Честь – это прежде всего долг.

Приписывается Пятиликому





Пролог




«Мудрец менее всего одинок тогда, когда он находится в одиночестве». Хорошо всем известная мудрость, которая пришла из глубины веков. Еще с тех времен, когда люди были подобны богам и могли двигать горы силой мысли. Ладно, шучу. Никогда они не были им подобны и в дальнейшем не станут – слишком мелочны. И силой мысли могут сдвинуть только себя. Например, с уютного кресла перед камином. В котором пляшут веселые языки пламени, а слева от кресла – столик с бутылкой неплохого бренди и единственным бокалом.

Ну и к чему мне лишние, если гостей я не жду?

Когда на улице несколько дней идет холодный весенний дождь, который пропитал сыростью все, что только можно пропитать, почему бы перед сном не посидеть в кресле. Общаясь с единственным собеседником – бренди. Лениво размышлять о бренности бытия. И еще о том, насколько все в жизни сложилось замечательно. Причем настолько, что, если в следующее мгновение в мою скромную обитель заглянет старуха с косой, я ей даже обрадуюсь ничуть не меньше, а возможно, даже больше, чем если бы сюда внезапно заявилась какая-нибудь моя подружка.

Стук в дверь застал меня в тот самый миг, когда в голове практически полностью сформировалась весьма интересная идея. Ничего нового в ней нет, но мне она показалась довольно заманчивой. А что, если плюнуть на все и отправиться на север? Вскоре там должна разразиться война, и, полагаю, пополнить ряды гусар мне удастся легко. Прибыть в ставку к маршалу Гийому и сообщить: решительно изъявляю желание стать одним из доблестных воинов короля. Нисколько не сомневаюсь, он непременно пойдет навстречу. В кавалергардах меня тоже будут рады видеть. Но их дневные расходы приблизительно равны той сумме, на которую приходится содержаться месяц. Плюсы? Представляю лица моих кредиторов, когда они узнают!

Пожалуй, это единственный плюс. Зато минусов хоть отбавляй. Холод, грязь, никогда толком не выспишься, отвратительное питание, и еще месяцами придется обходиться без женского общества. Да, провинциалочки бывают весьма и весьма милы, но их родители почему-то уверены, что столичные нравы рано или поздно приведут весь мир в бездну. Помимо того, придется содержать слугу на то скромное жалованье, которое мне положат. А других источников дохода нет и в ближайшее время не предвидится. Сама война? А что можно иметь против нее? Достойное занятие для настоящих мужчин, когда появляется возможность покрыть себя славой. Украсить грудь множеством красивых орденов и даже геройски погибнуть, возглавляя атаку или прикрывая отход. Единственное, она идет не постоянно. Стычки, не говоря уже о сражениях, на любой войне происходят не слишком часто. В остальное же время – те самые минусы, которые и перечислил. К тому же мне понадобится лошадь. Гусар без лошади – что может быть смешнее? И вот ее как раз у меня нет. Когда тебе двадцать пять, ты достаточно молод, но уже обладаешь способностью рассуждать здраво. Золотой возраст!

В этот самый миг плавное течение моих мыслей, изредка перебиваемое очередным глотком бренди, стук в дверь и перебил.

– Открыто! – не соизволив даже сдвинуться с места, громко сказал я.

Единственным достоинством комнаты был камин. Иначе пришлось бы частенько просить хозяйку дома, усиленно молодящуюся даму лет тридцати пяти, о жаровне с углями. Залечь без нее в холодную постель было бы пусть и маленьким, но подвигом. Всерьез подозреваю, мадам Эвансе не прочь согреть ее и собственным телом, но у меня принципы. И один из них гласит: Даниэль, если об этом факте узнают твои знакомые, насмешек не избежать. Не в лицо конечно же – на это ума у них хватит. Но они непременно будут за глаза.

Думаю, нет нужды заявлять о том, что Даниэль – это и есть я. Даниэль сарр Клименсе. Дворянин с родословной, тянущейся с тех самых времен, когда люди были подобны богам и могли передвигать горы силой мысли. Немножко философ, чуточку поэт, в какой-то степени музыкант и еще человек, который умеет владеть шпагой. Пожалуй, это единственное, что я умею делать по-настоящему.

Когда скрипнула открываясь дверь, я молил небеса о том, чтобы гостем оказалась не Эмилия. Любая другая – Эстер, Полиан, Валери, Клара… кто-то еще, но только не она. Ведь в этом случае мне придется покинуть чертовски уютное кресло. С другими будет проще: притворюсь больным и слабым настолько, что любое неосторожное движение может привести к внезапной кончине. С Эмилией такой ход не сработает. Она обязательно вытащит из кресла. По ее глубокому убеждению, все болезни в мире случаются в связи с тем, что в организме застаивается кровь. Не исключено, что и танцевать с ней придется. Как будто ее визит не закончится танцами в постели, она еще та затейница.

И потому с облегчением перевел дух, когда обнаружил на пороге мальчишку-посыльного.

– Что там у тебя?

В руках у него как будто бы ничего не было. Но это совсем не означало, что сейчас он не залезет рукой под плащ и не извлечет очередное напоминание о просроченном платеже от одного из моих многочисленных кредиторов. И он действительно туда полез. Чтобы явить миру письмо, которое никак не может быть уведомлением. Все ростовщики, складывается такое впечатление, соревнуются друг с другом, у кого оно будет выглядеть солиднее. Яркий конверт плотной бумаги с вензелями по углам, сургучные печати в двух или трех местах. И обязательно фасция, которая светится в темноте. Однажды у меня мелькнула мысль, что, если содрать весь сургуч с подобного рода уведомлений, коими один из ящиков стола забит полностью, а затем сдать его в канцелярской лавке, должно хватить на обед в самой модной столичной траттории. Без излишеств конечно же, но вполне достойный. Собственно, сургуч – весь мой капитал, который запасен на самый черный день.

– Давай сюда! – И снова я даже не пошевелился.

Мальчишка с огромным сомнением взглянул на свои заляпанные грязью сапоги, с которых успела набежать небольшая лужица, но после моего требовательного взгляда все же сделал три необходимых шага, чтобы передать письмо. Я не видел его никогда прежде. Но судя по тому, что удостоверяться он не стал, посыльный меня знал точно. Ничего удивительного. Когда в Гладстуар прибыл заезжий мастер фехтования из соседней Баравии, поглазеть на наш поединок собралась чуть ли не половина столицы. Королевский симфонический оркестр, выступая на площади, столько не собирает народу, хотя в нем играют лучшие музыканты Ландаргии. Хотя что тут удивительного? Чтобы наслаждаться настоящей музыкой, необходимо ее понимать. Или немного в ней разбираться. Оценить талант композитора и мастерство исполнителей. В случае с поединком все куда проще. У мужчин руки непроизвольно дергаются так, как будто они сами отвели чужой или нанесли собственный разящий удар. Женщины тоже находят себе удовольствие. «Ах, какой он красавчик! (Это не про меня). А как он двигается! Как будто танцует!» (Без ложной скромности: вряд ли у кого-нибудь получается лучше.) И так далее.

Сам поединок на шпагах представляет собой попытку двух баранов выяснить – чей вертел острее? Они даже не бараны, потому что куда глупее них. Кому-нибудь приходилось видеть, чтобы эти животные дрались лишь для того, чтобы первым оказаться на вертеле?

Кстати, наша схватка с заезжим маэстро закончилась предсказуемо. Во всяком случае, для меня. Я дал оппоненту возможность показать себя во всей красе, чтобы зрители смогли оценить его искусство фехтования в полной мере. Затем быстро и особенно не утруждаясь завершил дело. Нет, смертью моего противника все не закончилось, все-таки не дуэль. И потому на кончиках шпаг имеется довольно большой наконечник. Размером с крупную сливу и примерно такой же формы. Но если нанести укол в чувствительную часть тела, закончится тем, что твоего визави уведут под руки или вовсе унесут на носилках. Именно сие с ним и случилось. Что я от этого выиграл? Да ровным счетом ничего. Пригоршню золота, которую пришлось раздать на следующий день для погашения (хотя бы частичного) многочисленных долгов. И восторженный рев толпы, который давно уже мне привычен и особых эмоций не вызывает. Если вызывает вообще.

«Нет, все-таки зря отказался от кареты», – размышлял я, шагая вслед за посыльным и стараясь разглядеть под ногами на булыжной мостовой очередную выбоину, которая обязательно наполнена водой. И не вляпаться в навозную кучу, что будет еще хуже. Все-таки спешим мы не куда-нибудь, а в приличный дом, где собрался едва ли не весь свет столицы Ландаргии. Пусть о моем визите его хозяин даже не подозревает, и вряд ли он ему будет рад.

Шли недолго, минут пятнадцать. Чтобы наконец-то добраться до конечной точки нашего путешествия – поместья сар Штраузенов. Настоящего дворца, как и положено, окруженного решетчатой, художественно выполненной литой оградой. А также тщательно ухоженным парком, который и сейчас, ранней весной, выглядит великолепно.

Что уж говорить о самом дворце! Построенный в стиле позднего классицизма, из мрамора трех цветов – белого, красного и матово-черного, он смотрится немногим хуже, чем дворец самого короля, Эдрика Великолепного. Которого в узком кругу иначе как Эдриком Плюгавым и не называют. И тому имеются все основания. Хотел бы я иметь такой же? С заставленными дорогой мебелью гигантскими залами, стены которых сплошь увешаны полотнами мастеров прошлого, с собственным театром, несколькими выездами, толпой лакеев в дорогих ливреях и всем остальным прочим, что имеется у сар Штраузенов? Несомненно. Готов ли ради всего этого ударить палец о палец? Не дождетесь.

Я бывал здесь достаточное количество раз. Все-таки мое происхождение и незапятнанная репутация открывают двери в большинство столичных домов, не говоря уже о провинции. Да что там большинство – во все. За исключением резиденции Эдрика Плюгавого. Куда, собственно, и не стремлюсь.

Звучащую в доме музыку мы услышали далеко на подходе. Соната ля минор Вагрунди. Он, безусловно, новатор, но на мой дилетантский вкус, с негармоническими созвучиями не поскромничал. Как бы там ни было, становилось понятно: на балу наступил перерыв. Под такую музыку не танцуют, ее слушают. А это значит, в любой момент может представиться возможность столкнуться с людьми, встреча с которыми не доставит никакого удовольствия. Но я знал, на что шел.

– Вам сюда, – указал посыльный на одну из дверей. И, в который уже раз взглянув на меня восторженно, исчез.

Когда-то мне такие взгляды доставляли удовольствие. Особенно в том случае, когда они принадлежали молодым симпатичным дамам. Времена эти миновали три года назад. После того как один незнакомец размазал меня, как сопливого мальчишку, взявшего в руки шпагу неделю назад. Благо свидетелей при этом не оказалось. Что совсем не умалило моего в себе разочарования: до той поры я считал, что достиг в искусстве фехтования если не небывалых высот, то многого. С той поры я значительно прибавил в мастерстве. И все же нисколько не сомневаюсь, что при новой встрече незнакомец размажет меня все с той же легкостью.

Дверь подалась легко, даже не подумав скрипнуть. Еще бы, управляющий в доме суров к своим подчиненным до жестокости, и от его глаз не способна скрыться и новая трещина на каменной плите в чулане на кухне.

Я попал в ту часть дома, которая обычному гостю недоступна. Если пройти по коридору до первого поворота направо, на противоположной стороне небольшого холла будет неприметная лестница. Четыре пролета, снова коридор, каких-то полста шагов, и перед вами окажутся двухстворчатые двери, ведущие в рабочий кабинет хозяина. Таким путем в него попадают те гости, общение с которыми господин сар Штраузен желает сохранить в тайне. Или, во всяком случае, соблюсти ее видимость.

Но мне туда не нужно. Как нет необходимости и во встрече с ним. Мой путь короче, ведет он на второй этаж и закончится за куда более скромной дверью.






Глава первая




Клаус при моем появлении вскочил на ноги. Что ему совсем не пристало как сыну хозяина дома и единственному наследнику одного из самых влиятельных в королевстве Ландаргия лиц. Мало того, он еще и зачастил скороговоркой:

– Здравствуй, Даниэль! – Радость его была искренней. – Извини, что мне пришлось обставить все именно так. При других обстоятельствах я бы сам к тебе пришел с просьбой.

«Так ли уж обязательно практически полностью копировать содержание своего письма?» – слушая Клауса, подумал я.

Пришлось перебить, иначе извинения затянутся надолго:

– Все нормально, Клаус. Кстати, даже рад нашей неожиданной встрече.

Он взглянул на меня с подозрением: не оторвал ли в действительности от каких-нибудь неотложных, или хуже того – приятных дел? Например, свидания с очередной дамой. Которыми, по его глубокому убеждению, я и занимаюсь все свое свободное время. Что, впрочем, не так уж и далеко от истины.

Но не сегодня. Хандра – она такая штука, которая может взять за жабры практически любого. И причин для нее найдется множество. Отчасти завидую тем, кто постоянно находится в хорошем настроении, что бы с ними ни случилось и как бы плохо ни шли дела. Сегодняшний вечер я решил посвятить именно ей. И в качестве молчаливой приятельницы выбрал бутылку бренди. Отличный собеседник, который понимает без слов. И не пытается утешить или, хуже того, учить жизни. Таких у меня больше нет. Признаться, женщины помогают нисколько не меньше, но они слишком требовательны к вниманию. И иногда говорливы так, что вскоре только и мечтаешь о том, чтобы их визит поскорее закончился.

– Сигара? Кальвадос, коньяк, джин?

Клаус плавно повел рукой, указывая сначала на столешницу, где помимо всего другого расположились хьюмидор, коробка с тонкими кедровыми палочками и пепельница. Затем себе за спину, на небольшой, но переполненный бар.

Комната, в которой мы находились, кабинетом не была. Небольшая гостиная, целиком и полностью принадлежащая Клаусу, – его отец сюда не заглядывает. Год назад мы славно в ней надрались. Причем так, как не напивались никогда прежде ни он, ни я. Молча, ибо в словах не было смысла. Да и какие они могли бы найтись у меня, чтобы его утешить? Когда выяснилось, что трепетная, но совсем небезответная любовь Клауса – та еще ветреница. А какие он строил планы! Вплоть до того, чтобы сбежать с Матильдой куда-нибудь на край света. Жить с ней душа в душу весь остаток жизни и, как говорится, умереть в один день. Справедливости ради, на какие именно средства он собирался существовать, он не знал, так далеко его мечты не заходили. Наверное, ему казалось, что все решится само собой. Ну да, когда тебе двадцать и ты являешься единственным наследником одного из самых богатых людей королевства, подобные мысли в голову не приходят. Деньги – они у тебя есть всегда. Их дают при малейшей просьбе, ими одаривают по любому поводу. А еще тебе нет нужды оплачивать жилье, одежду и пропитание. И все же Клаус весьма неплохой парень и совсем неизбалованный, что даже немного странно.

Должен сказать, отец Клауса, господин сар Штраузен, до сих пор мне благодарен за ту историю. Нет, конечно же не за попойку, когда мы с его сыном умудрились нализаться до положения риз. За другое. Он почему-то считает, что именно я открыл глаза Клаусу, кто есть на самом деле Матильда. Оттого и затеял самую настоящую беспощадную пьянку. Которая, кстати, подействовала. Клаусу, когда тот пришел в себя, стало намного легче. И с тех пор он вспоминает Матильду не иначе как с легкой усмешкой: это же надо было мне на такое сподобиться! Все далеко не так. Во-первых, мне было неизвестно, что помимо Клауса Матильда встречается еще с одним или даже с двумя господами. Ну и главное, знай я это, мне никогда не хватило бы духу открыть ему глаза. Или даже намекнуть. И тем не менее сар Штраузен считает, что все произошло именно так.

Конечно же его отцу для единственного отпрыска виделась совсем другая пара. Не актриса, пусть и примадонна, но девушка из приличной и не беда что обедневшей семьи. Он даже допускал мысль, что партия будет не совсем удачной в том смысле, что не получится породниться с одним из тех семейств, которые имеют в королевстве большой вес. Политический или финансовый. Что, впрочем, одно и то же. Это не мои домыслы – собственные слова сар Штраузена.

– Спасибо. Хотя, пожалуй, от глотка бренди не откажусь.

Судя по тому что Клаус не приступил сразу же к делу, почему бы и нет? Тем более бренди в его доме с собственных виноградников. Где оно производится только для нужд семьи. Ну и где тут удержаться от соблазна? Время от времени Клаус поглядывал на напольные часы, определенно дожидаясь срока. Но пока молчал, и потому заговорил я:

– Слышал, ты разделал под орех Кадильяка? Причем так, что не дал ему ни единого шанса.

– Было такое, – довольный, он улыбнулся.

По той самой причине, что мои слова нельзя было трактовать иначе как комплимент. По мне, довольно сомнительный – чтобы справиться с Кадильяком, никакого искусства не требуется. Но зачем Клаусу об этом знать? Всего-то несколько слов, а как человеку стало приятно!

– Даниэль, ну не мог же я подвести такого учителя! – Он попытался вернуть комплимент мне.

Его учителем я могу называться с огромной натяжкой. Так, дружески звенели клинками пару сотен раз. Я больше от скуки, ну а Клаус считал, что таким образом берет уроки мастерства. Помимо тех, которые дают ему его собственные учителя. Однажды он признался, что мечтает если не достичь моего уровня, то приблизиться к нему хотя бы наполовину.

Все куда сложнее, Клаус. У меня тоже когда-то были учителя, да и сейчас я фехтую практически каждый день, пытаясь подняться на очередную ступень. Но самое главное заключается в ином. Стоит мне заставить себя услышать в голове одну из любимых мелодий, как начинаю предугадывать действие оппонента за долю мгновения до того, как он его совершит. Казалось бы, время мизерное и уместится между биениями сердца, когда оно работает на пределе. Но не тогда, когда вы стоите лицом к лицу со своим противником и у каждого в руке шпага.

Путем продолжительных многолетних тренировок вы научитесь владеть шпагой быстро, даже молниеносно. С одного взгляда начнете понимать, что представляет собой ваш визави. В чем его сильные стороны, а в чем он откровенно слаб. Вы уйдете от его выпадов рефлекторно и так же рефлекторно увидите брешь в обороне, куда и направите свой удар. Но вот перед вами противник, который равен. Равен во всем. Его или ваша собственная ошибка будет означать проигрыш той или иной стороны. И чтобы заставить ее совершить, существует множество финтов и уловок. Когда, реагируя на его ложное движение, вам уже не удастся защититься от настоящего, потому что возможности человеческого тела небезграничны. Ну а если вам понятно, чем атака закончится и каково будет ее продолжение, станете ли вы обращать внимание на уловки? Сомневаюсь. Справедливости ради, с несколькими противниками может и не сработать по той самой причине, что у нашего тела есть предел. Моя маленькая тайна, которой я ни с кем не собираюсь делиться. И если уж быть до конца честным, иногда меня берет сомнение, что эта способность является не даром, не талантом или чем-то еще, но есть не что иное, как результат многолетней интенсивной практики с лучшими мастерами, с которыми мне посчастливилось иметь дело.

И еще. Тот незнакомец, который опустил мое самомнение с небес на самую что ни на есть землю, действовал так, как будто мог предугадать мои действия не на какие-то там мгновения – секунды. И он был куда быстрее меня. Меня спасло лишь то, что он не собирался убивать. Даже не догадываюсь, по какой именно причине. Полночь, темный переулок, вокруг ни души… но не стал.

Кто он? Житель Гладстуара, прибыл в столицу из провинции, иностранец, в конце концов? Понятия не имею. Низко надвинутая на глаза шляпа, темный плащ, который он не удосужился сбросить, настолько был уверен в себе, и ни единого произнесенного слова. По которому можно было хотя бы примерно узнать о нем хоть что-то. Произношение, акцент, какие-то другие особенности речи… У меня довольно приличный музыкальный слух. Помнится, однажды выиграл пари, когда отличил шпагу толенской школы от валнийской. Две самые знаменитые на сегодняшний день оружейные мастерские. Отличил их по звону за спиной. Шпага, что была у незнакомца, звучала как обычная железка. Такие изготавливают сотнями рядовые мастеровые, но те мастера, кто обязательно оставит на клинке принадлежащее ему клеймо, с презрением отбросят подобный материал далеко в сторону. И все-таки я благодарен ему, таинственному незнакомцу, который поставил меня на место. Щенка, поверившего в собственное превосходство над всем и вся, который в любой момент мог поплатиться за это жизнью.

– Даниэль, ты меня слушаешь?

– Извини, задумался, – и потому пропустил начало пояснений Клауса, почему он просил меня прийти. – Если тебя не затруднит, начни сначала.

Любой другой мог бы обидеться или рассердиться, но не Клаус. Несмотря на свои немного за двадцать, он все еще большой ребенок.

Временами восторженный настолько, что удивляет. И заставляет вспоминать, был ли я сам таким в его годы? Чтобы тут же ответить: не был и в куда более юном возрасте. Даже когда еще были живы отец и мать. И еще я в такие моменты думал о том, какая именно Клаусу нужна жена. В идеале – твердо стоящая на земле, а не витающая в небесах женщина, пусть и немного властная. Иначе найдет себе в пару такую же, как и сам. Способную восторгаться красотой проплывающих в небе облаков, ахать от трелей птиц и украдкой утирать слезу, внезапно пролившуюся от переполняющего душу восторга при звуках музыки. Словом, та, которая станет ему надежной опорой.

– Готов? – перед тем как начать заново, предложил Клаус. И, дождавшись моего кивка, начал.



Клаус умолк, и я налил себе бренди. Теперь, когда все стало понятно, можно себе позволить. Нечто подобное и предполагал.

– Даниэль, узнай отец, он будет чрезвычайно зол, – извиняющимся тоном сказал Клаус. И это говорит человек, который собирался сбежать вместе с возлюбленной вопреки его воле! – А просить кого-то другого… Да и кого именно?

Пришлось его успокоить:

– Все правильно сделал. Даже не сомневайся.

Последние слова были обязательными. Иначе он при своей мнительности начнет видеть то, чего нет и в помине.

– Единственное, Клаус, мне хотелось бы устроить с ним встречу так, чтобы избежать своего появления на людях. Где-нибудь в укромном уголке, если это возможно.