— А дальше?
— А дальше пришел какой-то мальчуган. Лет десять, ну, двенадцать, это от силы. Что-то там он ей говорил, потом уселся рядом. Может, знакомая, откуда мне знать. Потом взял за руку и поднял. День был ясный, как сейчас помню. Повел ее под ручку, будто кавалер какой. А куда пошли — тут и соображать нечего. — Он кивнул в сторону Города между мостами.
Отсюда, в осаде ледяных таранов и катапульт, город выглядел довольно жалко. Шпили церквей вздымались в небо, как руки в мольбе о помощи.
— Теперь ты знаешь все, что знаю я. Больше мне сказать нечего. Не мешай. Держать огонь в узде — занятие не хуже, а может, и важнее других. Но ты и сам это знаешь, судя по твоей физиономии.
3
Настойчивый стук вытолкнул его из беспорядочного сна.
Эмиль Винге встал и пошел к двери. Мальчишка-посыльный из дома Индебету. Наверняка незаконный сын кого-то из полицейских. Или кто-то сжалился над уличным бродяжкой, дал пару рундстюкке — тоже не исключено.
Светлые волосы взлохмачены, вряд ли мыл голову за последние пару месяцев. Одет не по погоде, под носом — хрустальная вожжа соплей. Видно, что обрадовался поручению — бег помогает согреться.
— За вами послали. Ждут в Топорном переулке.
— Погоди пять минут… впрочем, нет, незачем тебе ждать. Беги назад, скажи, сейчас приду.
Винге зажег свечу. Пришлось несколько раз покачать вправо-влево часы Бьюрлинга, чтобы крошечные бриллиантики на циферблате поймали свет. Начало шестого. Сырое утро, занятое не столько своими весенними обязанностями, сколько воспоминаниями о прошедшей зиме.
Оделся, набросил пальто и спустился в переулок. Темно, еле-еле светит один-единственный фонарь — остальные уже высосали ночной рацион масла и погасли. Город между мостами по-прежнему не принимает его всерьез. Хотя он и научился кое-как разбираться в паутине переулков, то и дело приходится останавливаться на развилке и вспоминать: а дальше как? Направо? Налево? Он уже давно обнаружил: самый лучший ориентир — Мушиный парламент. Если запах есть — значит, ветер южный. Нет запаха — северный. А сегодня, как назло, — холодно, но ни ветерка.
В Топорном переулке его уже ждали констебль и с ним еще двое. Эмиль одного из них видел и раньше, но попытка вызвать в памяти имя окончилась полным провалом. Наверняка растерянность отразилась и на физиономии. Второго видел впервые.
— Юханссон. Мортен Юханссон.
Констебль шагнул вперед. Его подручные, должно быть, такого низкого ранга, что и представляться не должны. Но умеренно уважительные взгляды бросать не забывают. Перешептываются о чем-то. За глаза они называют его Привиденьице. Брата называли Призрак дома Индебету, значит, сам он у них числится рангом ниже. Так, наверное, смотрят на только что заболевшего чумой буржуа.
Он повернулся к их начальнику.
— Посмотрите, господин Винге. — Он показал в сторону.
На мостовой лежит тело. На лицо наброшен плащ.
— Кто-то треснул его так, что череп чуть не пополам. Сигвард и Беньямин поспрашивали — никто ничего не видел и не слышал. Довольно странно… если драка, обычно находятся свидетели. Шум, ругань — как не поглядеть в окно. Первое развлечение. А без свидетелей — пиши пропало. Так бы послал за могильщиком и успокоился. Но поговаривают… вы вроде бы видите то, что другие не видят. — Он улыбнулся, то ли уважительно, то ли насмешливо.
— Кто его нашел?
— Парень из ночной стражи. Уже домой собирался, последний обход. Примерно с час назад. Говорит, чуть не споткнулся.
— Он так и лежал, когда вы пришли?
— Ну да. Сдвинули малость с дороги. На сажень, не больше.
Просить не пришлось — полицейские без всяких просьб отошли в сторону и начали раскуривать трубки, с интересом поглядывая за его действиями.
Винге обратил внимание, что один из помощников констебля дрожит от холода: рубаха на голое тело. Он махнул ему рукой — иди грейся, ты здесь больше не нужен. Откинул плащ. Покойник лежит на спине. На вид лет пятидесяти. Пустой, мертвый взгляд. Почти лысый. На голове рана с запекшейся кровью, довольно небольшая — кровоизлияние в основном подкожное. Рана небольшая, а черно-синяя гематома почти во все темя.
Винге обшарил карманы. Кисет плохо завязан — в кармане полно табачной крошки. Карманные часы — покривившиеся стрелки под разбитым стеклом. Кошелек на поясе брюк. Потряс слегка — зазвенели монеты.
Это не ограбление, прошептал Сесил. И вряд ли драка, если учесть возраст убитого и его одежду.
Эмиль резко обернулся — никого. Констебль подался было к нему, но он покачал головой — нет, ничего. Показалось.
Да, одежда вполне приличная, у него наверняка было на что ее купить. И ночевал не под забором. Что еще? Что еще, Сесил?
В драке обречен: вряд ли смог бы себя защитить.
Эмиль посмотрел на покрытую грязью мостовую.
— А дождь шел, когда вы его нашли?
— Еще какой! Будто сам Господь горшок опрокинул.
Посмотри повнимательней, прошептал Сесил.
Эмиль отошел на пару шагов и соскреб верхний слой глины. Полицейские что-то зашептали друг другу. Одобрение или насмешка? Скорее, одобрение. Он их не разочаровал. Даже тот, в рубахе, никуда не ушел, а смотрел во все глаза. Ни с того ни с сего обхватил себя руками и начал насвистывать простенькую мелодию — Эмиль слышал ее не раз от собутыльников. Забавный пересказ библейского сюжета о Ное, сочиненный давным-давно и неизвестно кем.
Чуть повыше по склону — подъезд с крыльцом в несколько каменных ступенек.
Посмотри там. Посмотри на земле, на стене, на ступеньках. Думаю, он сидел там.
Сесил прав. Не так-то легко увидеть. На мореной древесине — маленькие черные пятна. Приложил палец — остался красный след, будто раздавил божью коровку. На верхних ступеньках лестницы под козырьком, там, куда не заливал дождь, — такие же следы.
Налево, налево… глянь налево.
На булыжнике рядом с крыльцом — маленькие белые черепки.
Ага… теперь загляни ему в рот.
Эмиль, то и дело оскальзываясь на мокрой брусчатке, вернулся к покойнику. Приоткрыл рот и заглянул. Темно, как в могиле. Морщась от отвращения, залез пальцем, оглянулся и крикнул:
— Можете дверь открыть?
Один из помощников кивнул и постучал. Выглянула заспанная старуха. Винге отодвинул ее в сторону, зашел в дом и поднялся по лестнице на чердак. Приложил ухо и услышал то, что ожидал. То усиливающийся, то ослабевающий шорох. Крысы. Сотни крыс.
— Зерно он там держит, зерно. Овес, кажется…
Констебль кивнул одному из помощников, тот поднялся по лестнице, отодвинул Винге в сторону и налег на дверь.
Влажный, застоявшийся воздух, полутьма, повсюду мелькают тени крыс. Клад, доставшийся им, слишком драгоценен, чтобы позволить людям вмешаться в пиршество. Полицейский хлопнул в ладоши, несколько раз топнул ногой — почти без результата. Только те из грызунов, кто был поближе, отбежали на несколько шагов. Остальные и ухом не повели.
Черт с ними, с крысами. Эмиль достал из влажного джутового мешка горсть овса, понюхал. Пахнет плесенью. Поднял голову — с потолка все еще капает, хотя дождь уже больше часа как кончился. Глаза привыкли, и он различил чуть поодаль, за мешками, позеленевший от плесени люк на крышу. Отодвинул засов и толкнул. Жестяной прямоугольник, проскрипев на петлях, плашмя грохнулся на скат. Посмотрел вниз — слегка закружилась голова. Прямо у него над головой — массивная, черная от копоти балка. Эмиль знал ее назначение: подъемное устройство. С нее спускают канаты, когда втаскивают крупную мебель на второй, третий и четвертый этажи. На конце болтается канат с крюком.
Винге спустился с четвертого этажа, прошел по склону, даже не взглянув на убитого, наклонился над канавой и очень быстро нашел, что искал: грязный дубовый чурбак. Живо представил цепь приведших к трагедии нелепых случайностей и с горечью подумал: как мало надежды, что в один прекрасный день ему удастся найти исчезнувший след Тихо Сетона.
Помахал констеблю.
— Это не убийство. Несчастный случай. Довольно странный, но все же несчастный случай.
Полицейские переглянулись.
— Он сидел вон там. — Винге показал на крыльцо. — Вернулся из кабака или с Баггенсгатан[3], этого мы не узнаем. Решил передохнуть, выкурить трубочку. Может, даже задремал с трубкой в зубах — по крайней мере, во рту полно осколков, а остальные валяются вон там, у крыльца. Зерно на чердаке давно сгнило, на досках дюймовый слой пыли. Краном давным-давно не пользовались. Если спросите хозяйку, наверняка расскажет: да, крыша течет, товар сгнил, постоялец махнул на него рукой. Возможно, даже в суд собирался подать… Короче, вон тот дубовый чурбак сорвался с крюка прямо ему на голову. Петля перетерлась, на нем кровь, можете пойти посмотреть сами. Ночь была ветреная, это я заметил, еще когда спать ложился. Весит чурбак лисфунт[4], не меньше. А дальше покатился по склону в канаву. Возможно, человек этот умер сразу, и тело скатилось вниз. Или успел сделать несколько шагов и потерял сознание. Крови немного, сами видите — типично для тупой травмы. Капли крови на ступеньках, на мостовой, в грязи… вы бы и сами заметили, если б не дождь.
Винге показывал то на крыльцо, то на крышу, то на канаву, а констебль кивал и исправно вертел головой.
— Если б не дождь… — повторил он. — Вот это да! Это же… сколько совпадений.
Случайность не признает математической логики, шепнул Сесил.
— Мир не был бы таким странным, если б в нем то и дело не происходили странные вещи.
— А кто виноват?
Безнадежно. Пустое.
Вот как… Сесил уверен: суд ничего не решит.
— Если есть желание, можно попробовать разделить ответственность между купцом и сдатчиком, но это вряд ли куда приведет. Несчастный случай и называется несчастным, потому что его нельзя предвидеть. Если вы расскажете родственникам все как есть, они могут подать в суд, если пожелают.
Констебль потер небритый подбородок.
— Вот как… ну-ну… спасибо за помощь.
Эмиль кивнул, повернулся и пошел домой. Трое полицейских пустились в обсуждение увиденного. Краем глаза заметил, как незнакомый, грустно качая головой, пересыпает в руки знакомого монеты: видно, побились об заклад.
А сам Эмиль никак не мог унять раздражение. В чем его заслуга? Следовал подсказкам на языке, которого не знает ни один человек в мире. В том числе и он, Эмиль Винге. Но, не зная слов, он этот язык понимает.
Люди из Индебету переглянулись.
— У меня аж мурашки по коже…
— Не говори. Если хочешь совершить преступление — лучше дождаться, пока его засунут в сумасшедший дом.