральные Державы начали подписывать с победителями соглашения о временном перемирии, как у них в тылу стали происходить революции, свергающие самодержавие. И если Германия без Гогенцоллернов все равно осталась Германией, то для Австро-Венгрии король-император, единый в четырех лицах, был единственной скрепой. И не было никакой стрельбы и прочих спецэффектов в стиле «штурма Бастилии». Акты о независимости и провозглашение республики подписывали существующие на тот момент парламенты Австрии, Богемии, Венгрии и Хорватии. В одной только Венгрии в итоге всех пертурбаций вместо республики на четверть века образовалось регентство, потому что, даже отвергая вашего племянника в качестве своего короля, венгерское правосознание не могло обойтись без идеи монархии. При этом Галиция присоединилась к восстановленной Польше, Словакия убежала от Венгрии и присоединилась к Богемии, Хорватия и Словения вступили в союз с Сербией, признав своим монархом тамошнего короля Александра Карагеоргиевича, а Трансильвания примкнула к Румынии. Ни хорватам, ни венграм Трансильвании такие присоединения не принесли счастья. И даже словаки в итоге расторгли союз с чехами, чтобы жить отдельными карликовыми государствами. Австрия тоже пыталась присоединиться к Германии, но победители этого не одобрили и вернули это немецкое государство к самостоятельному существованию, чем заложили основу для будущих проблем Европы. Но это, простите, выходит за рамки нашего нынешнего разговора, ибо подобного развития событий мы пытаемся не допустить вовсе…
Эрцгерцог некоторое время в задумчивости молчал.
– Так, значит, причиной столь быстрого и даже катастрофического распада Двуединой Империи стала война? – наконец произнес он.
– В первую очередь, – ответил канцлер Одинцов, – такой причиной была неспособность вашего племянника исполнять объединяющую роль государственного лидера, с которой худо-бедно справляется ваш дядя, несмотря на все его недостатки. Ведь, как я уже говорил, других причин оставаться вместе, кроме общего монарха, у различных частей вашей Империи нет и не предвидится. Ни одна из ваших наций не имеет численного преобладания и не способна взять на себя руководящую и направляющую роль в государственном строительстве, а венгры для этого еще и слишком заносчивы и жадны. Впрочем, этой болезнью страдают не только венгры. Чехи в составе общего государства пытались помыкать словаками, поляки – белорусами и украинцами, румыны – трансильванскими венграми, а сербы с хорватами в рамках единой Югославии жили как кошка с собакой. Хорваты считали сербов дикарями, а сербы хорватов – испорченными сербами. Но это опять же не тема нашего сегодняшнего разговора.
– Да нет, почему же… – покачал головой Франц Фердинанд, – именно об этом я и хотел поговорить. Если при исполнении ваших требований с австрийскими немцами, богемскими чехами и хорватами проблем не предвидится, то венгры в ответ на отделение Хорватии и требования отдать сербские земли могут повторить свою национальную революцию шестидесятилетней давности. Собственное правительство у них есть, армия тоже, так что для них нет ничего проще, чем объявить об отделении от Империи прямо сейчас.
– Тогда прямо сейчас Венгрия может неожиданно оказаться в тех границах, в каких она оказалась в нашем мире сразу после распада Двуединой Монархии, – сказал канцлер Одинцов. – Так венгры могут остаться не только без Хорватии, но и без Трансильвании, Словакии, Воеводины и Баната. Впрочем, Воеводина и Банат не обсуждаются – население там преимущественно сербское, поэтому и отойти эти территории должны Сербии. А остальное… Словакию, не дожидаясь конца вашего правления, можно будет прирезать к Богемии, а Трансильванию выделить в отдельное вассальное княжество, напрямую подчиненное Вене – то есть вам, как австрийскому императору. Есть один молодой, пока почти неизвестный местный уроженец, которого зовут Миклош Хорти – вы вполне можете попытаться произвести его в князья и посмотреть, что из него получится.
– Так, значит, вы, русские, поможете нам с Венгрией? – спросил эрцгерцог.
Одинцов немного подумал, покачал головой и ответил:
– Мы бы не хотели влезать в подавление мятежа гонведов, как в него когда-то влез император Николай Первый. Это раз. С бунтом венгерских феодалов вы должны справиться своими силами. Сербские войска и русский добровольческий корпус могут помочь вам только в очистке от венгров сербских территорий. В остальном – ваше право присоединить Словакию к Богемии и даровать Трансильвании автономию. Плюс хорватский домобран, плюс те венгры, что останутся вам верными как своему королю. Одним словом, мятеж вам предстоит задавить почти без поддержки со стороны. А если этих сил окажется недостаточно, обратитесь к кайзеру Вильгельму. Он непременно поможет… И в таком случае венграм лучше быть паиньками: когда восстание подавляют немцы – это до предела серьезно.
– Господин Одинцов… после своей смерти я планирую завещать Вильгельму Австрийскую корону, – внезапно сказал Франц Фердинанд. – Все равно достойных преемников среди Габсбургов не осталось…
– Вы суверенный монарх, – ответил тот, пожав плечами, – и единственное, что вас может ограничить в этом вопросе, это коллективное мнение австрийских немцев как народа. Что касается отношения России к такому слиянию немецких государств, то это не в моей компетенции. Я доложу этот вопрос государыне Ольге, и она сама выскажет вам свое мнение. Впрочем, предварительно я не вижу причин для отрицательного ответа. Линии, разделяющие в Европе различные народы, не уменьшают, а только увеличивают вероятность большой внутриевропейской войны. А нам этого не надо.
– Благодарю вас, – сказал эрцгерцог, – при поддержке со стороны Германской и Российской империи я, пожалуй, и в самом деле справлюсь с венгерским вопросом самостоятельно…
– Хотите совет? – неожиданно спросил канцлер.
– Да, разумеется, – ответил Франц Фердинанд, – мне уже говорили, что вы дурного не посоветуете…
– Как только покончите с мятежом, – сказал Одинцов, – когда еще не рассеется дым, и вожди мятежников будут раскачиваться в петлях – проведите в венгерском королевстве все необходимые социальные и политические реформы по образцу австрийских. В Австрии сейчас министром-президентом работает господин фон Бек. Это умный человек, и с высоты своего опыта он вам подскажет, что и в какую дырку положено совать.
– Хорошо, – кивнул наследник австро-венгерского престола, – я так и сделаю. У вас, у русских, есть такая поговорка, что не стоит рубить хвост кошке мелкими кусочками. Лучше сразу, и вместе с головой. – Он вздохнул. – И теперь у меня есть еще один вопрос, точнее, просьба. С необходимостью передать Сербии Боснию я уже почти смирился. Но там есть земли, населенные хорватским, а не сербским населением. Нельзя ли разменять их на территории Хорватии, населенные в настоящий момент сербами? А то переселять сербов туда, а хорватов сюда было бы слишком хлопотно и накладно, да и не каждому будет по душе бросать хозяйство, нажитое трудом целых поколений, и начинать все сначала на новом месте.
– Думаю, это можно устроить, – сказал канцлер Одинцов. – Но прежде чем приступать к выполнению нашего общего плана, вам следовало бы побывать в Болгарии в ставке царя Михаила, потом в Сербии встретиться с королевой Еленой, затем заглянуть в Аграм и Прагу. Для царя Михаила и ее величества королевы Елены я дам вам с собой рекомендательные письма, которые обеспечат полную серьезность ваших собеседников. А уж на территории своей Империи вы справитесь как-нибудь сами. И только после того как мы покончим с Турцией и кайзер Вильгельм предъявит ультиматум вашему дяде, вы должны вернуться в Вену, чтобы принять трон. К тому моменту у вас все должно быть готово к тому, чтобы закреплять предварительные договоренности на бумаге…
– Ну, хорошо, господин Одинцов, – произнес эрцгерцог, вставая, – такой исход наших переговоров меня полностью удовлетворяет. А сейчас позвольте откланяться, не смею больше отнимать ваше время.
– До свиданья, – попрощался со своим гостем канцлер Российской империи, – надеюсь, мы с вами еще встретимся и поговорим.
13 августа 1907 года, вечер. Обстановка на Фракийском (Восточном) фронте.
Уроки князя-консорта не прошли для царя Михаила даром. Так что события с начала активных боевых действий развивались стремительно – не в пример тому, как это происходило в другой истории. Тогда болгарская армия после первых побед в Балканской войне продвигалась вперед ни шатко, ни валко, поэтому турецкие войска, даже терпя поражения, имели возможность отступать с рубежа на рубеж в относительном порядке. Но тут все было по-другому.
Операция «Лозенград-2» была осуществлена с ошеломляющей всех быстротой и решимостью. Ее результатом стали не только ужасающие потери в живой силе и утрата всей артиллерии двух турецких армейских корпусов, сосредоточенных на правом фланге Фракийской группировки, но и отступление неуправляемых масс аскеров – причем не в направлении Стамбула или места сосредоточения резервов у Бабаэски, а к недостроенной крепости Одрин. Да это и неудивительно, поскольку перевес сил в этом сражении был почти четырехкратным. На первый и четвертый корпуса османской армии, общей численностью в пятьдесят пять тысяч штыков, навалилась русская Таврическая армия (5-й, 13-й, 16-й и 17-й армейский корпус), имеющая в строю сто тридцать тысяч солдат и офицеров, а также 3-я болгарская армия, в составе которой имелось еще шестьдесят тысяч штыков.
Когда русские и болгарские войска сбили приграничные заслоны и утром следующего дня вышли непосредственно к месту расположения турецкой группировки, они первым делом подняли в воздух привязные аэростаты наблюдения и открыли по турецким позициям ураганный артиллерийский огонь с корректировкой. Турки, расположившиеся на господствующих высотах, и в силу этого считавшие себя в безопасности, были ошарашены столь решительной завязкой сражения. Долбить каменистую почву кирками аскеры не стали, поэтому все их «укрепления» представляли собой стенки из камней, приспособленные для стрельбы из положения лежа. От ружейного обстрела снизу такая импровизированная фортификация защиту обеспечивала, а вот от рвущихся над головами аскеров шрапнелей уберечь не могла.
Ситуация для турок осложнялась тем, что у них не было единого командования. Командир «столичного» первого армейского корпуса Зеки Паша был выше в негласной командной иерархии и претендовал на старшинство в Кыркларельской группировке, а командир четвертого армейского корпуса Ахмет Абук Паша находился у себя дома, в районе постоянного расквартирования, и не желал слушать советы, и тем более приказы от заносчивого стамбульского «варяга». Не в лучшем положении, чем пехота, оказалась и турецкая артиллерия. Она даже и противника не видела, а вот ее позиции русские наблюдатели с аэростатов обозревали до самого горизонта, благодаря чему турецкие батареи неоднократно подвергались уничтожающим артиллерийским налетам, которые убивали артиллеристов, калечили упряжных лошадей и выводили из строя сами пушки. А если бомба или шрапнель, поставленная на удар, попадали в импровизированный склад боеприпасов, то последствия были видны и слышны издалека. Именно артиллеристы под этим беспощадным обстрелом, еще до полудня девятого числа, первыми начали сниматься с позиций, подавая турецкой пехоте пример к безоглядному бегству.
И когда у турок все смешалось, и даже самые храбрые стали оглядываться назад, густые цепи русской и болгарской пехоты ринулись на штурм. Болгары составляли правый фланг и центр, предназначенные для лобового штурма, а русские ударили по левому флангу, смяли его прежде всех остальных и, обойдя Кыркларели по окраинам, перерезали для отступления дороги на Бабаэски и в сторону Стамбула. При этом 5-й армейский корпус должен был продвинуться по дороге в направлении на Бабаэски, а остальные три корпуса Таврической армии разворачивались в направлении Пынархисар-Визе-Сарай-Черкезкёй. Прочие дела с Кыркларелькой группировкой турецкой армии совместное командование доверило болгарам.
Когда для турок оказались отрезаны все пути спасительного отхода и оставлен только путь в мышеловку, болгары еще раз надавили в центре позиции, в результате чего их солдаты ворвались на городские улицы, и началась рукопашная резня. Поняв, что битва проиграна и сейчас их тут всех перебьют, турки неуправляемой толпой – вперемешку аскеры и местные жители – кинулись в бегство по дороге на Одрин-Эдирне, а болгарские солдаты догоняли их и кололи в спины штыками насмерть. Пленных на этой войне не брали, ибо для болгар она была справедливой и освободительной против многовековых угнетателей. И цифры потерь – турки потеряли тридцать тысяч аскеров, а русские и болгары пятнадцать тысяч солдат – на самом деле были гораздо более разительными. У русских и болгар общее число убитых и смертельно раненых не превысило и трех тысяч человек, у турок же среди потерь выживших не было, потому что раненых и упавших от усталости людей в синих мундирах и красных фесках болгарские солдаты закалывали штыками. Такую ненависть в химически чистом виде выработали к себе турецкие угнетатели, подавляя многочисленные восстания христиан и устроив против них резню-джихад.
Все это бесчинство прекратилось только с наступлением темноты. Ночи в это время стояли безлунные, и только это дало возможность спастись остаткам разгромленной турецкой группировки. При этом отступали турецкие аскеры в направлении крепости Одрин, которую к тому моменту с другой стороны уже обошли войска генерала Плеве. Там, на западном фасе Фракийского выступа, действовали: русская Бессарабская армия (7-й, 8-й и 9-й армейские корпуса), первая болгарская армия и сводный кавалерийский корпус генерала Келлера, общей численностью в сто семьдесят тысяч штыков и сабель. Этот удар русских и болгарских сил пришелся в пустоту, ибо основное наступление велось вдоль правого берега реки Мерич (Марица), где у противника имелись только слабые заслоны.
При этом главные силы турок – второй и третий корпуса османской армии общей численностью все те же пятьдесят пять тысяч человек, а также восьмитысячный гарнизон недостроенной крепости Эдирне – располагались на левом берегу, перекрывая старую, еще римскую, дорогу и железнодорожную магистраль, по которой до начала боевых действий курсировал знаменитый «Восточный экспресс». Но фронтальные атаки на Эдирне только имитировались, а удар на правом фланге принес русской и болгарской армиям сокрушительный успех. Быстро смяв относительно слабые заслоны, русская и болгары продвинулись вперед. При этом болгары начали выстраивать вокруг главной группировки турок юго-западный фронт окружения, проходящий по большей части по руслу реки, а русская армия, выбросив вперед кавалерийский корпус, форсировала ниже по течению обмелевший Марич и вышла в глубокие турецкие тылы, где ее никто не ждал.
И вот в самый разгар Лозенградского сражения эта вырвавшаяся вперед русская кавалерия неожиданно обрушилась на ничего не подозревающий резервный корпус турецкой армии, расположившийся в городе Бабаэски. Это соединение, состоящее исключительно из редифа старших возрастов, турецкое военное министерство сформировало, поскребя в последний раз по сусекам в ближних и дальних окрестностях столицы, поэтому в нем попадались аскеры шестидесятилетнего возраста и офицеры, которым за восемьдесят. К тому же уровень оснащенности стрелковым оружием (винтовки Маузера образца 1871 года) среди аскеров этого корпуса едва достигал шестидесяти процентов, ибо мобилизационные запасы к моменту формирования резервных частей второй очереди уже были исчерпаны. Боеспособность такого соединения, набранного только ради увеличения численности Восточной армии, была сомнительна с самого начала, поэтому этот корпус и держали во втором эшелоне – там, где при нормальном стиле ведения войны он никак не мог подвергнуться опасности быть втянутым в бои.
Основной задачей аскеров-пенсионеров было поддержание порядка в тылах Восточной армии и очистка территории от нежелательного болгарского элемента. После недавних восстаний, беспощадно подавленных османской солдатней, основную массу христиан во Фракии составляли греки, а так как Греция с Османской империей не воевала, то их было велено не трогать, ну разве что иногда, для острастки. Так что руки у турецких «дедушек» были по локоть в невинной крови. И вот на место их расположения налетает злая русская кавалерия и начинает пластать вмах всех встречных в красных фесках, в то время как злое ворчание канонады, в направлении которой непроизвольно поворачивались все головы, доносилось совсем с другой стороны. На пути русских кавалеристов к этому месту попадались сожженные болгарские села, поэтому пленных не брали: одинаково рубили, невзирая на возраст, и пытавшихся оказать сопротивление, и тех, кто бежал. Двадцать пять тысяч кое-как вооруженных седобородых стариков смогли занять делом кадровых кавалеристов генерала Келлера не более чем на два часа.
Таким образом, когда к полудню десятого числа к Бабаэски одновременно стали подходить передовые пехотные части 5-го и 7-го армейских корпусов, первая фаза Фракийской операции, заключавшаяся в блокировании и окружении основных сил османской восточной армии, была уже завершена. При этом 5-й армейский корпус, продвинувшись еще на десяток километров в направлении Одрина и, сомкнувшись флангами с болгарскими армиями, переходил к обороне на внутреннем фасе окружения, а части Бессарабской армии продолжили развивать наступление в направлении на Стамбул, сбивая будто кегли выдвигающиеся навстречу отдельные турецкие части. И отдохнувшая полные сутки в Бабаэски русская кавалерия опять была впереди всех. Вперед, вперед и только вперед. Пыль вздымается из-под солдатских сапог и конских копыт; и ездовые на бочках-двуколках – самые важные люди в армии – подвозят к марширующим в направлении Стамбула колоннам тепловатую питьевую воду, без которой в это жаркое засушливое время смерть и людям, и коням.
Началась так называемая «гонка к Чаталже», когда решалось, кто первый подойдет к этому рубежу – русская армия или османские регулярные резервы, спешно перебрасываемые из Палестины и Месопотамии, несмотря на то, что Кавказский фронт так же неумолимо продвигается на запад. При этом русским войскам до Стамбула требовалось пройти двести километров, а турецким регулярным – полторы тысячи, и ответ, кто скорее, был очевиден для всех, кроме султана и его подчиненных. Поблизости от фронта в наличии у османского командования имелся только один второй временный корпус из Западной Анатолии, состоящий исключительно из обученного по стандартам прошлой русско-турецкой войны и плохо вооруженного редифа. И даже эти резервы к назначенному сроку успевали дойти только до Стамбула. К вечеру тринадцатого августа передовые части русской армии, измотанные форсированными маршами, встали на трехдневный отдых. Кавалерия – почти под самой Чаталжой, Таврическая армия дошла до Черкезкёй, а Бессарабская – до Чорлу.
Окруженные в крепости Эдирне турецкие войска за это время предприняли две попытки прорыва из окружения. Штурмуя позиции пятого армейского корпуса, они понесли тяжелые потери, после чего атаками болгарских армий были загнаны обратно в крепостную группировку, под прицел подтягиваемых к Эдирне русских осадных орудий. Такой дури, как в прошлой истории, когда на первом этапе осады болгары, не имеющие осадной артиллерии, от безысходности обстреливали крепость винтовочными залпами, на это раз не наблюдалось. Теперь все будет по-другому, ибо осадные пушки, участвовавшие в прошлой русско-турецкой войне, до сих пор адекватны решаемым задачам. Только тяжелые снаряды, которыми они швыряются, начинены уже не черным порохом и даже не влажным пироксилином, а трехкомпонентной взрывчаткой, по мощи даже превосходящей чистый тротил.
Тогда же. Обстановка на Македонском (Западном) фронте.
На македонском фронте болгарская восьмая Тунжанская пехотная дивизия при поддержке местных четников-ополченцев в тяжелом сражении под Куманово разгромила турецкий Кумановский отряд (19-я дивизия низама и Ускупская дивизия редифа), захватив тыловые запасы всей Западной армии. Численно силы были равны, но при этом болгары были лучше вооружены и более мотивированы. Они сражались за свою свободу, а целью турок было сохранить свое чувство превосходства над безответными неверными. Хотя, какое уж тут превосходство… Век на дворе отнюдь не пятнадцатый и не шестнадцатый, и теперь редкая война не оборачивается для Турции сокрушительным поражением от тех самых «неверных». Вот и оглядываются аскеры по сторонам – не пора ли смазывать пятки. Сила-то не на их стороне.
И в то же время сербы и черногорцы, вкупе с местными четами и албанскими повстанцами, в Косовском крае атаковали главные силы турецкой западной армии, состоявшие из трех корпусов: пятого, шестого и седьмого. Там генеральное сражение пока только назревало, ибо турецкая армия, неразумно разделившаяся на части, пыталась собраться в один кулак, чтобы вырваться из захлопывающейся западни, а их противники изо всех сил пытались им в этом помешать и навязать сражение, пока враг находится в меньшинстве.
Пятый корпус регулярной турецкой армии, самый боеспособный из всех (три дивизии низама и только одна редифа), двигавшийся на выручку гарнизона Шкодера, натолкнулся на упорное сопротивление черногорцев и местных албанских повстанцев, развернулся и с потерями стал пробиваться обратно, а черногорцы и албанцы повисли на нем как собаки на медведе. Засады, обстрелы, минные фугасы на горных склонах… местные тут знают каждую дырку, в отличие от пришлых турок.
Два других турецких корпуса – шестой и седьмой, включающие в себя три дивизии низама и четыре редифа (шестьдесят тысяч штыков) – выжидали подхода пятого корпуса в районе Урошеваца. К востоку от главной турецкой группировки находится стотысячная первая сербская армия, на соединение с которой с севера двигается сорокатысячное сербо-черногорское войско, только что закончившее зачистку от турецких гарнизонов северного Косова, включая Приштину, а с юга в район грядущего сражения уже спешит восьмая тунжанская болгарская дивизия и приданная ей кавалерийская бригада. Именно болгары перекрывают туркам путь к спасению, затягивая на их шеях тугую удавку окружения.
Если союзники по Балканскому альянсу успеют соединиться раньше, то сто семьдесят тысяч против шестидесяти при качественном превосходстве оставят от двух турецких корпусов только мокрое место. Если подкрепление раньше подойдет к туркам, то тогда, прикрывшись сильными арьергардами, они смогут попытаться прорваться основными силами через боевые порядки болгар. Если командующий Западной армией паша попытается вырваться из западни до подхода пятого корпуса, то успех не гарантирован, потому что после отвлечения сил на арьергарды войск может просто не хватить для прорыва, даже при некотором численном превосходстве. Ведь драться эти дети Иблиса (болгары) будут насмерть – в надежде на то, что сербы усилят натиск, сомнут арьергарды и спасут своих братьев-славян, поэтому атаковать болгар нужно при соотношении сил два против одного, и даже больше. И только тогда, быть может, спасется хоть кто-то, а иначе с гарантией гибнут все.
Поэтому по извивающейся горной дороге на соединение с главными силами спешит пятый турецкий корпус, слегка растрепанный и ощипанный, но непобежденный. Спешит болгарская и сербо-черногорская пехота, марширующая наперегонки со временем, и спешит охотничий (добровольческий) диверсионный отряд под командованием королевича Георгия и полковника Слона, состоят в котором по большей части безбашенные черногорцы. Нагруженные взрывчаткой и ручными пулеметами Мадсена, они торопятся туда, где ведущая «напрямик» через горный массив узкая дорога (почти тропа) проходит через горное ущелье с обрывистыми склонами. Когда через это место пойдут турецкие аскеры, люди Слона подорвут заложенные в горный склон заряды, вызывающие массированную осыпь, а потом сверху вниз начнут расстреливать мечущихся турок из пулеметов. Если все пойдет по плану, то удастся сорвать вражеский план, и пятый турецкий корпус как раз успеет к шапочному разбору, когда спасать в основных силах Западной армии уже будет некого. После чего командующему корпусом, стоящему перед превосходящими силами неприятеля во враждебной стране, надо будет делать выбор: умирать или сдаваться на милость победителя.
14 августа 1907 года, раннее утро. Косовский край, окрестности горной деревни Джезерк.
Запасной королевич и поручник сербской армии Георгий Карагеоргиевич.
Когда я узнал, что задумал оберст Слон и его слонятки, то сказал, что обязательно пойду с ними, потому хочу видеть это собственными глазами и делать своими руками. На самом деле армией командует генерал Путник, а я при нем как украшение стола: игрушечный поручник-королевич, задача которого – кивать заведенным болванчиком. План битвы уже готов, и как только с севера, со стороны Приштины, подойдет объединенный сербо-черногорский корпус, а с юга – болгарская Тунжанская дивизия, македонские ополченцы и кавбригада, турецкой Западной армии настанет кирдык в компактной упаковке. То есть большую братскую могилу мы можем организовать им прямо сейчас, но это потребует слишком больших потерь среди наших солдат, а на это не согласна моя сестра. Елена у меня добрая и считает, что как можно больше сербских мужчин должны вернуться живыми к своим семьям. Она требует, чтобы мы воевали не только за счет нашей непревзойденной сербской храбрости, но и с помощью всего того, что может способствовать победе. То есть, если врагу самому пришла в голову блажь разделиться на части, то нам, наоборот, необходимо соединиться в один кулак и последовательно разбить части врага, пользуясь решающим превосходством.
Но для успеха этого начинания требовалось сделать так, чтобы к нам подкрепления пришли, а к врагу не успели. Однако ни у кого не было ни одной здравой мысли. Ускорить движение наших полков тогда не представлялось возможным: они только привели себя в порядок после боев за Приштину и шли к нам со всей возможной скоростью. Болгары перед этим тоже участвовали в тяжелой битве, и прежде чем выступать, им следовало похоронить убитых и обиходить раненых. И тут оберст Слон раскинул перед нами карту и сказал, что у него есть план, которому позавидует любой мистер Фикс. Чтобы задержать продвижение турецкого корпуса, который ушел на выручку гарнизона Шкодера, а теперь возвращается обратно, ему нужны храбрые люди, вьючные лошади и много-много взрывчатки, а остальное у него имеется. Когда господин военный советник (а именно такой была должность полковника Рагуленко в сербской армии), рассказал о своей задумке, то воевода Путник не стал возражать. Партизанскими набегами войны, конечно, не выигрываются, но когда противники застыли друг против друга в неустойчивом равновесии, то даже незначительные по силе акции способны изрядно повлиять на конечный результат.
И в этот момент я сказал, что иду с отрядом Слона. Генерал Путник сначала возражал – ведь именно он нес ответственность за мою голову перед отцом и Еленой. Но оберст Слон сказал, что все тщательно продумано и никакой особенной угрозы моей жизни нет. Возглавлять полк в штыковой атаке, размахивая перед строем револьвером или обнаженной саблей, не в пример опаснее – но для этого существуют рядовые офицеры, которых в сербской армии и без меня пруд пруди. Судьба моя была решена. Генерал Путник нашего военного советника уважает, но говорит, что хотел бы лично встретиться с тем человеком, которого оберст Слон просто и коротко называет «Командир». Я имею в виду русского князя-консорта, за три прошедших года так вымуштровавшего русскую армию, что она теперь бьет турок и в хвост, и в гриву. После Тюренчена в офицерской среде авторитет у него и его царственного друга Великого князя Михаила был почти непререкаемый, и им удалось то, что никогда не получилось бы при старой системе.
И самое главное – это то, правящей сейчас в России команде удалось прорвать блокаду Сербии. Теперь мы не изолированный союзник России, а дальний балканский фланг единого фронта против турок и австрийцев. И когда будет покончено с Западной турецкой армией, всеми остальными делами в Македонии займутся болгары, а нам, сербам, придет время разворачиваться на север, против Австро-Венгрии.