— Останови! — кричу я и парень ударяет по тормозам.

— Тише. В чём проблема? — зло спрашивает он, пока я открываю дверцу машины, утягивая за собой сумку, и выхожу на обочину дороги.

Зак всё ещё сидит в машине и смотрит на меня, словно на психа.

— Я поймаю другую машину. Ты можешь ехать. не забудь свои десять баксов! — кричу я.

Он выглядит шокированным, а затем смеётся.

— Залезай в машину, ребёнок. — Парень говорит это так, словно всё это — шутка, словно я сама шутка. Ненавижу, когда он зовёт меня так или называет словом «малыш».

— Я не ребёнок и не малыш. Ты всего на год старше меня, и если видишь во мне только ребёнка, то это делает тебя педофилом, поскольку ты несколько месяцев пытался залезть ко мне в трусы, — ору я.

— Что я сделал? — ничего не понимая, спрашивает он.

— Ты не заткнулся. Я всего лишь хотела доехать до автостанции без длинных разговоров, без лекций, без советов — просто поездка. Не знаю, может, это полнолуние или ещё чего, но ты ведёшь себя не как мой знакомый Зак. Зак, которого я знаю, забрал бы свои десять баксов, врубил бы радио и заткнулся, чёрт возьми, и ожидал бы от меня того же. Итак, тот парень сказал бы мне забираться обратно в машину? Потому что этот парень меня реально выбешивает.

Зак качает головой и улыбается.

— Или я мог бы уехать со своими десятью баксами и оставить тебя на попечение полиции или какого-то серийного убийцы. — Он пожимает плечами с безразличным и таким знакомым самодовольством.

— Это уже что-то, — говорю я с лёгкой улыбкой.

Я запрыгиваю обратно в машину, и, как и посоветовала, он врубает радио в случайном порядке, иногда напевая, когда начинается одна из его песен. Краем глаза наблюдаю за парнем. Иногда забываю, что Зак здесь вырос и знает о людях столько же, сколько и я. Но он такой разный, и иногда я забываю об этом. А временами такое чувство, словно он с другой планеты.

Когда мы наконец добираемся до автостанции, Зак выключает музыку.

— Ваша остановка, моя леди.

— Ты сегодня был таким странным. Мне это не нравится, — говорю я, прежде чем выпрыгнуть из машины и закрыть дверь.

Он наклоняется ко мне.

— Тебе во мне нравится всё.

Закатываю глаза.

— Осторожнее, Зак. Если бы я не знала тебя лучше, то подумала бы, что начинаю нравится тебе как девушка. Ну, не только моя потрясная задница, но и я сама.

— Я определённо буду скучать, если тебя отошлют в интернат, — отвечает он.

— Не собираюсь я ни в какой интернат. Мне просто пришлось бы сбежать и жить с тобой, так как теперь я знаю, что ты любишь меня и все такое, — дразнюсь я.

Он закатывает глаза, но я замечаю, что щёки краснеют, и у меня самой в животе появляются маленькие бабочки. Зак качает головой и показывает мне средний палец, прежде чем выехать на дорогу.

Дорога в Чикаго должна была именоваться адской поездкой. Когда ты берёшь сорок человек, большинство из которых часами не принимали душа, добавляешь орущих детей и помещаешь их всех в автобус, где почти нет свежего воздуха, то сам нарываешься на неприятности. Единственная вещь, которую я могу частично назвать нормальной, — это когда я два часа сидела одна, а это было не так уж и долго. В качестве соседки на оставшиеся три часа поездки мне попалась болтливая, сидящая на стероидах Кетти, у которой было худшее дыхание в мире.

Когда я выбралась из автобуса, то поблагодарила Бога за возможность дышать свежим воздухом без запаха десяти разных одеколонов, пота и грязных памперсов. Затем я сразу же осознала, что больше не в моём маленьком городке в Мичигане. Даже автобусная остановка отличалась от нашей. Когда наши остановки — это просто пара лавочек, играющая на задворках фоновая музыка и один таксофон, стоящий в центре, эта остановка была просто суматошной. Тут есть игровые автоматы, десяток кафешек и обменный киоск. Каждый, казалось, так спешит, что меня чуть не сбили с ног несколько раз. Это похоже на сцену из фильма: люди везде, они все разных рас, с разными причёсками и одеждой, которую я ещё никогда не видела. Это захватывающе, но немного пугающе, и на мгновение мне даже стало страшно. Неужели я похожа на маленькую деревенскую девочку, которая не выбиралась дальше получаса езды от дома одна и которая теперь оказалась посреди одного из самых больших городов Америки с тридцатью долларами в кармане, адресом на письме и одеждой в рюкзаке? Подхожу к лавке с хот-догами, а в очереди стоит уже шесть человек.

Живот урчит. Полседьмого утра, но я не вижу ничего, что бы выглядело так, словно там подают завтрак. Забавно, что никто не выглядит уставшим или только что проснувшимся, а вот я чувствую себя зомби. Очередь движется быстро, я хватаю свой хот-дог и съедаю больше половины, ещё прежде чем выхожу с автобусной станции. К счастью, на выходе стоит целая парковка такси, готовых отвезти тебя, куда только захочешь. Осматриваю лица водителей, стоящих рядом с машинами и замечаю маленькую пухленькую испанку рядом с одной из них. Я обхожу остальных водителей и спрашиваю женщину, свободна ли она.

— Конечно, дорогая. Поехали. — Она запрыгивает в машину, а я же забираюсь на заднее сидение и роюсь в рюкзаке в поисках адреса, понимая, что лучше нужно было его выучить.

— Куда направляемся? — спрашивает она, как раз, когда я нахожу конверт.

— Вот, пожалуйста, — говорю я, протягивая конверт.

Она хихикает.

— Эванстон. Это будет где-то час езды отсюда. — Женщина смотрит на меня через зеркало заднего вида.

— Отвезете? — спрашиваю я, пытаясь звучать мило и невинно.

— Милая, я отвезу тебя хоть в Нью-Йорк, если ты захочешь туда поехать, но вопрос в том, есть ли у тебя такие деньги? Поездка туда будет стоить примерно двадцать пять баксов, — со смешком говорит она.

— Двадцать пять долларов? Вы шутите? — в неверии спрашиваю я.

— Ага, и это только потому что дороги не очень забиты.

Я стону. Эта поездка вычистит мои сбережения за последние два года. В Клередоне я могла бы нанять личного водителя на целый день за двадцать пять долларов.

— Ты неместная, верно? — смеётся таксистка.

Чувствую, как в животе затягивается узел. Не хочу, чтобы это было так очевидно, так что вместо ответа зарываюсь в сумку.


— Всё в порядке. Отвезите меня туда, пожалуйста, — говорю я, протягивая ей двадцать долларов.

Она широко улыбается.

— Мне нравятся такие девушки.



* * *



В Клередоне всё выглядит одинаково. Конечно, некоторые дома немного больше остальных — ты можешь сказать, какой дом стоит дороже, а кто не заботится о состоянии своего жилища, — но здесь всё по-другому. Первые десять минут мы проезжали дома выше, чем я когда-либо видела, они были так ярко освещены, словно жили собственной жизнью. Затем мы миновали длинные здания поменьше, где-то на два-три этажа, а потом таксистка сказала, что мы направляемся в пригород. А там дома выглядели точно, как в Клередоне — одни большие, другие маленькие, но всё относительно одинаковые. Однако, чем дольше мы ехали, тем сильнее всё менялось. Отчётливая разница между тем, что я видела и что вижу сейчас. Даже если в городе некоторые дома больше этих, здешние маленькие домики стоят больше.

— Кого ты приехала увидеть, милая? — спрашивает женщина.

— Сестру. Она на выпускном курсе в Нортвестене5, — отвечаю я.

— Она, должно быть, очень умная. Нортвестерн — потрясающий университет, — восхищаясь, говорит она. — Мы в нескольких кварталах от адреса, который ты мне дала.

— В этой местности, в смысле, здесь жить очень дорого? — спрашиваю я.

Таксистка хихикает.

— Детка, я могу работать по двадцать часов в сутки, и то не смогу себе позволить однокомнатную квартиру в этом районе.

Как Джиа оказалась в таком месте? Не думаю, что папа смог бы обеспечить ей обучение и проживание здесь, даже если бы был жив. Может, у неё есть соседка? Разве Мартин зарабатывает столько, чтобы присылать ей чеки на проживание?

Мы подъезжаем к дому в самом центре квартала. Он не такой большой, как дома вокруг, но всё ещё прекрасный, особенно для простой студентки. Когда я в последний раз разговаривала с Джиа, она сказала, что только начала работать на каком-то факультете в своём университете.

— Всё в порядке, юная леди?

— Да, спасибо, — говорю я, выбираясь из машины.

— Счастливо, — прощается таксистка, прежде чем тронуться с места и оставить меня на обочине дороги, надеюсь, перед домом моей сестры.

Я карабкаюсь по ступенькам и уповаю на то, что она будет рада меня видеть. Я не видела её с Рождества прошлого года, хоть она и писала мне письма. А я вроде как забыла написать ответ на несколько последних писем. Я даже не открывала их. И действительно жалею об этом сейчас. Я нажимаю на дверной звонок и начинаю переминаться с ноги на ногу.

— Иду. — С другой стороны двери раздаётся её голос.

Сейчас едва половина восьмого. Мне и вправду повезло, что она не ушла в университет или на работу. Дверь открывается и передо мной стоит сестра, одетая в белую блузку и джинсы. Ещё так рано, но она, похоже, уже приняла душ и накрасилась. Джиа немного смущённо смотрит на меня.

— Ты забыла, как выглядит твоя сестра, — шучу я.

— Гвен! — говорит она, почти сбивая меня с ног объятиями.

— Ты забыла, как я выгляжу!

Она отступает на шаг и смеётся, когда распускает мои волосы по плечам.

— Ну, эм, это всё большое расстояние.

Я забыла, что покрасилась в каштановый с того времени, как мы виделись последний раз.

— Да, больше не маленький клубничный тортик.

— Вау, ты так сильно изменилась, — произносит Джиа, больше пораженная цветом моих волос, чем тем фактом, что я нахожусь в пяти часах езды от дома, на пороге ее дома. Так и быть.

— Могу я войти? — шутливо спрашиваю я.

— Конечно! — Она тянет меня за руку в дом.

Всё такая же прекрасная Джиа. Здесь чисто, светло, без излишеств, всё на своём месте.

— Добро пожаловать в мой дом, сестрёнка. — Она закрывает за нами дверь.

— Спасибо, — говорю я, снимая рюкзак.

— Тебе нравится здесь? — Она убирает свои длинные тёмные волосы с одного плеча на другое.

Кондоминиум — не предел моих мечтаний, и она, конечно, это знает, но слова Зака о том, что я иногда бываю сукой, всё ещё вертятся в голове. Я всегда считала себя честной и, возможно, немного эгоцентричной, но вокруг кого должна крутиться твоя жизнь, если не вокруг тебя?

— Он идеально тебе подходит, — с широкой улыбкой говорю я.